— Правильно, — вытирая слёзы всхлипывает Оля. — Это плюс. Может к нему пойдём? Пока все в настроении, отлюбим его до бессознательного состояния.
— Вы до свадьбы ждать решили? — спрашивает Женя.
— Есть и другие способы. Я в кино видела, — похлопав себя по заднице кивает Олька. Как вдруг прикусывает губу и начинает плакать.
— Что с тобой?
— Я люблю его! Пойдёмте к ним, а?
— Нет, давайте сегодня не будем мешать. Завтра с утра встретимся в одном месте. Купим чего-нибудь к чаю и придём.
Девчонки согласно кивают. Вытягиваю руку, Женька тут же опускает на неё свою, сверху Ольга. И тут…
— Жень, а я тебя больше не боюсь.
— И я! — округляет глаза Оля. — Вот вообще. Ни капельки. В походе неприятно было, а сейчас нисколечко.
— Это здорово, и странно, — хмурится Женя. — Надо…
— Позже разберёмся, — встаю с дивана и упираю руки в бока. — Так, родители засели надолго. Поэтому… Предлагаю переночевать вместе. Олька, раскладывай диван. Жень, в шкафу есть во что переодеться. Вы пока готовьтесь, а я на кухню. Наберу вкусностей. Захвачу чего-нибудь выпить. Чего встали?
Пока сёстры суетятся, выхожу из комнаты и облегчённо выдыхаю. Варианты и вероятности просчитывать не хочется. Но это случилось! Надо держать себя в руках. И за этими смотреть. А то доберутся и раньше меня… Ой, да пофиг уже.
Глава 40
Лазаревск. Игорь.
Уже на следующий день, то есть рано утром, часов в пять, я проснулся знаменитым. Знаменитым настолько, насколько это вообще возможно. Нет, толпы журналистов дом не окружили. Телефоны от звонков не взрывались. Электронную почту письмами не заваливали. Просто все телеканалы сошли с ума и начали мусолить новости о том как два школотрона спасли аж целых девятнадцать себе подобных. И из их рассказов картина получается ну очень интересной. Потому как…
Стечение обстоятельств, халатность и раздолбайство привели к страшному, но самому обычному дтп. В котором, мы с Резновым, поступили как настоящие герои. То есть, несмотря на полученные раны, спасли всех, как и положено, добросовестным советским пионерам.
Дальше больше. Уже через час к шумихе поднятой журналюгами подключаются: наша доблестная милиция, партия, школа и министерство образования. Большие люди, некоторые очень большие, в открытую говорят, что мы совершили подвиг и без награды нас оставлять нельзя. За это нам светит: по медали «За мужество» и целая премия в размере пятьсот рублей каждому. Предвидятся концерты, массовые мероприятия и другие скопления народа.
Масла в огонь подливают учителя и директор, которые на интервью рассказывают что сразу, вот прям как только меня увидели, разглядели во мне что-то необычное. И не ошиблись, оно, это необычное, во мне есть и вот, при первой же возможности вылезло. О том что я пришёл из другого мира никто не скрывает, а даже как-то на вид ставится. Дескать от пришельца выросшего среди проклятых капиталистов, такого мягко сказать не ожидали.
После них, интервью берут у Казаркина и Булатова. Мужики в своей манере, называя меня магнитом для неприятностей, описывают какой я молодец. Вспоминают что это они, первыми в этом мире встретили меня и домой отвезли.
Ещё через час, журналюги добираются до родителей одноклассников и их самих. Выделяются Горностаевы и сам Ромка который всё ещё в больнице отдыхает. По его мнению я надёжный друг и отличный товарищ каких мало. Вараксины рассказывают какой смелый и как всегда защищаю слабых. Резновы не особо распинаются, но всё же хвалят. Вспоминают как я приходил к ним в гости, с тортом. Как потряс их своей вежливостью и воспитанием.
Не обходится и без ресторана «Снегири.» Там стараются Арсений Палыч и Марина. Рассказывают как мы познакомились, показывают мою гитару, включают записи с концертов.
В общем, все несут всякий бред. Хотя… Ну, я и не думал что после такого останусь без внимания. Однако нужно ли мне это внимание? Звездить я если и собираюсь, то только на сцене, с гитарой. Кичиться и бахвалиться подвигами это вообще не моё. Не хочу, не буду, не по нутру мне это. Это брательник, попав в подобную ситуацию, сразу бы нос на Полярную звезду поднял, ещё бы ныл что премия маленькая. Хотя, зная Стёпку и его характер. Окажись он на моём месте, то он или обделался бы прямо в автобусе и в итоге сгорел, или сбежал, что более вероятно. Не похожи мы с ним, не похожи от слова совсем. Ему бы место в семье Жилиных, там бы он прижился. Ленивый, инфантильный, жадный урод с завышенным ЧСВ. Нельзя так, но мой же брат близнец, единственный человек в двух знакомых мне мирах, которого я по-настоящему недолюбливаю.
Ещё через час, на первом канале начинается трансляция с площади Ленина. Там, рабочие вешают огромный плакат, на котором хоть и не совсем реалистично, за исключением моей сломанной руки и ожогов, изображены мы с Резновым на фоне горящего автобуса. Стоим и защищаем одноклассников от языков пламени из автобуса вырывающегося.
