Самыми резвыми оказались конеглавые спиногрызы, чуть менее поворотливыми (и то за счёт веса) – усатые моржи на ножках, а вот кривозубые павианы совсем не спешили оказаться перед глазами крепководцев первыми, опасаясь, что их засмеют.
Мускулистые парни с головами рысаков ожидаемо впились зубами во вражеские спины, но быстро обломали их о ламеллярные доспехи аристократических цветов. Громко ржа от боли, конеглавые спиногрызы отошли в сторону, уступив место огромным водным животным.
Осознав уровень опасности, моржи на ножках по сигналу врубили боевой клич и ринулись на злыдней, щекоча их шеи усиками. Крепководская пехота сразу полегла со смеху, не в силах противостоять вероломной тактике обрюзгших морских животных.
Тем временем кривозубые павианы уставились на эту сцену исподлобья и весьма раскраснелись, посчитав, что враги смеются из-за их внешности. Прикрыв руками рты, длинноносые обезьяны устремились к канализации, прятаться с остальными трусами, которые уже успели развинтить треклятые люки и, превозмогая страх темноты, прыгали в круглые отверстия.
– А где все? – разнервничался Серетун, оглядываясь вокруг.
– Кто? – удивился Гарюрич. – Все здесь!
– Чтобы узнать этот город, – глубокомысленно выдал волшебник, – надо пожить в нём. Где, мать их за ногу, волшебники? Где барды? И торговцы, в конце концов, где?
– Это здесь столько гильдий сразу?
– Ну да, – осерчал вконец чародей. – Ну-ка поехали, надаём им по ушам.
Без долгих предисловий Серетун пришпорил корову и полетел к трём зданиям, по соседству с которыми росли очень странные цветочки – бутоном внутрь самих себя.
Никто из местных волшебников не соглашался раскрыть их секрет, но Серетун когда-то краем уха слышал, что из них готовят очень сильный яд.
Вылетев из седла, дёрганый чародей строго наказал Гарюричу сидеть, а сам первым делом ввалился в обитель бардов.
Нижний этаж был уставлен музыкальными инструментами всевозможных конфигураций с одним условием – чтобы все были переносными. Вряд ли кто-то согласился бы тащить в бой огромный рояль или вырывать с корнем трубный орган. Зато гармошек хитиновых берсерков тут было в изобилии. А ещё гитар, малых барабанов, гуслей, тромбонов, кларнетов, укулеле и прочих диковинных образчиков музыкального искусства.
Но никого живого Серетун не увидел. Все сбежали, боясь кровавых разборок.
Это раньше можно было беспечно шляться по улицам и вступать в дуэли с кем угодно. Всё равно не грозила никакая смерть. А сейчас её чёрная сущность обрела вполне материальные очертания, и уже никому не хотелось лезть на рожон почём зря.
Чародей, не желая полностью разочаровываться в пейтеромцах, поднялся на второй этаж по просторной деревянной лестнице.
Здесь располагались спальни бардов. По кроватям, что неудивительно, были разбросаны ноты со страшными значками, от которых даже у видавшего виды Серетуна волосы становились дыбом. Здесь изучали не только обычную магию, но и гораздо более тёмную, проникающую в самые неизведанные уголки души. И имя ей – сольфеджио.
Листы испещряли знаки, которыми впору вызывать самого Бальтазара. Бемоли, диезы, бекары. Доминантные квартсекстаккорды и обращённые лады с альтерациями в мелодические. Потусторонние каденции и совершенно неистовые размеры, обозначенные четырёхзначными дробями.
Серетун даже пожалел, что вообще заглянул в эти зловещие символы, но тут его внимание переключилось на резкий звук под ногами.
Одна из половиц от контакта с чародейской ногой противно скрипнула.
Волшебник отпрыгнул назад и снова шагнул вперёд.
Половица незамедлительно отреагировала.
Морально приготовившись к избиению, Серетун принялся дубасить ногами по полу со всей дури, так что в один момент длиннющая рейка выскочила со своего места и приложила чародея по голове.
– Ау! – кинулся волшебник к образовавшемуся проёму. – Есть кто живой?
– Нет, – коротко ответили снизу.
– Хм, странно, – картинно удивился Серетун. – Говорят, нету. Но интуиция подсказывает что есть. Эй, слышишь там?
– Не слышу, – опять отозвались из-под пола.
– Так, я не намерен играть в кошки-мышки, – рассердился чародей, и уверенно добавил: – Вылезай, кифарист!
Половицы одна за другой полетели в разные стороны, и из раскрывшейся дыры наконец выбрался живой и невредимый Бадис, полуорк-получеловек, сын самого Боритюриса, бывшего градоначальника Пейтеромска.
В руках юный бард, конечно же, сжимал гриф известного древнего инструмента, шесть букв.
– Ну и что ты здесь расселся? – ошалело спросил Серетун, не подавая ни одного признака сентиментальности.
– Тут как бы война, – с опаской ответил Бадис. – Страшно.
– Чего с остальными не побежал? – продолжал допрос чародей.
– Они хотели в канализацию, но там очень воняет. Да и кто гильдию будет оборонять в случае чего?
– Вот теперь узнаю своего боевого товарища, – вдруг смягчился Серетун и обнял полуорка.
