Господи, с чем я вообще имею дело?
Собеседница вдруг фиксирует на мне пронзительный взгляд сразу нескольких масок.
— Не пытайся постичь непостижимое, человек. Это знание не для твоего ума. Просто прими как данность — в мире есть вещи, которые тебе не подвластны. И существа, которым ты в подмётки не годишься.
Меня передёргивает. Выходит, эта тварь в курсе всего? И про вторжение людей Джейка в её логово, и про его жалкую смерть, и про то, как я подобрал Регрессию с его трупа?
Стоп. Так может…
— Ты пришла вернуть свою способность? — сипло спрашиваю я, невольно прикрывая грудную клетку рукой.
Пришелец лишь качает увенчанной масками башкой.
— Нет. Раньше она принадлежала только вискафам, но Сопряжение скопировало наши умения, как копирует любые опасные биологические виды. Пойми, Регрессия — наследие моего народа, а не творение Сопряжения. И всё же теперь она твоя по праву. К тому же, это умение и так со мной.
У меня голова вновь идёт кругом. Так, стоп. Надо сосредоточиться на главном. Она упомянула термин, который фигурирует в описании способности:
«Виска́фы существуют вне временного потока. Для них смерть — лишь шанс попытаться снова».
— Кто такие эти… вискафы?
Вр’кса издаёт низкий гудящий звук. Кажется, так она вздыхает.
— Последняя искра былого величия. Те, в ком ещё теплится пламя Предтеч.
— А поконкретнее, чёрт возьми⁈
— Вискафы — это не биологический вид или самоназвание расы, — терпеливо поясняет ВечноЦвет. — Вискафы — это ступень развития. Что-то вроде вашей религиозной касты. Мой народ, ультхаки — далёкие потомки Предтеч, и лишь в единицах из нас до сих пор теплится искра их изначальной силы. Таких зовут вискафами — «Просвещёнными».
— А Ульткхары?
Вроде Аксарта «Тернового Листа» Рейго из клана Серых Скитальцев, что теперь сидит в Денби.
— Они являются нашими далёкими потомками.
— Предтечи… Кто они? Древняя раса? Боги?
— Те, кто были до нас, — невнятно отвечает собеседница. — Те, кто постигли суть мироздания и перешли на иной уровень бытия, преодолев границы бренной плоти. Они растворились в четырёхмерном пространстве, слившись с самим временем.
От её слов по коже бегут мурашки. Даже не знаю, благоговение это или ужас. А может, всё вместе.
Набираю воздуха для следующего вопроса. Сдаётся мне, сейчас прозвучит самое важное.
— Ты знаешь, кто стоит за Сопряжением? Кто всем этим управляет?
Вр’кса вдруг застывает. Щупальца её начинают конвульсивно подёргиваться, а маски беззвучно оборачиваться вокруг своей оси, сменяя улыбку на оскал и обратно.
— Он грядёт… — потусторонний шёпот срывается с её губ.
Ошарашено гляжу на собеседницу.
— Кто? О чём ты?
— Мы ещё встретимся, — бросает она напоследок.
А в следующий миг земля под её щупальцами вспучивается и смыкается, поглощая ультхака целиком, словно испуганного червя, юркнувшего в нору. Только примятая трава намекает, что здесь кто-то был.
Ошарашено верчу головой. Да что такое, мать их, происходит⁈
Внезапно знакомое тепло вспыхивает в груди, когда аркана вновь заполняет мои каналы.
И тут всё идёт по звезде.
Импровизированный лес вокруг меня вдруг начинает распадаться. Могучие стволы рассыпаются прахом, листья превращаются в пепел. За считанные секунды от буйной растительности не остаётся и следа. Лишь голый утоптанный снег, но через миг исчезает и он. Процесс хорошо мне известный.
К сожалению.
А за границей исчезнувшей чащи я вижу знакомый силуэт.
Креллик херов Зверобой собственной персоной.
Глава 11
Я стою посреди заснеженного пустыря, напряжённо глядя на возникшего будто из ниоткуда Креллика. Только снег похрустывает под моими ногами, пока я поворачиваюсь, отслеживая перемещения наёмника.
Зверобой с равнодушной методичностью осматривает поле, бывшее недавно лесной чащей. Его взгляд скользит по следам на снегу и разрытой земле. Ни один из нас не произносит ни слова, но в воздухе висит почти осязаемое напряжение.
— Где она? — вдруг резко спрашивает Креллик, впиваясь в меня немигающими чёрными глазами.
ВечноЦвет? Он охотится за ней?
— Кто? — отзываюсь, пытаясь тянуть время.
Креллик раздражённо дёргает щекой.
— Не испытывай моё терпение, мальчишка, — цедит он. — Ты знаешь, о ком я.
Значит, я прав. Зверобой выслеживает Ультхака. Видимо, очередной жирный контракт.
Лихорадочно прикидываю варианты. Сдать Вр’ксу? Да чёрта с два. Пусть я ни хрена не понимаю в её мотивах, но эта сущность, похоже, ключ к разгадке многих тайн. Нельзя позволить Креллику до неё добраться.
— Исчезла, — отвечаю как можно небрежнее. — Куда — не знаю. А если б и знал, хрен бы тебе сказал.
На губах Зверобоя появляется кривая ухмылка.
— Наглец, — почти одобрительно тянет он.
От его снисходительной улыбки в висках начинает стучать кровь. Кипящая злость рвётся наружу. Знаю, что против Креллика у меня пока что нет шансов, но и трусливо поджать хвост я не могу.
