да — я, Петька, Санька Лоза и Мишка Щука.
Гаврюшка обрадовался неожиданному выходу, но всё же сделал сердитое лицо и закричал на Кольку:
— Ты что ж это себе всех лучших выбрал?
— «Лучших»! Это Петька-то лучший! — всё с тем же пылом доказывал Колька. — Он ни бегать, ни верхом не умеет!..
На берегу поднялся невообразимый шум. Идея соревнования понравилась ребятам, они сразу разбились на две группы и горячо заспорили. Один Петя ни с кем не спорил. Эх, и зачем Колька берёт его в свою команду — ведь он испортит им всё дело.
Пете хотелось поскорее уйти от этой галдящей толпы, забраться в шалаш, лечь и ни о чём не думать. Уж очень надоело всё время жить в напряжении.
Вдруг Гаврюшка предупреждающе замахал руками и закричал, заглушая все остальные голоса:
— Тише, хлопцы, тише! Так мы и до самой ночи спорить будем! Кому неизвестно, что Санька хорошо верхом ездит, а Мишка плавает, как щука! Давайте лучше тянуть жребий! Вытянет Подсолнух бег — значит, его счастье, а если Петька верхом на коне не сможет, то на свинье поскачет! Тогда у обеих команд будут одинаковые шансы! Как? А?
С этим решением все согласились. Петя же хотел сразу отказаться, но ребят было так много и все они смотрели на него так выжидающе, что он сдвинул белобрысые брови и тоже кивнул утвердительно головой. Соревнования решили провести через десять дней. К этому времени должен был приехать Гаврюшкин брат, физкультурник, которого единогласно выбрали судьёй. Решив все вопросы, ребята разбежались по домам. Поплёлся домой и Петя.
В ночном
Вечером Колька явился к Пете и, таинственно подморгнув, показал сложенный вчетверо лист бумаги:
— Здесь судьба всей нашей команды.
Петя только что кончил ужинать и поспешно вышел из-за стола.
— Что это?
— Расписание тренировок. — Колька развернул лист. — Всё тютелька в тютельку продумано.
Петя быстро пробежал глазами. Плавание… велогонки… верховая езда… Дальше он не стал читать.
— Возьми свою бумажку и выкинь её подальше, — сказал он с напускным раздражением. — Мне ещё не надоело жить.
— Это как тебя понять?
— Как хочешь, так и понимай, только соревноваться… я не стану…
— Интересно получается, — угрожающе придвинулся к нему Колька. — А кто на берегу головой кивал?
— Кивал, только чтоб вы от меня отстали.
— Дудки, я от тебя ни за что не отстану. Опозорить всю команду хочешь?
— Наоборот, я опозорю, если буду участвовать. — Чтобы прекратить спор, Петя решил сказать обо всём прямо: — Вот ты мне верховую езду вписал, а знаешь, что я… Одним словом, я на коня ни за что не сяду.
— Дрейфишь?
— Да, боюсь…
— Прыгнуть с обрыва ты тоже боялся, — невозмутимо ответил Колька. — А выучиться верховой езде буза. У нас каждый мальчишка умеет. Что ж ты, хуже других?
— Выходит, хуже, так что обходитесь без меня, — хмуро ответил Петя и даже отвернулся, чтобы не видеть Колькиного возмущения.
Дед, всё время прислушивавшийся к разговору ребят, подошёл к ним и присел на завалинку рядом с Петей.
— Что, казаки, носы повесили?
— Попробуй с Петькой не повесить! — пробормотал Колька. — Всё дело нам портит.
— Это насчёт верховой езды?
— А ты откуда знаешь? — обернулся к старику Петя.
— В курятнике подслушал — куры смеялись. Есть, говорят, в нашем селе один казак, так он к коню подойти боится.
Уши у Пети стали пунцово-красными, а на глазах выступили слёзы.
— Разве я виноват, что у нас в городе коня лишь в цирке увидишь!
— Конечно, не виноват, — пробасил дед. — Поэтому тебе и предлагают ребята поучиться этой нехитрой науке. А ты трусишь, товарищей подводишь. Негоже это, Пётр Лексеич, совсем негоже.
— Господи, да неужто ты Петеньку верхом заставишь скакать? — вмешалась бабушка. — А вдруг упадёт да чего-нибудь повредит себе, что нам тогда Анна скажет!
— Если она разумная мать, то спасибо должна сказать, — ответил дед и спросил с лукавой усмешкой: — А не помнишь ли ты одну девку, которая когда-то верхом от беляков ускакала к нам в партизанский отряд да ещё и важные сведения принесла?
— Так я ж под бричкой и родилась, — ответила бабушка, невольно улыбаясь этим воспоминаниям. — А теперь поколение пошло другое.
— Ты хочешь сказать — трусливей да слабосильней. Неправда, Петра таким его мамаша сделала. Спроси у него, чего он только не боится.
Петя сидел, опустив глаза в землю. Бабушка и та умеет ездить верхом! Подумать только, бабушка!.. Петя никак не мог себе представить бабушку скачущей в лес к партизанам под обстрелом белогвардейцев, но расспрашивать сейчас об этом не хотелось: на душе стало как-то особенно грустно.
— Да он не очень труслив, — после длинной паузы заговорил Колька. Он, наверное, тоже старался представить себе бабушку верхом на коне. — Знаете, как он сегодня с обрыва прыгнул!
— Знаю, — без малейшего удивления ответил дед. — Слава богу, Гаврюшка петухом с плетня перестанет орать. Ничего, и верхом ездить будет. Я хочу, чтобы мой внук вырос настоящим казаком.
