— Давай на первый раз подсажу.
Петя сел верхом, несмело натянул поводья. Зорька задрала голову, удивлённо насторожила уши.
— Да куда ж ты тянешь! — расхохотался Колька. — Или хочешь её на дыбы поставить? Отпусти поводья. Вот так. Поехали! — и легонько стегнул кобылу длинной хворостиной. — Держись, Петя, сейчас на галоп перейдём.
— Не спеши на галоп! — прикрикнул на Кольку дед. — Пусть немного пообвыкнет!
Пете часто приходилось ездить в «Победах», «ЗИМах» и «Волгах», но никогда он не испытывал такого захватывающего и гордого чувства. Почему-то хотелось кричать, гикать и свистеть. Теперь только он понял, почему мальчишки проносились по улице верхом с такими счастливыми и возбуждёнными лицами. Он бы тоже закричал и захлопал в ладоши, да вот беда — нельзя бросить поводья.
Лошадь мотнула головой, отгоняя назойливых слепней, и побежала рысцой. Петю начало трясти. Ему показалось, что его посадили на острую перекладину, с которой он сползал то на одну, то на другую сторону. А что, если попробовать вот так? Ох, ещё хуже!.. Что же делать?.. Петя всё ещё возился на спине у Зорьки, а та, свернув направо, поскакала через луг напрямик к табуну. Теперь она уже сама перешла на галоп.
Петя чувствовал, что сию минуту слетит на землю, и, чтобы не упасть, бросил поводья и вцепился обеими руками в конскую гриву. Все страшные мамины предупреждения мигом пронеслись у мальчика в голове. «Только б не под копыта, только б ничего не сломать!» — с ужасом думал он, чувствуя, как скользит его тело вниз и уж ничто не сможет удержать его в равновесии…
Упав на траву, Петя вскочил на ноги, но не побежал ловить лошадь. Он был твёрдо уверен, что в таких случаях человек обязательно должен что-нибудь сломать, и с испуганным лицом начал быстро себя ощупывать. Но, к его удивлению, всё было цело.
— Что стоишь! — подбежал к нему Колька. — Лови Зорьку!
В тоне приятеля не было и тени испуга или тревоги. Он вёл себя так, словно Петя упал не с лошади, а со стула.
— Я же упал, — с невольным упрёком за то, что на его беду не обращают внимания, ответил Петя.
— Велика важность — упал! Давай лови кобылу, а то скоро стемнеет.
Разрезвившуюся Зорьку поймать было нелегко. На выручку пришёл дед. В руке у него была краюшка ржаного хлеба. Лошадь потянулась к хлебу, и старик ловко схватил её за уздечку.
— Если она опять перейдёт на галоп, не бросай поводья, а натягивай их покрепче, — учил, дед внука. — Ты лошадью должен командовать, а не она тобой.
На дворе уже начали сгущаться сумерки, когда Петя наконец слез с лошади. Земля колыхалась у него под ногами, голова слегка кружилась, а растёртые ноги так ныли, что мальчик едва переступал ими.
— Ну как? — весело ухмылялся Колька. — Теперь знаешь, что такое затируха?
— Знаю… — ответил Петя и повалился на разостланный дедом плащ. — А как же завтра? Я и ходить не смогу, не то что ездить.
— Перегодить придётся — Москва не сразу строилась, — заметил дед. — Главное, ты коня узнал, теперь наука легче пойдёт.
— А Зорька хорошая лошадка, — сказал с благодарностью Петя.
Несмотря на боль в ногах, он всё же поднялся, отломил краюшку хлеба, густо посолил её и понёс кобыле, которая паслась неподалёку. Лошадь взяла хлеб, ласково пощекотав ладонь бархатными губами, и, как показалось Пете, вопросительно посмотрела на него. Ну, а дальше, мол, как? Если будешь почаще угощать хлебцем, то я тебе послужу, друзьями будем.
Ярко запылал костёр. Мальчики поближе придвинулись к огню, затихли. Там, за яркой чертой света, начиналась загадочная, таинственная ночь со своими задумчивыми звуками, насторожёнными шорохами, мягким мерцанием звёзд. Но Петю больше не пугала темнота, сейчас он даже не замечал её, а думал о чём-то своём, и эти мысли были приятные и успокаивающие.
Состязания
Старший Гаврюшкин брат Семён с готовностью принял предложение быть судьёй. Сопровождаемый целой ватагой болельщиков, новоиспечённый судья отправился выбирать трассу для соревнования. Стараясь усложнить её, Семён нагромождал одно препятствие на другое и когда в конце концов объявил о своём решении, то даже на Гаврюшкином лице появилась растерянность.
Около пяти километров предстояло проскакать верхом, перебравшись через два неглубоких оврага, затем два километра нужно было бежать по пересечённой местности, причём на пути у бегущих Семён умудрился найти довольно густую заросль колючего терновника. Велогонщики должны были проехать три километра и в конце пути переправиться через довольно широкий ручей с топким, заболоченным левым берегом. И, наконец, пловцы бежали до крутого берега, прыгали с обрыва, переплывали реку, и только после этого кончались препятствия.
Если Гаврюшка был смущён предстоящими трудностями, то что же говорить о Пете! Он даже не знал, какой вид соревнования выбрал бы сам, если б ему предложили выбор, — все в одинаковой мере страшили его.
Петя ещё раз попытался было отказаться, но Колька заметил с подчёркнутой строгостью:
— Запомни, ты не только себя опозоришь, а и всех нас!
