На мгновенье я задумался, сесть или лечь и тут же улёгся.
— А что не на свою? — спокойно поинтересовался Давид. — Думаешь, моя койка мягче?
Сетка подо мной скрипнула, будто возмущаясь беспардонностью чужака, я повернулся на бок и огляделся. Комната была, естественно, небольшой. Крашеная миллион раз дверь, несколько крючков у входа и небольшое зеркало. Дешёвые обои с колосками, видавший виды платяной шкаф, стол, накрытый клеёнкой с морским рисунком, и два стула. На столе стояла электроплитка и чайник. Ну, и две кровати. Под потолком болталась дурацкая дешёвая люстра и давала скудный свет.
— Сорян, брат, — крякнул я и уселся. — Перепутал малость. Я, как Доцент, похоже. Тут помню, тут не помню. Как-то мутно в голове. Вроде кто-то мне туда туману напустил.
— Кто-то? Так вот, Настя тебе и напустила. Никаких хулиганов и в помине не было. Она всё наколдовала.
— Очень остроумно, — хмыкнула Настя и покрутила пальцем у виска. — Балбес ты, Давид.
Она сбросила шубу и сдвинула на плечи платок. Красный свитер, плотно обтягивал внушительную тугую грудь. А юбка — такие же упругие и крепкие бёдра, показавшиеся мне довольно широкими. Огонь девка. Некрасовская буквально — и в избу, и коня… Кровь с молоком, короче. Настоящее сокровище, каких раньше немало можно было отыскать в деревнях и сёлах.
Заметив, что я её разглядываю, она не смутилась, а, наоборот, расправила плечи, стараясь предстать в наиболее выгодном свете. Я спрятал усмешку и поднялся с чужой постели.
— Лежи, — подскочил ко мне сосед по комнате. — Зачем встаёшь? Нормально всё, я не в обиде.
— Да чего лежать, я же не инвалид.
Пока мы препирались появилась скорая. В комнату без стука ворвался дядя Витя, а за ним вошла немолодая сосредоточенная врачиха и крепкий санитар.
— Так, у кого сотрясение? — строго спросила докторша, переводя взгляд с меня на Давида и снова на меня.
— У него, — ткнул в меня пальцем он.
— Да нет у меня никакого сотрясения!
— Присядьте на край кровати. Так. Ногу на ногу. Хорошо…
Она постучала молоточком по коленям, поводила им перед глазами, заставила подняться, дотянуться до кончика носа и всё вот это.
— Потеря сознания при ударе была?
— Ну… если только на долю секунды. Я ведь в шапке был, удар поэтому несильный получился. На мгновение в голове потемнело, и вспышка короткая произошла, как молния, знаете. Словно разряд по телу пробежал.
— Потемнело в глазах, — повторила докторица, старательно записывая за мной.
— Доктор, у него, кажется, провалы в памяти, — сообщила Настя. — Он кровать свою не вспомнил. И вообще, неуверенно себя чувствует. Не помнит ничего.
Вот, шустрая какая. Всё-то она знает. Впрочем, сейчас мне это было на руку.
— Тошнота есть?
— Да всё я помню! — отмахнулся я.
— Меня забыли, как зовут.
— Вас таких, знаешь сколько! — вступился за меня дядя Витя. — Всех разве упомнишь⁈
— Нет, тошноты нет. Головокружение небольшое.
— Так. Сегодня постельный режим, а завтра с самого утра идите в поликлинику, прямой наводкой к невропатологу. Там вами займутся и больничный оформят. Я сейчас напишу справку. Ивашкин, димедрол подготовь.
— Внутримышечно?
— Да.
— Да какой больничный! — возмутился я. — Мне же в отдел надо!
— Успеете, поработаете ещё.
— Работа не волк, — покивала головой Настя.
— Работа не волк, а произведение силы на расстояние, — качнул я головой.
— Шутите? — уставилась на меня докторица. — Это хорошо. Но только не перетруждайте мозг, пожалуйста. Время позднее, ложитесь спать, а утром — в поликлинику. Так, снимайте штаны.
— Ой… — обронила Настя, но выходить из комнаты не стала.
Я чуть приспустил штаны и получил шлепок по заднице. После этого врачиха с санитаром ретировались, а Настю выгнал дядя Витя.
— Всё, поправляйся, — бросил он перед уходом. — А электроплитку если ещё раз увижу, коменданту скажу. Чтоб завтра же убрали, ясно?
Вопрос не требовал ответа, поэтому он вышел, хорошенько саданув дверью, и я остался один. Ну, то есть с соседом.
— Ну, ты и герой, — кивнул с улыбкой Давид. — Ты чего за эту дурочку впрягся?
— А как? Её бы оприходовали в два счёта. Трое уродов.
— Да хрен её оприходуешь, она сама кого хочешь оприходует. Теперь не отобьёшься, будет бегать за тобой. Ладно, хозяин — барин.
— Слушай, ты бы и сам вступился за девчонку, — пожал я плечами. — Какая разница, за кого именно. Просто такая ситуация требует вмешательства.
Давид не ответил и только пожал плечами.
— Ладно, надо, пожалуй, спать ложиться, — заявил я, ставя точку в дискуссии. — Завтра вставать рано.
— Про Москву-то не рассказал, — бросил он.
— Да, чего рассказывать, Москва, как Москва. Съездишь как-нибудь, сам посмотришь. Я сейчас. Выйду на минуточку.
Я вышел из комнаты и прошёлся по коридору. Нужно было осмотреться. Где туалет, где кухня, где душ. Всё нашлось и в принципе было в приличном состоянии. Видно, что общага не студенческая. И даже на кухне, когда зажёгся свет, не было тараканов, разбегающихся врассыпную.
