9. Ароматы Франции
Неужели этот гад Блондинчик проявился? Тот, который сбежал в деревне Путилково. Хотя… в таком случае, как бы она до меня дозвонилась…
— Где ты находишься?
— Я дома, ничего не случилось, — прошептала она. — Всё нормально.
— А почему шёпотом?
— Чтобы родители не услышали. У нас ещё раннее утро.
Я посмотрел на часы. Точно, в Москве было только шесть утра.
— Понятно… Как ты меня нашла?
— Дело нехитрое…
Ещё бы, в интернете, посмотрела, да?
— Ты же говорил, где работаешь. Я посмотрела номер дирекции, у папы в справочнике, а там мне уже дали телефон отдела.
— И? Почему звонишь?
— Ну… — она помолчала. — Просто хотела… с тобой поболтать…
Здрасьте-Насте.
— Где Жаров⁈ — раздался вдруг резкий и громкий возглас.
Я обернулся и увидел в дверях крупную даму с короткой стрижкой. Модная роговая оправа, немного массивная, придавала её взгляду тяжесть.
— Жаров! — заметила меня она. — Быстро в кабинет!
— Извини, Элла, — сказал я в трубку. — Кажется, меня сейчас будут повышать в должности. Созвонимся позже.
Все притихли, и в тот момент, когда я это сказал, как по сигналу, наступила тишина, так что моя фраза прозвучала ясно и отчётливо. На лице дамы промелькнуло недовольство, но она ничего больше не сказала и вышла. В тот же миг привычные звуки вернулись, и комната снова наполнилась голосами.
— Александр, — подмигнул Вотруба и глумливо усмехнулся. — Поздравляю с повышением.
Я выскочил в коридор, заметил удаляющуюся начальницу и последовал за ней. В том, что это была начальница, я не сомневался. Дама была крупной, но не толстой, а, как говорится, в соку. Высокая атлетическая фигура, крупная кость, большой размер обуви… В общем, для любителей монументальной живописи и выразительных форм.
Она вошла в свой кабинет и, придержав дверь, дождалась, когда я подойду. Проходя мимо, и едва не прижавшись к её выдающейся груди, я отметил, что мы одного роста.
Оказавшись в помещении, я остановился напротив письменного стола, заваленного бумагами. На нём стояли два одинаковых телефона, вишнёвый и бежевый, из тёмно-коричневого карболитового стакана торчали ручки и карандаши.
На стене над большим, покрашенным масляной краской сейфом, расположенном в углу комнаты висел репродуктор радиоточки и выдавал фоном легкомысленную, совсем не вяжущуюся с ситуацией песенку:
Когда-то россияне
Ванюши, Тани, Мани,
Танцуя на гулянье,
Открыли новый стиль.
Штиблеты и сапожки
Под русские гармошки,
Под бересту и ложки
Прославили кадриль…
— Ну? — мрачно произнесла начальница. — Где?
— Вот, Зинаида Михайловна, — кивнул я и начал расстёгивать папку.
Там у меня лежал больничный и отчёт о командировке, составленный ещё настоящим Жаровым.
— Не знаю даже с чего начать. Если в двух словах, то ткань будет, а вот с нитью…
— Я знаю, — перебила она и не глядя выдернула отчёт из моей руки. — Получила я твой телетайп из Главснаба. Привёз, я тебя спрашиваю?
— Э-э-э… Видите ли…
Ну, вот. Началось… Что я должен был привезти. Нить? У меня уже и Артёмыч спрашивал, привёз ли я нить…
— С нитью же у нас проблема обнаружилась, — нахмурился я.
— С какой нитью! — раздражённо рубанула она и грозно сдвинула брови.
— Вообще-то, это не единственное затруднение. У меня тут ещё одна проблемка нарисовалась. В плане здоровья.
— Саша, ты чего придуриваешься? Я тебя русским языком спрашиваю, ты духи мне привёз?
— Духи? — уставился на неё я.
— Да, духи! Тебе что, память отшибло?
— Э-э-э… Да.
— Молодец! Так привёз или нет?
Эпическая сила! Я невольно усмехнулся.
— Да.
Ну, а что было говорить, что я их Жене подарил? Типа ей нужнее было? Мне вдруг стало абсолютно ясно, что коробочка «Нина Ричи», найденная на книжной полки Сани Жарова, была предназначена вот для этой крепкой, требовательной и по виду ненасытной богини.
— Разумеется, — добавил я.
— И где они?
— В общаге, судя по всему.
— То есть ты не уверен? Издеваешься?
— Я как раз и пытаюсь объяснить, — пожал я плечами и протянул синий листок больничного. — Я вчера шёл поскользнулся и упал…
— Очнулся — гипс, закрытый перелом? — перебила начальница.
— Нет, перелома нет, золота с бриллиантами тоже нет, а вот частичная амнезия есть. Ударился головой.
— Это что ещё за дребедень?
— Провалы в памяти.
— Шутишь?
— Да какие шутки, Зинаида Михайловна. Вот, из поликлиники иду, видите, ещё и пальто снять не успел. У невропатолога был на приёме. Вчера скорую вызывали. Ещё и сотряс под подозрением.
Она прикусила крупную, красиво очерченную и, наверное, твёрдую нижнюю губу и посмотрела на меня очень внимательно.
— Ну-ка, повернись.
— Зачем?
— Шрамы проверю.
— Шрамов нет. Это внутренняя проблема, она в голове, не снаружи.
