С моего счёта исчезает 3,650,000 единиц арканы.
Едва я успеваю отдать мысленный приказ об улучшении Ментального заслона до ступени S, как реальность вокруг искажается, будто воспринятая через треснувшее зеркало. Картинка дробится, множится, обретает невообразимую глубину и острые грани. Краски то вспыхивают ослепительным сиянием, то меркнут, погружая мир в непроглядный мрак.
Виски сдавливает невидимый обруч, стискивает так, что, кажется, голова вот-вот лопнет спелым арбузом. Собственный сдавленный крик доносится будто издалека, приглушённый и исковерканный.
В ушах нарастает оглушительный гул, перекрывающий все прочие звуки. По лицу щедро струится что-то тёплое и липкое. Кажется, сосуды в носу и глазах не выдержали чудовищного напряжения. Поле зрения затмевают алые круги.
Из последних сил цепляюсь за реальность, но та ускользает, рвётся лоскутами, расползается по швам. Разум затапливают обрывки воспоминаний, образов, фантасмагорических видений. Они проносятся с невероятной скоростью, сменяя друг друга, словно в бредовом калейдоскопе.
Залитый солнцем двор, смех брата, ласковые руки матери. Беззаботное счастье, которого больше никогда не будет. Память услужливо подбрасывает картинки из прошлого, словно издеваясь над нынешним бессилием.
Следом приходят воспоминания юности. Первая драка, первая кровь на разбитых костяшках. Горечь несправедливости, жгучая ненависть к миру, где прав лишь тот, у кого больше силы. Жажда мести, злой огонёк в груди, толкающий вперёд, всё дальше и дальше.
Череда образов прокручивается всё быстрее, почти сливаясь в единый мутный поток. Служба в армии, бесконечная муштра, тупое следование приказам. Чувство, что бежал от одной западни и попал в другую, в бесконечный лабиринт, из которого нет выхода. Дембель и упоительное ощущение свободы. Шанс начать всё заново.
Перед внутренним взором проносятся лица — друзей, врагов, случайных попутчиков. Тех, кто помог, тех, кто предал. Тех, кого я убил. О, как же их много… Целое море крови, и с каждым новым лицом оно становится всё глубже. Я захлёбываюсь в нём, иду ко дну, отчаянно молотя руками.
Лица, места, звуки, запахи — всё сливается в один пёстрый вихрь, затягивающий в безумный водоворот. Я теряю себя, распадаясь на миллион фрагментов. Уже не понимаю, где кончаюсь я и начинается остальной мир.
Агония, кажется, длится целую вечность. Или, быть может, краткий миг. Время теряет всякий смысл, закольцовывается, течёт вспять. Прошлое и будущее смешиваются в одну пульсирующую точку, пронзительно-острую, невыносимо болезненную. Наверное, именно так воспринимают течение времени ВечноЦвет и её сородичи. Как они только ещё не рехнулись?..
Внезапно всё прекращается. Словно кто-то щёлкнул выключателем, погасив безумную круговерть. Сознание проясняется, обрывки мыслей собираются воедино. Я судорожно втягиваю воздух, будто выныривая из глубины.
А незнакомец отшатывается, хватаясь за голову. Безжалостный откат от использованной им способности, что наткнулась на невидимой стену — мой Ментальный заслон, поднятый на немыслимую доселе высоту.
Его зрачки гаснут, а с губ срывается сдавленный хрип. Связь прервана. Контроль разума разрушен.
Чувствую его оторопь. Растерянность. Даже страх. Он явно не ожидал, что я окажусь способен на такой трюк. Пожалуй, никто бы не ожидал. Даже я сам. Это за гранью возможного, за пределами здравого смысла.
Невесело усмехаюсь разбитыми губами. Поздравляю, паскуда. Твой болтливый язык официально обломал зубы о мой Ментальный заслон. Больше ты не залезешь ко мне в голову. Я всё ещё хозяин своего разума… Даже если тот сейчас больше напоминает выжженную пустошь.
Чужая воля рефлекторно вновь бьётся о мою защиту, словно волны о скалы. Раз за разом она обрушивает на преграду всю свою ярость, всё своё могущество, но когнитивный блок выстаивает, с лёгкостью поглощая удары.
— Это… невозможно… — хрипит наёмник, и в его вытаращенных глазах плещется шок. — Ты был мой! Я видел твои параметры! Ты не мог!.. Просто не мог! Как⁈
Он встряхивает головой, явно пытаясь взять себя в руки. Его пальцы судорожно стискивают рукоять кинжала. Бешенство мешается с растерянностью.
Вместо ответа судорожно втягиваю воздух, пытаясь отдышаться. Всё тело будто налито свинцом, голова раскалывается от чудовищного напряжения.
Мимолётное усилие, и я вижу его имя. Все остальные поля скрыты Анонимностью, но, по крайней мере, теперь знаю, с кем имею дело.
Хастор уже оправился от потрясения и в его руке тускло поблёскивает окровавленный кинжал. Двигает им он не очень умело. Похоже привык, что жертва не дёргается и послушно ждёт, пока ей вскроют глотку, как овца на жертвоприношении.
Незнакомец облизывает губы серым языком и шипит:
— Крепкий ты орешек, Егерь. Не думал, что сможешь отбиться от моего Серебряного языка. Что ж, придётся импровизировать. Обычно я предпочитаю работать чисто, но для тебя сделаю исключение.
Оба тянем время, пытаясь прийти в себя, правда, мне однозначно хуже, чем ему.