Колька с таким видом, точно спрашивали его мнение, утвердительно кивнул головой и сказал солидно:
— Это точно, — и сразу, вспомнив о своих делах, прибавил: — Вот только как с конём быть? На выгоне пасётся целый табун, да дед Афанасий человек не сочувствующий — не даст коня.
— А вы придобритесь к нему, в ночное сходите, картошки испеките. Старику небось одному скучно на выгоне. — Дед немного подумал и прибавил: — На первый раз мне, пожалуй, самому нужно присмотреть за кавалеристом, коня подходящего подобрать. Ну-ка, старуха, собери для мальцов чего нужно, в ночное пойдут.
Как только дед решил сам принять участие в Петином обучении, у мальчика сразу отлегло от сердца. Теперь можно быть спокойным — дед сделает всё как следует. И Петя в порыве благодарности впервые за всё время потянулся к старику, обвил его сильную загорелую шею руками и неловко поцеловал в морщинистую щёку.
Бабушка положила в мешок картошки, кусок сала, хлеба, огурцов и несколько луковиц, сунула туго свёрнутый плащ деда — в лугу сыро, будет чем укрыться. Забросив поклажу на спину, Колька крикнул Пете: «Включай, Петух, третью, не отставай!» — и помчался легко и свободно, точно невесомый.
Ребята спустились в луг, пробежали вдоль заливных колхозных огородов, перебрели через ручей, обогнули сосновую рощу, и сразу за ней на широком выгоне Петя увидел табун лошадей.
Хотя он понемногу начинал привыкать к Колькиному темпу, но, пробежав такое большое расстояние, Петя всё же запыхался, даже пот выступил у него на лбу.
Но неугомонный Колька пренебрежительно плюнул и осуждающе сказал:
— Плохо бегаешь, так Гаврюшку не обгонишь. — Но, заметив на Петином лице огорчение, почти отчаяние, он смягчился: — Ну ничего, может, мне бежать придётся, я их тогда всех обставлю. А теперь, пока не пришёл дед, айда ветки для костра собирать.
В сосновой роще было много сухих смолистых шишек, колючих веток с жёлтыми иглами. Колька разостлал плащ и начал собирать в него топливо.
— Шишек побольше бери, — учил он, — они горят, как уголь, картошку в них очень даже хорошо печь.
Пока собирали сушняк, пришёл дед, и они вместе направились к табуну.
— Здравствуй, Афанасий! — приветствовал дед конюха, доставая кисет. — Закурим, комариков погоняем.
Дед Афанасий с готовностью принял предложение. Это был высокий сухопарый старик, чем-то напоминавший степного орла. От правого уха до подбородка у него виднелся широкий шрам, отчего лицо его казалось беспричинно сердитым, хотя глубокие карие глаза и смотрели на ребят с добродушной иронией.
— А это что за почётный конвой у тебя? — спросил он у деда.
— Внука к тебе на выучку привёл. Парень смотри какой, а до сих пор верхом ездить не умеет. Тебе сколько было, когда ты к Будённому ушёл?
— Без малого семнадцать.
— Ну вот, всего четыре года разницы, а взгляни на моего казака. Пожалуй, и двумя руками клинка не подымет.
Петя укоризненно взглянул на деда, тот ухмыльнулся в усы, ласково потрепал внука по белявой голове:
— Ладно, Пётр Лексеич, не смотри так жалобно, авось и из тебя что-нибудь путное вырастет. Ну-ка, ребята, шагайте к табуну, присмотрите себе конька по душе, а мы тут с дедом покалякаем.
Петя осторожно пробирался между лошадьми, удивляясь смелости Кольки, который бесстрашно, как старых знакомых, похлопывал то одну, то другую, а то и прямо обнимал за морду, спрашивая:
— Как поживаешь, Резвая? Что-то давненько мы с тобой на речке не были, в неряхи записалась.
Пете приглянулась стройная гнедая кобылка с белой звёздочкой на лбу. Когда мальчик несмело приблизился к ней, она вдруг потянулась к нему и тихонько заржала.
— Хорошая моя, дорогая! — умилился Петя и, собравшись с духом, погладил лошадь.
— Что, Зорька понравилась? — спросил Колька. — Хорошая кобылка.
— А её Зорькой зовут? Зоренька, Зорюшка моя! — Петя поднялся на цыпочки и точно так же, как это делал Колька, потрепал лошадь по гриве. — Бедная моя, сколько у тебя здесь запуталось всякой всячины! — зашептал он, вытаскивая цепкие колючки лопуха и татарника. — Вот поедем на речку, я тебя вымою с мылом, расчешу гриву…
— А духами брызгать не будешь? — фыркнул Колька. — Стилягу из кобылы сделать хочешь!
К Зорьке подошёл дед, осмотрел её, удовлетворённо кивнул головой:
— Ладная кобылка. Только запомни, Пётр: незнакомую лошадь не трогай со стороны морды — укусить может. Брать её нужно со стороны шеи. А подходить сзади тоже опасайся — зубов можно не досчитаться.
— Хорошо, я не буду, — с готовностью согласился Петя. — Я вот только немножко колючки оберу. А прокатиться на ней сейчас можно?
— Попробуй. Только, если получишь затируху, не жалуйся.
— Какую затируху? — насторожился Петя.
— Это такая штука, что её на словах не опишешь, самому нужно испробовать, тогда ясней станет.
Старик взнуздал лошадь, подставил руку: