Скворцов морщится, как вдруг начинает улыбаться. Екатерина наклоняется к нему, касается лбом его головы и хихикая отходит.
— Так, Денис Матвеич, нам пора работать. И успокойте Грибочкину, пока она их не замучила. Жду вас в вертолёте.
— Ну вот, теперь ещё Грибочкину успокаивать, — присаживаясь на корточки рядом с Машей ворчит Горчаков. — Мария! Подъём!
— А!
— Значит так, на сегодня эксперименты прекратить. Всех в палату перевести. Из комы, если это возможно, вывести. Родственников успокойте. Выполнять.
— Слушаюсь, товарищ полковник.
Утро следующего дня. Военный госпиталь. Игорь.
Сознание возвращается рывками. Вот только что созерцаю образ парящей над сугробами женщины в белых вуалях и тут же понимаю что лежу на койке. Мгновение темноты, снова образ женщины и снова пробуждение.
Пробуждение безболезненное, что настораживает. Не открывая глаз ощупываю себя…
Так, где я? Сколько времени прошло? Если судить по тому что кость из плеча не торчит и даже шрама нет, то отдыхаю я довольно долго. А… А почему кость торчала? Что случилось? Почему я уверен что мне должно быть больно? А мне не больно, вообще. Даже голова не болит. Мысли ровные, ясные, какая-то лёгкость. Так, без паники.
Открываю глаз, осматриваюсь. Я в палате… А в палате я потому что… Что? И я тут не один. У противоположной стены отдыхает живая и здоровая Женя. Прямо за ней Иванова. За моей койкой Громова. В центре палаты, за столом спят: Лена, Таня и Грибочкина.
Значит, не так уж и много прошло. Или… Или? Боли нет. Они все здесь, а мне не больно. Или таблетки Тихонова помогли, или… А ну-ка проверим. Я возьму их всех в жёны. Мы будем жить вместе. Все будем мыться в душе. Я женюсь! На всех сразу!
И что? Почему не противно? Почему не выворачивает? Почему мысли кажутся правильными? Почему…
Может быть… Мне что-то снилось. Что-то страшное. Снилось? Тогда с какого мы в больнице? Значит что-то случилось. Серьёзное такое. Хотя…
— Лен, — пытаюсь сказать но вместо этого шепчу. — Лен. Лена. Леночка.
Лена резко поднимает голову, толкнув Таню бежит ко мне и подбежав не придумывает ничего умнее как упасть на меня и до хруста рёбер стиснуть.
— Прости, за всё, — прижав ладони к моим щекам и осыпая лицо поцелуями плачет она. — За всё что было… Я просто дура! Игорь…
— Лен, ты чего? Что я опять сделал?
— Ты не помнишь? — удивляется Таня.
— Мне снилось какая-то гадость. У меня из плеча торчала кость. Я шарился в дыму. Резнова зачем-то бил. Женьку искал. А ещё у меня горели ноги. Мне вообще дурацкие сны снятся.
— Игорь, — осторожно подходя к нам вздыхает Грибочкина. — Это не сон. Вы попали в аварию.
— Ах ты… — осознавая весь ужас происходящего выдыхаю. — Все в порядке? Мы всех вытащили? Я видел плохо.
— Я вообще не понимаю как ты видел, — морщась высказывает Маша. — У тебя в глазах осколки стекла были. Ну чо сидишь, целуй их. Извелись уже все.
— Тебя тоже, — глядя на Грибочкину и решая воспользоваться всеобщим настроением улыбаюсь.
— А давай, — облизав губы и вытянув их тянется она ко мне.
Быстро целую её в нос, смотрю в глаза и улыбаюсь. Грибочкина же закипает. Краснеет и сжав кулаки рычит. Закрыв глаза глубоко вдыхает…
— Слушай меня ты, поганец, — подняв палец скалится Маша. — Я из-за тебя, чуть с ума не сошла. Летела как дура к месту аварии. Дралась с местными врачами. Сидела около твоей кровати. А ты меня поцеловать не хочешь?
Ну ты и сволочь.
— Да поцелуй ты её, — вставая потягивается Ольга.
Тут же садится, ощупывает свои ноги и не найдя даже следа от ожогов, весело хихикает.
— Путаница будет, — садится Иванова. — В нашей семье две Маши. Предлагаю называть её по имени отчеству.
— А я как обижусь на это, — уперев руки в бока едва не кричит Грибочкина. — Как вызову к себе. А потом как устрою промывание желудка, да не одно, а десять. Как закреплю всё это клизмой. Тогда ты точно ко мне по имени отчеству обращаться будешь. Шёпотом так, с придыханием.
— Лучше поцелуй, — ложась и прячась под одеяло шепчет Иванова.
Лена, Таня и Женя, одобрительно кивают. Видя это, Грибочкина подходит ближе, наклоняется и тянет губы.
А… А… А почему нет? Девка красивая… Что за словечки такие? Да и мысли какие-то дурацкие… А почему дурацкие? Мы же запечатлились. Давно уже.
Тем временем Маша уже почти вплотную ко мне и чмокая губами продолжает приближаться.
— Маш.
— Чего? Давай целуй.
— Можешь кое-что сделать для меня?
— Ну… Смотря что. Давай уже быстрее.
— Открой рот, высунь язык и скоси глаза.
— Ты издеваешься?
— Нет.
Таня кивает, оттаскивает Машу в сторону и что-то шепчет ей на ухо. Грибочкина хихикает, мотает головой, возвращается…
— И?
— Ара-ара, — закинув одну руку за голову томно выдаёт Грибочкина.
— Ой всё, — тяну к ней руку. — Ну вот всё. Иди целоваться.