Сплёвываю на пол кровавую слюну и хрипло шепчу:
— Давай, лягушонок Кермит. Ты же помнишь: в Сопряжении нет места слабому. Так иди и возьми своё…
— Что ж, прекрасно, — цедит он сквозь зубы. — Это не единственный мой козырь.
Спурт срабатывает одновременно с тем, как на периферии зрения возникают багровые пятна, предупреждающие об опасности с тыла. В спину бьют энергетические лучи, но я уже несусь вперёд Глайдом.
Пол в точке, где меня уже нет, прожигает насквозь, и этажом ниже звучат испуганные крики на неизвестном языке. Надеюсь, из-за нашей потасовки никто не пострадает.
Последняя фраза противника звучит угрожающе, но каково же моё удивление, когда он… начинает драпать. Его силуэт искажается, вытягиваясь к двери, а затем молниеносно схлопывается в новой точке, словно отпущенная невидимой рукой резинка.
Прямо на ходу меняю траекторию, сворачивая за ним, и обгадившийся Гринч мимоходом создаёт на моём пути чёрный блестящий барьер из чего-то похожего на вулканическое стекло, закрывая выход из комнаты от стены до стены.
С виду непроходимая преграда.
К его несчастью, подобное не может меня остановить даже при всём желании. Кратковременный фазовый сдвиг Глайда, позволяет частично игнорировать физические препятствия и проходить сквозь твёрдые объекты. Именно это я и делаю, исчезнув за миг до контакта со стеной, скольжу по изнанке и возникаю уже на той стороне.
Двигаюсь на чистых инстинктах, на первобытном, зверином упрямстве. Добыча бежит. Значит, её надо догнать. И плевать, что тело всё ещё пытается заштопать полученные раны. Плевать, что голова набита ватой, а перед глазами плавают круги.
Хастор пытается перенестись к новой точке, но миг, и я уже у него за спиной.
А дальше за меня начинает говорить Последний вдох.
Вкладывая в удар всю свою ненависть, всё бешенство, вбиваю вибрирующее лезвие под лопатку противнику. Туда, где спрятан его Модуль управления. Пронзая мышцы, сухожилия и электронику, эскадий входит в плоть, укрытую доспехом легко, словно лопата в рыхлую землю. С жалобным воплем ксенос отшатывается, пытается во всяком случае, но уже поздно пить боржоми.
Молниеносным движением выбиваю его опорную ногу, и ушлёпок с грохотом рушится наземь. Затылок Хастора дёргается от боли и изумления, едва не стукнув меня по лицу.
Второй раз мой клинок со свистом рассекает воздух и вонзается под рёбра Златоуста, погружаясь по самую рукоять. Новый крик боли, полный отчаяния и страха. Кровь толчками выплёскивается из раны, окрашивая одежду.
Убийца булькающее хрипит, неловко вывернув конечность, хватается за мою руку, будто это сможет её остановить.
Чтобы отсечь любые мысли о сопротивлении, высвобождаю электричество. Яркие искры пляшут на пальцах, с потрескиванием срываются с кончиков. Ослепительная вспышка бежит по металлу, зарывается в недра чужого тела, прошивая внутренности разрядом тока.
Пронзительное верещание раздирает барабанные перепонки. В воздухе разливается омерзительный запах палёной плоти. Враг бьётся в конвульсиях, его тело выгибается дугой.
— Я расскажу… — невнятно хрипит Хастор. — Расскажу, кто меня… нанял…
Рывком переворачиваю полубесчувственное тело на спину, и в третий раз остриё ножа находит себе новое пристанище в податливой плоти оппонента. На этот раз в животе. Резким движением дёргаю Последний вдох вниз, распарывая зелёную брюшину до паха.
Псионик заходится беззвучным криком. В нём смешались боль, животный ужас и отчаянная мольба о пощаде. Кровавая слюна плёнкой покрывает его губы.
Мне плевать.
Я прекрасно помню, как чужая воля упирала ствол револьвера в мой висок. Как нашёптывала сладкоголосые обещания, уговаривая сдаться и сдохнуть.
— Конечно, расскажешь, — ласково улыбаюсь, склонившись к самому его лицу. — Куда ты денешься.
Забавно, конечно… Мне стоило бы поблагодарить упыря, ведь лишь в результате его вмешательства я не сдох в кошмаре Скульптора Грёз. Клиническая смерть прервала действие чужой способности, и если бы Златоуст действовал чуть более оперативно и грубо, никакой инъектор не исцелил бы отрезанную голову. Вот что значит — не привык марать руки.
Взгляд пришельца мутнеет, теряет осмысленность. Похоже, шок и кровопотеря делают своё дело. Его веки трепещут, дыхание превращается в хриплые стоны. Однако я безжалостно давлю на рукоять клинка, заставляя Хастора возвращаться из небытия. Мне нужны ответы.
Склонившись к самому его рту, слышу еле различимый, прерывающийся шёпот. Губы убийцы двигаются, силясь произнести слова. Сквозь всхлипы и бульканье доносится искомое.
Имя заказчика.
Кровавые пузыри лопаются на его губах, а потом он обмякает. Затихает. И только выпученные мёртвые глаза таращатся в никуда.
Глава 23
Я сижу на полу в луже собственной и чужой крови, тупо пялясь на остывающее тело Хастора. Даже не знаю, сколько прошло времени — минута или десять? Сознание всё ещё мутное после отравления, ментальной схватки и употребления инъекторов. В ушах стоит ровный гул.