На кухне была газовая плита и два холодильника. Нужно было выяснить, в котором из них лежат мои продукты. Во время экскурсии я никого не встретил и вернулся к себе, примерно понимая уже, что здесь и как.
— Дато, слушай, — обратился я к своему соседу. — Мне там бабушка собрала кое-что. Ты бы не мог в холодильник отнести, а то голова закружилась.
— В холодильник? — удивился он. — Крепко ты долбанулся, да? Зачем носить? Просто за дверь поставь, тот же эффэкт будет.
— То есть чайки растащат?
— Лучше меня угости! — помахал он ладонью перед моим лицом. — Будто не знаешь, что на кухне всё исчезает в один момент.
Ну вот, всё-таки на студенческую общагу тоже похоже…
— Конечно, угощайся, генацвале, здесь копчёная колбаса, конфеты и бабушкины пирожки. Сейчас вытащу из портфеля.
— А я-то думаю, — разулыбался Давид, — что это от тебя так пахнет вкусно. А это бабушкины пирожки! Не хачапури, конечно, но тоже сойдут, да? Надо твою Настю научить хачапури готовить. Пусть отрабатывает спасение.
— Все за раз не съешь, — усмехнулся я и протянул ему пакет с едой. — А я спать.
Я завалился в постель и практически сразу уснул. И даже никакая разница во времени, а в Москве сейчас было на четыре часа меньше, не смогла противостоять нервному напряжению и димедролу. Я уснул с лёгким сердцем и мысли о неопределённом будущем меня не мучили. И вообще на душе было удивительно спокойно.
«Ну, за новую жизнь!» — мысленно сказал я и, закрыв глаза, провалился в сон, полный цветных, жизнерадостных картинок.
Утром зазвенел будильник, и я резко сел на кровати. Будильник звенел и звенел. Он стоял на стуле рядом с Давидом. Я глянул в окно. Светало. Было бы здорово сейчас пробежаться, чтобы снова ощутить огонь юности, как тогда, на Ленинградском шоссе. Но нужно было придерживаться легенды и продолжать изображать травму и амнезию.
— Давид! — крикнул я, поднимаясь с постели. — Проснись! Пора шить сарафаны из ситца.
— Э-э-э… — простонал он, не открывая глаз. — Думаешь, это будут носить?
Я усмехнулся. Культурный код у представителей одного поколения зачастую совпадает.
— Будут, ещё как будут, — без тени сомнения подтвердил я. — Если узнают, что их Давид сшил.
Перед туалетом уже была очередь. Надо раньше вставать, чтобы не терять здесь время.
— Как в поезде, бл*дь! — недовольно рявкнул немолодой мужик, выходя из туалета. — Налили, сука, хоть в сапогах болотных заходи.
— О, Артёмыч с бодуна, сегодня, полундра, братва!
— Явился? — остановился он напротив меня.
— Ну, вроде, — хмыкнул я.
— Вроде Володи, — махнул он рукой. — Натравлю на тебя баб, если нити, бл*дь, не будет, попляшешь тогда.
— Артёмыч, на меня натрави! — засмеялся кто-то из парней, но тот, чуть повернув голову в сторону весельчака, мрачно отчеканил:
— Спроси себя, а на*уя?
— О! Новый афоризм!
Все захохотали, а он, тяжело шагая, ушёл по коридору.
— Саня, ты, говорят, банду вчера обезвредил, ценой собственной памяти, — подошёл ко мне улыбчивый парень в футболке и трико. — И ничё теперь вспомнить не можешь.
— Кто говорит? — нахмурился я.
— Армянское радио. Так чё, было или нет?
— Не помню, — подмигнул я.
Все заржали.
— Ты смотри, не забудь, что червонец мне должен!
— И мне четвертной!
— И мне!
— А мне полтинник!
— Долги отдают только трусы, — сказал я. — Шустрые вы, смотрю, как электровеники.
Парни снова засмеялись. Ну, ничего так, нормальная атмосфера. Разговоры о потере памяти пошли уже.
Когда я вернулся в комнату, Давид варил кофе в турке на электроплитке.
— Давай пирожки, брат, — кивнул он. — Сегодня по-королевски позавтракаем.
Я снова положил на стол пакет с бабушкиными гостинцами, уже заметно облегчённый. В дверь постучали.
— Войдите! — гаркнул мой сосед.
На пороге тут же появилась Настя.
— Ну, что я говорил? — сверкнул глазами Давид. — Новая поклонница, да?
— Вы что? — не обращая внимания на эти слова спросила Настя. — Александр Петрович, нам же в поликлинику нужно!
— Нам! — многозначительно повторил он и поднял палец вверх.
— Да, я же вчера ещё сказала, что провожу Александра Петровича. Мне во вторую смену сегодня. Я с подружкой поменялась.
— Ну, иди, угощайся тогда, — кивнул я. — Пирожками.
— Сестра милосердия, кофе хочешь?
— А вы что, кофе пьёте?
— Пьём.
— Ну… налейте, если не жалко. Молока нет?
— Молока нет. Бери кружку. И сахар подай. Вон он в шкафчике. Пациент твой послаще любит.
— Не, мне не надо, я решил без сахара пить, — отказался я, учитывая, что кофе я всегда пил только чёрный и только натуральный.
— О, мужчина! — кивнул Давид. — Уважаю, брат. Не зря головой бился.
— Ну что ты такое несёшь! — засмеялась Настя. — Как только не стыдно! Не слушайте его!