— Ну, а если шрамов нет, беги скорее за духами! Они мне сегодня вечером нужны будут. Я же говорила, что мне Овчинникову поздравлять!
Твою мать!
— Саш, если что-то не так, я тебе всю жизнь испорчу, ты понял?
Что за проблема, честное слово? Нужно было отправлять меня в Москву специально из-за духов?
— Если бы знала, что ты меня подведёшь, я бы лучше здесь достала.
В этот момент зазвонил телефон. Зинаида наклонилась к столу и потянулась за трубкой, предоставляя единственному присутствующему здесь ценителю рубенсовских форм возможность полюбоваться видом её кормы.
— Ткачук! — с вызовом представилась она.
Гляди-ка, фамилия вполне подходящая для швейной фабрики.
— Да, Михаил Алексеевич. Решаем. Я говорю, решаем! Нет! На этой неделе точно не будет!
Она обернулась ко мне и кивнула на дверь:
— Бегом, одна нога здесь, другая там! Это я не вам. Ну а я что могу сделать? Уже с ног сбились. Весь отдел на ушах!
Я вышел из кабинета начальницы и двинул на выход. Интересно, а что можно сделать с молодым специалистом, работающим по распределению? Уволить по статье? Или выговор впаять? Надо уточнить этот вопрос, поскольку, чувствую, с начальницей жить душа в душу вряд ли получится.
Нужно было решить, что делать с духами. Можно было плюнуть и забить на это дело. А можно было попытаться решить вопрос. Блин, а что же я тогда хотел подарить Жене? Неужели ничего?
Я вышел из управления и побрёл мимо рыночка. Соленья, кедровые орехи, сухофрукты… Подойдя к перекрёстку, я остановился и осмотрелся. Выглянуло солнце и в его лучах стало тепло и приятно.
— Простите, вы не подскажете, — обратился я к бабульке с бидончиком, проходящей мимо, — как мне до Универмага добраться?
Универмаг в Верхотомске имелся. Это я точно знал. Бабулька посмотрела на меня с интересом и махнула рукой:
— Вон с той остановки можешь на любом трамвае ехать. Хоть на «тройке», хоть на «пятёрке», хоть на «единице». Выйдешь через одну. Следующая — Красноармейская, а за ней Стадион. Вот на стадионе и сойдёшь. А можешь пешком пройти, всё время прямо и прямо. Пятнадцать минут ходу.
Я уж думал пройтись, полюбоваться капелью и послушать чириканье птиц, но, пока переходил дорогу, появился трамвай, и вопрос решился сам собой. Красный, похожий на броневик, с рифлёными боками, быковатой, обрубленной мордой, он подпрыгивал на извилистых рельсах, как нарисованная лодка в детском спектакле, преодолевающая бурю.
Это вам не кругленькие и уютные чехословацкие трамвайчики, бегающие по Москве. Здесь была только голая механика. В линиях абриса виделось бескомпромиссное мужское начало, с которым ассоциируется мощь уральских заводов. Им что танки, что трамваи — всё по плечу.
Трамвай, громыхая, остановился и сдвинул широкие амбарные двери впуская и выпуская пассажиров. Я поднялся по ступеням. Народу было немного. Все на работе и только пенсионеры да симулянты вроде меня разъезжали по городу.
Подошёл к кассе. Масляной краской поверх непрозрачной металлической крышки было выведено: «3 коп». Порылся в кармане и достал троячок. Бросил в прорезь, отмотал билетик, оторвал и проверил шесть цифр. Нет, не счастливый.
После этого уселся на жёсткое, холодное и скользкое сиденье у окна и всю оставшуюся дорогу всматривался в дома и улицы, пробегающие мимо. Выйдя на нужной остановке, я минут пять покрутился рядом с центральным универмагом, а потом зашёл в этот дворец коммерции.
Когда я бывал в этом здании во времена своих телевизионных командировок, в нём уже чётко читались знаки увядания, но сейчас универмаг производил очень приятное впечатление. Красиво оформленные витрины, мраморные лестницы, яркое освещение, продавцы в униформе.
Я побродил по первому этажу, заглянул в отдел грампластинок, прошёл мимо отдела с техникой. На витрине красовались проигрыватели «Вега» и две «Электроники», соответственно — за сто шестьдесят, четыреста и семьсот пятьдесят. Немало, кстати, особенно последний, совсем немало, я таких вещей не помнил, но сейчас удивился.
Заглянул в обувной, посудный, хозяйственный отделы и поднялся на второй этаж по белым мраморным ступеням. Парфюмерный отдельчик оказался совсем небольшим, буквально закутком — две витрины и немолодая высохшая комиссарша в одежде продавца. Как только я появился, она зафиксировала на мне перекрестье воображаемого прицела и продолжала следить как будто стояла на вышке.
Ну, я на своём веку и не таких видал. Так что смутиться я не смутился, но загрустил. С этой мамзель варить кашу было бы нелегко. Впрочем, попробовать стоило.
— Девушка, — улыбнулся я.
Это из серии «молодая была не молода». Но что поделать, не разрушать же сложившуюся и устоявшуюся формулу.
— Девушка, вы не могли бы мне помочь? Я ищу подарок для дамы. Хотелось бы подарить что-то весомое и… дорогое. Да, дорогое.
Было ощущение, что я разговариваю с манекеном. На лице продавщицы не шевельнулся ни один мускул, и глаза не дрогнули. Она продолжала молча буравить меня взглядом.