– Потому что она нужна тебе!
– Все, что мне нужно, – натянуто произнес он, – это знать, что она понесла наказание.
– Ты затеял все это, представляя ее совсем не такой, какая она есть на самом деле. Джоул, пожалуйста, выслушай меня. Прошу тебя, пожалуйста. Позволь мне поговорить с ней. Я ей объясню…
– Объяснишь, когда все закончится.
– Тогда будет поздно! – Страсть, с которой она говорила, почти пугала его. Казалось, эта страсть ярким пламенем горит внутри нее, прямо у него на глазах иссушая ее кожу, пожирая ее красоту. – Послушай меня, Джоул, ну послушай! Я так боюсь того, что может случиться! Так боюсь… Мне очень плохо, Джоул. Я совсем разбита… Умоляю тебя, не делай этого! Не делай… – Не в силах больше говорить, она согнулась, словно пораженная невыносимой болью.
– Я должен это сделать, – твердо сказал Джоул. – Завтра мы отправляемся в Мексику. Постарайся отдохнуть.
Он поднялся и вышел из каморки, закрыв за собой дверь.
Майами, Флорида – Хьюстон, Техас
Хоакин де Кордоба задумчиво смотрел в иллюминатор самолета. В тридцати тысячах футов под ним лежал Техас – бескрайняя, выжженная солнцем темно-желтая земля. Сидящий на соседнем сиденье человек заснул, и время от времени его голова падала полковнику на плечо.
Де Кордоба чувствовал, как его одолевает усталость. Он не спал уже двое суток, а из последних тридцати шести часов двадцать три провел в самолетах. Вечером в понедельник он перелетел из Барселоны в Мадрид, затем ночью – из Мадрида в Нью-Йорк. Там он получил первую часть денег, шесть миллионов долларов, которые ожидали его в Первом Национальном банке и по заранее оговоренному плану были доставлены в сопровождении небольшой охраны в аэропорт.
Следующим вечером де Кордоба вылетел из Нью-Йорка в Майами, где в разных банках получил оставшиеся четыре миллиона. И снова в сопровождении охраны деньги были доставлены в аэропорт.
В результате пачки долларов составили колоссальный вес. Большая часть суммы, уложенная в громадный алюминиевый чемодан, была в мелких купюрах. Этот чемодан оказался совершенно неподъемным. Полковник лично проследил за тем, как его погрузили на самолет.
Меньшая часть денег была значительно легче – шестнадцать пачек пятисотдолларовых купюр, которые он аккуратно уложил на дно кожаной сумки. Четыре миллиона долларов. Сверху лежали кое-какие личные вещи, взятые им в дорогу. Сумку он поставил себе под ноги.
Легкие деньги… Веки Хоакина де Кордобы потяжелели. Усталость наваливалась на него все сильнее, предательски звала погрузиться в сладкие грезы и в конце концов заснуть. Легкие деньги, тяжелые деньги… Большие деньги – легкие… Маленькие – тяжелые…
Он встрепенулся, отгоняя от себя сон, и сел прямо, стряхнув с плеча голову соседа. Протер ладонями покрасневшие глаза, сделал глубокий вдох и снова устремил затуманенный взор в иллюминатор. Он не мог спать, не имел права, пока не доберется до Монтерея.
Дипломатический паспорт, который помог получить Джерард Массагуэр, до сих пор позволял ему беспрепятственно проходить через все таможенные и иммиграционные службы. Полковник надеялся, что и впредь все будет идти гладко.
Он взглянул на часы. До Хьюстона оставалось еще два часа. Затем пятичасовое ожидание рейса до Монтерея. А из Монтерея последний перелет в Эрмосильо. Только бы у похитителя хватило терпения.
Тусон
«Додж» был уже готов. Джоул загрузил в него все необходимое – запас воды, продукты, спальные мешки, палатку, одежду. Он сам тщательно подготовил машину к долгой дороге, не забыв прихватить целый набор запчастей. Этот «додж» он купил почти новым, и, если не считать старых покрышек, которые он заменил, автомобиль был в отличном состоянии. Так что они будут чувствовать себя в нем вполне удобно и уверенно, даже несмотря на тяжелое путешествие, ожидающее их впереди.
Джоул знал, где они пересекут границу. К востоку от Ногалеса, в месте, которое ему уже приходилось использовать для этой цели. Двадцатипятимильная ночная поездка по пустыне – и они в Мексике. Вероятность, что их остановят, была ничтожна, так как нелегальный въезд в Мексику не интересовал никого.
Он очень хотел взять с собой винтовку М-16, но спрятать такое оружие в небольшом автомобиле было довольно трудно. А пистолета у него не было. Так что ему пришлось довольствоваться лишь массивным, острым как бритва десантным ножом, который он сунул в бардачок.
Теперь, когда конец уже был так близок, Джоул вновь обрел решимость и целеустремленность. Последние проведенные с Иден недели стали для него своеобразным отпущением грехов, даром Божьим. Но сейчас оба они снова оказались на пути к их судьбе.
Было четыре часа дня. Они тронутся в путь с наступлением сумерек.
Джоул прилег, пытаясь немного отдохнуть. Его тревожили мысли об Иден. Похоже, ей становилось хуже. В течение двух дней она не притрагивалась к еде и едва ли выпила стакан воды. Она очень ослабла. Он молил Бога, чтобы Иден все-таки съела свежие овощи и соблазнительно сочные фрукты, которые он ей оставил и которые она так любила.