О, если б дело заключалось только в нём, в Пете! Именно страшно было за ребят. А что он, Петя, подведёт всю команду, мальчик в этом не сомневался.
Тень от широкой кроны столетнего дуба не могла укрыть и половины болельщиков, собравшихся здесь с самого утра. Крику и спорам не было конца. Но вот появился Семён. Он вёл под уздцы двух лошадей. Под дубом воцарилась глубокая и торжественная тишина. Семён взобрался на пенёк и объявил условия соревнования. Соревнующиеся могут пользоваться любым способом для достижения цели. Не пожелавшим преодолевать препятствия разрешалось обойти их, хотя при этом значительно удлинялся путь. Допускалось даже сооружение каких-либо переходов через препятствие, если соревнующийся надеялся сэкономить на этом время.
Петя слушал рассеянно. Он задумчиво смотрел на далёкий лес, вдоль которого проходила трасса, и на душе у него было так тяжело и безрадостно, что ему хотелось плакать.
Но вот уже всё выяснено и оговорено, Семён написал жребии, смешал их в картузе и потряс им в воздухе.
— Ну, орлы, тяните своё счастье!
Мишка Щука, к сожалению, вытащил не плавание, а верховые скачки, зато Кольке выпал бег. Гаврюшка и Петя одновременно опустили руку в картуз. Гаврюшка ещё держал свой жребий нераскрытым, а Петя уже прочёл свой:
— Велогонки!
Гаврюшка заглянул в свою бумажку и, торжествуя, прищёлкнул языком:
— У меня тоже! Это мне с парашютистом соревноваться. Ха-ха-ха! Да я буду только одной ногой вертеть и то обгоню Петуха!
Петя, чтобы не слышать больше насмешек, сел на велосипед и поехал к своему месту, откуда им с Гаврюшкой предстояло начать гонки.
Семён роздал флажки — эстафеты, Митька и Мишка Щука, размахивая ими, уселись верхом. Семён выпалил в воздух из пугача, и кони понеслись.
Петя взобрался на дерево и, прикрыв от солнца глаза ладонью, начал всматриваться в даль. Гаврюшка примостился на ветке повыше.
Два всадника в голубой и красной майках несколько минут скакали рядом, затем голубое пятнышко отделилось и начало медленно, но упрямо отдаляться от красного.
— Молодец, братишка! Жми, Митька, на всю железку, жми! — торжествующе закричал Гаврюшка.
Вот всадники спустились в овраг, и, как показалось Пете, их не было видно целую вечность. Затем появился Митька. Он уже спускался во второй овраг, а Мишка только появился из первого. Гаврюшка заулюлюкал и засвистел с таким азартом, точно надеялся, что его услышат всадники.
Петя хотел уже было слезть с дерева, но в это время Митька вынырнул из оврага и, подскакав к Вовке Мандрыкину, передал ему эстафету, Вовка голубым шаром покатился в степь. Колькина красная майка одиноко маячила в отдалении.
«Всё пропало, — устало подумал Петя. — Теперь даже Колька не поможет делу».
Но Колька, по-видимому, не собирался сдаваться. Получив от Мишки эстафету, он припустил так, что Петя невольно замер, не в силах оторвать взгляд от бегущих.
Ах, Колька! Ну и молодчина! Пожалуй, догонит Гришку, прежде чем тот достигнет терновых зарослей, и первый нырнёт в кое-как проделанный проход. Нет, не успел… Но что это?.. Неужели Колька решил обежать заросли кругом? Это ж добрых полкилометра крюку. Теперь Петя не видел ни Гришки, ни Кольки, но слезать с дерева не смел. Кто раньше появится на поляне перед ними — Колька или Гришка? Петя не отрываясь впился взглядом в рощу и не заметил, как на поляну вынырнула тоненькая фигурка Кольки.
— Слезай! — закричал тот, подбегая. — Слезай, чёрт!
Петя спрыгнул с дерева, и в ту же минуту Колька сунул ему в руку флажок!
— Дуй, Петух! — закричал он. — Наша возьмёт!
Уже вскочив на велосипед, Петя краешком глаза увидел, как только сейчас, осторожно раздвигая колкие ветки, вылез из кустов Гришка.
«А может, и успею», — мелькнула у Пети неожиданная надежда, и, закусив губу, он изо всех сил налёг на педали.
Прошло несколько длинных, томительных минут. Впереди золотой чешуёй заблестел на солнце широкий ручей. К его низкому и болотистому берегу спускалась узкая тропинка, по обе стороны которой подымались густые травы. Местами берега заросли тростником и рогозом. Сразу видно было, что перебраться через этот ручей будет нелегко. А где же Гаврюшка? Петя оглянулся, и руль едва не выскользнул из его рук. Гаврюшка катил в пяти метрах от него.
— Посторонись, парашютист! — прерывисто дыша, крикнул тот и, едва не сбив Петю, обошёл его.
Первым Петиным желанием было бросить бесполезные гонки и, махнув на всё рукой, забраться в шалаш и постараться забыть обо всех неудачах сегодняшнего дня. Но что-то мешало ему это сделать. Невольно вспомнилось радостно-оживлённое лицо Кольки, когда тот передавал ему эстафету, и решительно-твёрдый взгляд Саньки, который ждёт Петю, чтобы плыть с этой эстафетой через реку… Да, он не мог поступить так, как поступил бы, совершенно не задумываясь, ещё совсем недавно, нужно бороться до конца, даже поражение будет менее позорно, чем трусость.