— И что теперь, сифилитик ты безносый, будем драться? — с кривым оскалом уточняю я.
Если покойная Лакси была элементальщицей, освоившей бой на длинной дистанции и отвыкшей сражаться в рукопашной, то этот бледный упырь носит на поясе ножны. И я не сомневаюсь, что он отменно орудует их содержимым. Вот почему я не испытываю особой уверенности в том, что Последняя дуэль может кардинально уравнять наши шансы.
Наёмник вдруг начинает хохотать. Сухо, безжизненно, запрокинув голову. Его смех эхом разносится над пустырём, отражаясь от стен Фритауна.
— Спасибо за поднятое настроение! — собеседник качает головой в надвинутом чёрном капюшоне, словно до сих пор не может поверить в сказанное. — Ты меня позабавил. Нет. Мы не будем драться. Во-первых, Я не убиваю бесплатно. А во-вторых, драки бы не вышло. Слишком силы неравны.
Он с шумом втягивает морозный воздух в щели своего деформированного практически отсутствующего носа.
— Но я уверен, что очень скоро кто-нибудь заплатит мне солидный куш за твою буйную голову, — Креллик щёлкает пальцами. — И тогда, поверь, я исполню заказ с превеликим удовольствием.
Ах ты ж сукин сын!..
Он замечает мою реакцию и ухмыляется ещё шире. Делает шаг вперёд, нависая надо мной всей своей худощавой долговязой тушей.
— Знаю, о чём ты думаешь, — вкрадчиво произносит он. — Ты уже поверг не одну Нову и заработал себе кое-какую репутацию. Может, ты и впрямь сильнее, чем кажешься. Может, Налаксию ты и правда прикончил в честном бою, в чём я глубоко сомневаюсь. Только вот незадача…
Креллик склоняется к моему уху и шепчет почти интимно:
— Мальчишка, твоя дерзость однажды станет причиной твоего падения. Таких борзых выскочек в Сопряжении никто не любит. Возомнил себя центром вселенной, а на деле ты просто песчинка в жерновах истории. И скоро об этом узнают все.
Его слова меня не трогают, заставляя равнодушно зевнуть.
Словно заметив мою реакцию, противник отстраняется и окидывает меня презрительным взглядом.
— Вы, земляне, ещё не понимаете, с чем связались, — почти скучающе говорит он. — Мните себя достойными, раз выбились в Третий Этап. А на деле вы просто сменили один ошейник на другой.
Киваю в сторону Фритауна, гордо возвышающегося за моей спиной.
— Разве похоже, что мы ходим на поводке? Все, кто пришёл к нам с мечом, остались лежать на 6 футов[1] под нашей гостеприимной землёй.
Креллик лишь качает головой и смеётся. Тихо и уверенно.
— Наивный недоумок. Неужели ты веришь, что Содружество — это свобода? Очнись. Вы лишь получили иллюзию выбора и самостоятельности. На деле же вам просто милостиво разрешили выбрать себе нового хозяина.
Его слова, произнесённые спокойным, ровным тоном, бьют под дых сильнее, чем любые угрозы и оскорбления. Потому что в глубине души я чую — он прав. Мы продвинулись вперёд, но всё равно остаёмся лишь пешками в чужой игре.
— Ты возомнил себя особенным, да? — почти ласково спрашивает Зверобой, и я невольно ощущаю исходящую от него ауру опасности, как от ножа у горла. — Я видел сотни таких, как ты, — продолжает он. — Дерзких щенков, возомнивших себя волками. И знаешь, что с ними стало? Все они встретили меня.
— Ути боже мой, самый грозный хищник в детском саду. Хочешь медаль за избиение слабаков?
— Продолжай бравировать, — усмехается собеседник. — Я люблю, когда чужая самоуверенность осыпается с треском ломающихся костей.
Вдруг он осекается и вскидывает голову, словно прислушиваясь к чему-то. Бросает быстрый взгляд на небо, хмурится.
— Что ж, на сегодня хватит душеспасительных бесед, — бросает он почти весело. — Дела ждут.
Ксенос разворачивается и делает несколько размашистых шагов прочь, но потом оборачивает ко мне лицо и добавляет:
— Ах да, чуть не забыл. О чём вы с ней говорили?
— Обсуждали твою мамашу, и почём она нынче берёт за ночь.
Долгую секунду стоит звенящая тишина…
А потом под тихое жужжание слой кожи на моём лице перестаёт существовать, и мучительная боль окрашивает мир алым.
Мне хочется вскрикнуть. Мне хочется отшатнуться и согнуться, с шумом втягивая в себя обжигающе холодный воздух.
Вместо этого я стою, держа руки на пояса возле кобуры, и не спускаю глаз с оппонента. На это требуется колоссальная выдержка, и лишь благодаря Динамической регенерации, сразу занявшейся восстановлением тела, и Адаптивному морфогенезу, понизившему болевую чувствительность, мне удаётся выдержать агонию.
— Замечательно. Так даже лучше, — сипит он.
С этими словами наёмник исчезает. Просто растворяется в воздухе у меня на глазах, оставляя после себя лишь горький привкус угрозы.
Несколько секунд стою дезориентированный. В голове крутятся слова Креллика, разъедая подобно кислоте.
— Хрен тебе, — шепчу почти беззвучно. — Хрен вам всем по самые гланды. Не на того напали.