Зря он рассказал ей правду. Казалось, это буквально раздавило ее, лишило присутствия духа.
«Она поправится, – убеждал себя Джоул. – С ней все будет хорошо».
Ближе к вечеру он спустился в подвал посмотреть, поела ли она. Еда осталась нетронутой.
Иден спала тревожным сном, постоянно металась, вздрагивая и что-то бормоча в горячечном бреду. Джоул приложил руку к ее лбу, с ужасом ощутив, что она буквально горела. Время от времени ее веки приоткрывались, и в узких щелочках можно было разглядеть беспокойно блуждающие зрачки.
Ее кожа сделалась неестественно сухой и, казалось, потемнела.
Он смотрел на нее, чувствуя, как в его сердце входит холодное лезвие. Такой Иден была лишь в самый тяжелый период своей ломки. Неужели болезнь могла вернуться? Неужели нервное потрясение могло вызвать новый приступ абстинентного синдрома? Этого Джоул не знал.
Он встал и тихо вышел. Ей оставалось спать еще два часа.
Джоул вернулся за ней в девять. Она уже не спала, но, увидев ее лицо, он ужаснулся.
– Мне плохо, – прошептала Иден. – Обними меня, Джоул.
Он крепко прижал к себе ее дрожащее тело. «Нет, – стучало у него в голове, – нет, нет, нет. Ты не можешь так поступать с ней. Ты просто не имеешь права!»
– Что с тобой? – спросил он. – Снова ломка?
– Я не знаю. Но я чувствую себя не так.
– А как ты себя чувствуешь?
– Мне так… жарко. Так плохо…
С бесконечной нежностью Джоул засунул ей в рот две таблетки парацетамола и уговорил ее проглотить их.
– Попей еще, – умоляющим тоном проговорил он. – Ну еще чуть-чуть.
Большая часть воды текла мимо ее рта. Наконец она начала давиться и замотала головой.
– Не могу.
– Скоро тебе станет лучше. Это просто пустынная лихорадка. Она быстро пройдет.
Обнимая и прижимая к своей груди, он ласково гладил ее по волосам.
Минут через двадцать дрожь начала ослабевать. Он потрогал ее лоб. Жар, казалось, несколько спал.
– Как ты? – спросил Джоул.
– Лучше.
– О'кей. Нам пора ехать.
– Куда? – вяло пробормотала Иден.
– Я тебе уже говорил. В Мексику.
Он помог ей встать, но, когда она попыталась идти, у нее подкосились ноги. Он едва успел подхватить ее.
– Придется тебе нести меня, – грустно улыбнулась Иден.
Джоул поднял ее на руки и понес наверх к «доджу», где бережно усадил на переднее сиденье, положил под голову подушку и укрыл одеялом. Затем пристегнул ее ремнем безопасности.
– Ну как?
– Нормально, – проговорила она, не открывая глаз.
– Постарайся заснуть.
Он сел за руль, завел мотор и поехал по дороге, петляющей среди великанов-сагуаро, даже не оглянувшись на оставляемый навсегда дом.
По той же дороге милях в двух впереди ехала еще одна машина – потрепанный грузовик без бортов, который, должно быть, направлялся за партией наркотиков или на встречу с группой нелегальных иммигрантов. Однако, без сомнения, это был не полицейский автомобиль. Завидев «додж» Джоула, водитель грузовика сбавил скорость, давая Джоулу догнать его, чтобы получше рассмотреть, кто сидит у него на хвосте. Джоул охотно приблизился к грузовику, как бы говоря его пассажирам, что они могут не опасаться его, а заодно и сам убедился, что ему ничто не угрожает. После этого он немного подотстал и затем ехал, уже придерживаясь дистанции.
Облака поднимаемой грузовиком пыли служили ему удобным ориентиром в ночи. В свете фар пустынная растительность выглядела зловеще, словно армия призраков, протягивающих к нему свои скрюченные руки. Дорога оказалась гораздо труднее, чем он рассчитывал. «Додж» петлял, подпрыгивая на ухабах, как удирающий от погони заяц.
Иден снова забылась тревожным сном. Время от времени она стонала и что-то неразборчиво бормотала. Когда колесо автомобиля попадало в яму, она испуганно вскрикивала или начинала хныкать во сне. Джоул старался вести «додж» одной рукой, другой придерживая Иден, чтобы она не ударилась на очередной колдобине. Ее голова так болталась из стороны в сторону, что порой казалось, будто у нее вот-вот сломается шея Но она все равно продолжала спать.
Он потрогал ее лоб. У нее снова был жар. Но она уже не потела. Казалось, в организме Иден больше не осталось влаги и ее кожа пересохла.
«Проклятье!» Джоул с досадой ударил кулаком по рулю.
Он остановил машину и достал бутылку с водой, затем, осторожно поддерживая голову Иден, попытался заставить ее сделать несколько глотков. Вода пролилась мимо ее безвольных, вялых губ.
Он намочил руку и обтер ей лицо и шею, взволнованно приговаривая:
– Осталось немного, потерпи. Еще пара часов, и мы приедем.
Иден пробормотала что-то невразумительное. Он поцеловал ее в губы. Они были сухими и потрескавшимися.
– Я люблю тебя, – прошептал Джоул.
Он сверился с компасом и снова погнал машину вперед.
Может, сегодня ночью она пропотеет и жар спадет. Может, к утру ей уже станет легче. Может быть.