– Отвали, – услышал чародей ломающийся подростковый голос под мышкой.
– Да, что это я! – Волшебник отпустил барда. – Где брат и сестра?
– Наверное, по своим гильдиям прячутся, – ответил Бадис. – У нас это семейное.
– Пошли искать. – Серетун схватил барда за руку и повёл шариться по соседним постройкам.
Дима вынужденно оторвался от литературных изысков, потому что перед ним возникла Наталия.
– Дружочек, а ты всё работаешь, – с сочувствием сказала она. – Не устал ещё?
– Лучше скажи, почему ты не в Одессе? – выдал вместо ответа писатель. – Я же велел тебе привести сюда Сеню с Астролябией.
– Так я и привела, – лукаво ответила дочка Власова.
– Но сейчас же только, – Дима посмотрел на время, – час дня.
– Это всё успокоительные, – пробасил Натахтал, появившись в призрачной форме за спиной у Наталии.
– Он их, кстати, с трудом принял, – хмыкнула Астролябия, зависшая рядом с возлюбленным. – Чуть не подрался с двумя привидениями, пока не проглотил капли.
– Да ладно тебе, – слегка возразил воитель девушке.
– Всё, миритесь, – молвила Наталия и отплыла в сторону.
– Сеня, – начал писатель с пересохшим от волнения горлом. – Я тебе тут недавно наговорил всякого…
– Что ты ему наговорил? – Астролябия сердито упёрла руки в боки.
– Не мешай им, – дипломатично посоветовала Наталия и увлекла красавицу за собой на кухню.
Прямо сквозь стену.
– Да и я тоже хорош. – Сеня попробовал почесать затылок, но, не ощутив эффекта, бросил эту затею. – Больше жизни в тексте, видите ли. Ты мне вон кого подарил. Это же навсегда. А я даже “спасибо” не сказал.
– Но я же вас разлучил, – продолжал скромничать Дима. – Своими руками.
– Это, конечно, да, – согласился Натахтал, из-за чего писатель состроил смешную гримасу. – Но, в конце концов, мы снова вместе, пусть пока и не самым тривиальным образом.
– Надо же, какие словечки ты выучил, – рассмеялся Дима.
– Для тебя постарался, – хохотнул Сеня.
– Вообще у меня к тебе дело, – собравшись с мыслями, прервал беззаботную беседу писатель.
– Какое же? – уточнил боец, довольно быстро привыкший к своему прозрачному воплощению.
– Я вернул контроль над книжкой, – серьёзно произнёс Дима. – И могу тебя туда вписать.
– Да? – переспросил воитель, сделав удивлённое лицо. – Знаешь, а мне надо подумать.
– О чём тут думать? – резко спросил писатель. – Соглашайся, пока не поздно.
– Я не знаю, зачем, – сказал Сеня. – Астролябия здесь, со мной. Там уже, наверное, все воюют. Лакомый кусочек им оставил Злободун. Может, лучше спокойно жить тут. Ты мне только верни любимую полностью, а не в виде призрака. И я всё вынесу.
– Не могу, – признался Дима. – Владыка Царства Мёртвых Бальтазар выкинул её на изнанку Ткани Повествования, и мне её оттуда никак не достать.
– Владыка Царства Мёртвых? – встрепенулся Натахтал. – В моём мире появилось Царство Мёртвых?
– Успокойся, – вздохнул писатель. – Это не я его придумал. Оно само появилось, после того, как я дописал “Второстепенного”.
– Зачем? – тупо спросил Сеня.
– Энтропия, – ответил Дима. – Величайший закон мироздания. Всё должно когда-нибудь умереть.
– И Астролябия? – по-детски спросил воитель, отчего у писателя кольнуло в сердце.
– Да, – честно ответил тот. – Но не сейчас, если ты согласишься вернуться в книжку.
– Я только-только начал искать свою маму.
– Я знаю, – Дима опустил глаза в пол. – Зря ты это затеял.
– Ну вот, – вздохнул боец. – Опять ты за своё. Ну извини, что разочаровал тебя. Опять.
– Это ты меня извини, – сказал писатель, не в силах посмотреть на своего персонажа. – У тебя никогда не было родителей.
– Что это значит? – спросил Сеня в недоумении.
– Я не прописал твоих родителей, – уже смелее проговорил Дима. – Это был муляж, затычка, чтобы сделать тебя чуть понятнее читателю.
– Значит… – воитель холодно посмотрел на своего создателя. – Весь путь, что я проделал, был зря? А как же квартира на Корабельной улице? Как же фото, которое мне дал Серафимыч? Он хотя бы настоящий?
– Нет, – тихо ответил писатель. – Как только ты ушёл оттуда, он перестал существовать.
– Господи, – только и произнёс Сеня.
Почему-то Дима легко отвечал на каждый его вопрос. Когда связь с книгой восстановилась, знания обо всём случившемся будто сами хлынули в голову. И сейчас писатель с ужасом осознавал зыбкость собственного “реального” мира, в котором рождаются и исчезают люди в угоду сюжету какого-то безумца за клавиатурой. Наверняка он прямо сейчас сидит перед своим ноутбуком и строчит этот абзац.
– Прости меня, – сказал Дима.
Натахтал пустил скупую мужскую слезу, но тут же смахнул её рукой и посмотрел прямо на своего создателя.