Да ну и пусть. Да ну и хорошо. Ай пофиг уже…
Глава 39
Выписка из больницы происходит в тот же день. То есть практически сразу после того как все мы приходим в себя. И едем мы, домой. Явившийся Сидор, конечно, собирался устроить праздник, однако многократно превосходящая женская часть эту идею отвергла. Отвергла настолько, насколько это вообще возможно, даже поговорить не дали. В итоге: Олю, Машу и Женю забрали домой. Мы, то есть я, Лена, Таня и Грибочкина, поехали к нам. На машине, ага…
По пути на мои вопросы толком никто не отвечал. В кратце про аварию, о том что легковушка вылетела на трассу и спровоцировала дтп. Потом в автобус врезался грузовик. Что дальше я сам помню… Помню, но не понимаю две вещи. Первая, с какого хрена я такой терминатор? С открытым переломом, сломанными рёбрами, отсутствием кожи на груди, стеклом в глазах и тяжёлым сотрясением, люди обычно лежат и умирают. Но никак не таскают на себе девушек и не ломают сидения. И это при том что у меня горели ноги, а способности мои, ещё не проснулись.
Может это всё Резнов? Он меня током хреначил. А я от этого как-будто в себя приходил, да и сил прибавлялось. А может шок… Испугался я тогда очень сильно, не за себя, за них. Но тем не менее…
Второй вопрос. Почему я спокоен как стадо удавов? Там ведь авария была. Ужасная, все могли погибнуть и я в том числе. А я? Единственное что возникает в голове, это… Ну была и была. Ну и что? Все же живы. Чего беспокоиться. И это странно.
Как я вообще так смог? Что творилось у меня в голове? Перед другом неудобно. Пришлось несколько раз ударить. Но я бы один не потянул. Не справился. А он…
— Тань, можно твой телефон? Мне товарищу позвонить надо.
— Сейчас, — улыбаясь кивает Кошка. — Вот, держи. Номер Резнова.
— Спасибо.
Жму на вызов и получаю ответ что абонент не абонент. Нахожу номер Резнова старшего, вызываю… Отвечает Фёдор, с ходу начинает извиняться, потом спрашивает как я. Заверяю друга что всё нормально, предлагаю встретиться на неделе. Узнаю как дела у остальных, благодарю за помощь и отключаю вызов. И вот теперь мне страшно…
— Тебе грустно? — вздыхает сидящая на переднем пассажирском Лена.
— Мне страшно. Из-за своей глупости, я чуть дома не остался. А если бы остался… Почему я такой идиот?
— Но ты же не остался? — глянув на меня в зеркало улыбается Таня.
— Но тем не менее. Давайте помолчим.
Настроения нет. В голове какое-то крошево из мыслей. Страх того что могло случиться. Глупые размышления на тему: а если бы. Ну и Грибочкина сжимающая мою руку.
Да и пусть сжимает. Если сломает сама же потом и вылечит. Тем более здесь с этим проблем нет. Меня за короткое время, каким-то новым способом лечения из состояния отбивной до нормального восстановили. Или…
Вырывая руку из захвата Марии Андреевны, щурясь смотрю на неё и видя слёзы в её глазах, обнимаю.
— А ты больше не стесняешься? — улыбается Лена.
— Стесьняюсь, но как-то меньше. Как-то после того что случилось, всё с ног на голову перевернулось. Та жизнь… Она осталась там, за порталом. А здесь вы. И вы особенные.
— Чем? — спрашивают все трое сразу.
— Ну например, у вас… У каждой из вас… То есть у всех вас особенный запах. И вкус… Понимаете, с вами вкусно. Вкусно всё. Целоваться, обниматься, просто быть рядом и даже ссоры, они запоминаются. До этого, извините за подробности, ничего такого со мной не происходило. Ну встретились, ну вроде бы понравились, ну расстались. Никаких эмоций. А вы… Мне сложно описать, я не романтик и красиво говорить не умею. Да и, всё же дико это. Может потому что правила, а может потому что вас теперь шестеро. Да, Маша?
— С нами тебе будет хорошо, — неожиданно серьёзно заявляет Грибочкина. — Вот смотри, три серьёзных и взрослых женщины.
— Это ты серьёзная? Маш, не преувеличивай.
— Игорь, подожди. Мы три серьёзных взрослых женщины, позаботимся о тебе. Окружим заботой, теплом, вниманием и понимаем. Оля, Женька и Маша, не дадут заскучать. Они молодые и энергичные. Правда со мной есть проблема. Большая…
— Какая?
— Я не смогу родить, — всхлипывает Маша. — Не смогу. Но я буду нянчиться с нашими детьми. Я стану самой лучшей мамочкой. Не выгоняйте меня. Я понимаю, вы считаете меня старой ущербной дурой, но я… Я… Высадите меня где-нибудь на остановке.
— Спятила? — поворачивается к ней Лена. — Нихрена! Теперь ты с нами.
— Точно, — качает головой Таня. — Мы знаем что ты его любишь. И дело тут не в запечатлении. Мы это видим. Особенно когда ты командира части в нокаут отправила.
— А чего он права качать начал? Я же объяснила, семья мы. Нам вместе держаться надо. А он упёрся и ни в какую. Но с этим ладно. Спать я где буду? С вами или… Или с вами?
— А как сама хочешь? — глядя на неё спрашиваю.
— Ну… Мы, конечно, можем лечь отдельно. Вот только я приду к вам. Ага. Сто процентов. Ласки очень хочется. Пообниматься. Ну, а если что, то можно и более серьёзное устроить.
— Посмотрим…
— Правильно, — кивает Лена. — Посмотрим фильм ужасов. Еду я уже заказала.