Качая головой беззвучно матерюсь, выключаю телевизор и… Нет, не расстраиваюсь. Ну шумиха и шумиха, ну и пусть. Покричат и перестанут. Ну спала сегодня с нами Грибочкина. Ну гладила меня ночью. Да ну и ладно. Чего грустить по этому поводу? Чего загоняться? Если тут так принято, если все и я в том числе не против, если случилось запечатление, чего себе волосы на голове рвать? Надо жить и брать от жизни всё. Тем более первые шаги я уже сделал. У меня есть грамота, меня в Лазаревское все знают и знают с лучшей стороны. Теперь, сегодня, обо мне узнает и весь Союз. Конечно, слава мне никуда не упала. Но тут есть плюсы, и плюсы эти в репутации. А хорошая репутация, наше всё. Мне банально будет легче пробиться дальше. Я не надеюсь, что меня просто возьмут за руку, отведут куда надо и назначат на высокую должность. Я этого не хочу и если случится то не задумываясь откажусь. Но, завести полезные знакомства, заиметь связи, дело на мой взгляд полезное. Где поблажку устроят, где скидку сделают, а где просто глаза закроют. Выгода. И упускать это нельзя. Нельзя ни в коем случае. Поэтому…
Звонок в дверь. Встаю, потягиваюсь и топаю в прихожую. Открываю…
— Мои хорошие, — широко улыбаюсь стоящим на крыльце девушкам. — А я уже подумал вы про меня забыли. Ну чего встали? Целовать меня кто-нибудь будет?
— А… — подняв палец теряется Маша. — С тобой всё в порядке?
— А что не так? Я думал, в походе мы всё решили.
— Да, — мямлит Маша. — Но мы пришли к тебе… То есть к вам. Ты женщин своих не стесняешься?
— Я ими горжусь. Ими и вами. Ладно, Иванова, не хочешь целоваться…
— Хочу! — выкрикивает она. — Сильно!
Подхожу, по очереди целую девушек, Ольгу ещё и за попу трогаю, она после этого стесняется, что очень мило, так что устоять невозможно. Завожу их в дом… В этом плане девушки не стесняются. Проходят на кухню, моют руки. Маша ставит чайник и лезет в шкаф за чашками. Женя открывает и нарезает сразу два торта. Оля достаёт из пакета продукты. Быстро строгает салаты и делает бутерброды. Маша к тому времени замешивает тесто и начинает жарить блинчики. Что получается у неё ну очень ловко. Опыт сразу виден.
Сижу, любуюсь. Девушки составляют еду на стол и улыбаясь смотрят на меня. Но тут…
— Э-э-эу, — зевая заваливает на кухню практически голая Грибочкина. Практически, потому что из одежды на ней только стринги: — О! Всем привет. Вот это я вовремя проснулась. Без меня не начинайте. Я сейчас.
Игорёк, любимый, у вас лишняя зубная щётка есть?
— В шкафчике над раковиной. На верхней полке. В упаковке.
— Спасибо, — поцеловав меня в макушку шепчет Грибочкина. — Я быстро.
— Значит она живёт с нами? — смотрит на меня Ольга.
— Ты против? — ожидая истерики спрашиваю.
— Ни в коем случае, — мотает головой Громова. — Она прикольная. И красивая. И титьки как у меня. А…
— Я вот что хотела спросить, — снимая со сковородки блин как-то неуверенно начинает Иванова. — Тут такое дело… У родителей спрашивать стесняюсь. Моих сбережений увы не хватает. В общем… Я хочу увеличить грудь. Немного. На два размера чтобы хоть что-то было. А то почти единичка, когда у всех такие.
— Зачем? — искренне не понимая смотрю на неё.
— Чтобы не выделяться.
— Я тебя не понимаю. Маш, у тебя всё нормально. Нет, ты не подумай, мне не жалко. Я наоборот, с радостью. Вот только смысла в этом я вообще не вижу. Ты красивая, миниатюрная. Зачем тебе что-то увеличивать?
— Но ты же сам сказал что у меня груди нет.
— Тогда обстоятельства другими были. Я очень хотел чтобы вы отстали. А теперь…
— А теперь? — щурится Женя.
— А теперь я вас не отпущу.
— Здравствуйте, девочки, — шаркая по коридору зевает Таня. Как вдруг резко останавливается, поворачивается и круглыми глазами смотрит на нас.
— Доброе утро, Танечка, — улыбается Маша. — А мы тут похозяйничать решили. Ты долго не задерживайся. Блинчики остынут.
— Ладно… — мотает головой Таня.
— Нам нужен новый дом, — снимая очередной блин заключает Маша. — Такой чтобы спальня побольше, кухня, две ванные комнаты. Ну и большая детская. Это обязательно.
— И зал побольше, — улыбается Оля.
— Тогда и участок большой нужен, — подключается к разговору Женя. — Клумбы у забора, дорожки вымощенные камнем, детская площадка с песочницей.
— Всё уже решили, — подходя к нам улыбается Лена. — Ну что я могу сказать, наши мысли совпали на сто процентов. Только, пожалуйста, при Маше особо о детях не мечтайте. Для неё тема болезненная. Мне кофе, три с половиной ложечки сахара и сливок побольше. Я быстро.
Странно, но всё идёт гладко. Совсем гладко. Вспышек ревности нет, неприязни тоже нет, вообще, ни капли. Кроме того что Грибочкина ведёт себя слегка вульгарно и уже несколько раз пробежала по коридору голышом, никаких происшествий. Но самое главное — я. Мне всё нравится, меня всё устраивает. Боли нет, мысли не изворачиваются и не пугают.
Когда всё готово и все собираются за столом… Сидим, завтракаем, общаемся. Грибочкина намекает что всем желательно сходить в больницу и провести кое-какие тесты. Лена расспрашивает Иванову о каких-то женских делах. Ну и путаница… На: Маша, Машка, Машенька и Мария, отзываются как Грибочкина так и Иванова. Называть их по фамилиям неудобно, не чужие всё-таки. По имени отчеству тоже как-то не так.