Первородный грех — страница 2 из 55

Что он не упомянул, так это о том, что моя сестра влюблена в уродливого демона. Как же он позволил этому случиться?


Так вот сижу я, беспомощно бьюсь головой об стену пока моя сестра там в опасности. Габриэль ясно дал понять. Я не могу вмешиваться. Он говорит, что это ее жизнь. Ее выбор. Он говорит, что все получится.

Я ему не верю.

И это только вопрос времени, прежде чем демон сделает что-то, чтобы доказать мою правоту.

Фрэнни

— У Гейба есть я, экспериментирующая с этим удивительным Влиянием, — говорю я после ланча, забирая у Люка небольшую чугунную сковородку, чтобы помыть.

В его глазах читается напряжение, и он даже не пытается скрыть ревности, звучащей в его голосе.

— Смею предположить: поздний вечер, вы одни в твоей комнате.

Я ничего не могу поделать с бабочками в моем животе и румянцем, растекающимся по моим щекам, и мне ненавистно чувство вины, заполняющее меня. Но я справлюсь. Я еще не поняла, для чего мне нужен Гейб. Все, что мне известно — это то, что я нуждаюсь в нем. Когда он рядом, я чувствую, что всё будет хорошо, и когда он прикасается ко мне, любые тревоги тают.

Я погружаю руки в мыльную воду и начинаю отчаянно драить посуду.

— Иногда. Но если единственный человек, способный меня обучить, это Гейб, ничего страшного не произойдет.

Он роняет кастрюлю на столешницу, отчего сотрясается пол и смотрит на свои руки, разведенные в стороны.

— Я искренне сомневаюсь, что ты исключительно уговорами заставишь Габриэля что-либо сделать.

Я начну, ибо Гейб легко может прочесть мои мысли, а не Люк. Но то, как он на меня смотрит, заставляет задуматься. Я глубоко вздыхаю, и уже через секунду прихожу в себя.

— Так или иначе… обычно мы зависаем в парке.

Я чувствую, как напрягается моя грудь потому, как я каждый раз расстраиваюсь, когда задумываюсь об этой в целом глупой вещи.

— Он полагает, что на детей влиять легче. Но мне кажется, что в этом направлении лучше не стоит двигаться.

Он поднимает за ручку кастрюлю со столешницы.

— Ну, это ради мира во всем мире.

Я со стоном опускаю лицо в мыльные руки.

— Я забила на это. Не имею представления, о чем он думает; предполагает, что я способна это сделать, но я даже не в состоянии устроить драку в песочнице из-за ведерок и совочков.

Мне ненавистны слезы, текущие из моих глаз. Я ненавижу все прямо сейчас.

— Я не могу это сделать. Это не работает.

Я не смотрю на него, когда он разворачивает меня и прижимает к столешнице, его тело такое горячее, а голос внезапно смягчается.

— Мне жаль, Фрэнни. Ты же знаешь, как мне трудно… справляться со всеми этими чувствами. Все будет хорошо.

Он приподнимает пальцем мой подбородок и стирает мыльную пену с моего лба.

— Все сразу навалилось.

Он выгнул бровь.

— Я позволю тебе практиковаться на мне.

Я, всхлипывая, вытираю рукой кончик носа.

— Я уже это сделала.

Он, усмехаясь, смотрит вниз, чтобы убедиться, что он все еще цел.

— Мне стоит волноваться?

Я загадочно улыбаюсь в ответ.

— Нет.

— Я уже попрактиковалась на тебе, даже не заметив этого. Ты был моей подопытной крысой, или что-то вроде того. Моя первая жертва.

Влияние распространилось на Люка, прежде чем я осознала это. Учитывая тот факт, что я понятия не имела, что Люк был демоном. Но я хотела его. Очень. И я получила его, обратив его своим Влиянием в смертного.

Он плотнее прижимает меня к столешнице, и я не могу не заметить, как его тело действует на меня — я плавлюсь, словно желе. Взгляд его темных пылающих глаз заставляет мое сердце стучать быстрее.

— И каков результат эксперимента?

Я ощущаю, как нагревается мое тело, несмотря на прохладную пену, стекающую по моим рукам. Я смыкаю мыльные руки у него на шее, наблюдая, как он гримасничает, потому что мыльная вода капает ему за шиворот, стекает по спине.

— Я не думаю, что он окончен. Я продолжаю исследования. Ты знаешь… — Я плотнее прижимаюсь к нему, — Что произойдет, если я сделаю это.

Я ощущаю, как реагирует его тело, напрягаются мышцы, ускоряется дыхание.

Я улыбнулась.

— Или это. — Я поднимаюсь на цыпочки, чтобы поцеловать его шею. — Интересная реакция, — откликаюсь я, когда он, вздрагивая, откидывает голову назад. — Мне стоит зарегистрировать это в своем журнале.

— Это так естественно, то, как твое Влияние оказывает воздействие, это просто великолепно. Быть может, ты просто слишком стараешься.

Он опускает голову и смотрит на меня, его бездонные темные глаза все еще пылают. Но затем он отходит от меня.

— Если бы я только мог закончить то, что начал.

Я привлекаю его обратно за пояс джинсов.

— Почему ты не можешь?

— Потому что женщина из библиотеки сказала позвонить ей около часа.

Он кивает в сторону часов на микроволновке, на которых 12:58. Я отталкиваю его и возвращаюсь к мыльной раковине, полной посуды.

— Ты — такое искушение.

Я качаю головой, расстроенная.

— Видишь, как замечательно работает мое Влияние? Я даже не смогла соблазнить тебя проигнорировать телефонный звонок.

Его руки скользят по изгибам моих бедер, и я оборачиваюсь к нему через плечо.

— О, у тебя прекрасно получилось меня соблазнить, — отвечает он с привлекательной ехидной улыбкой. Единственная причина, по которой я в состоянии устоять — это возможность продолжить с того места, где мы закончили, как только я освобожусь.

— Не будь так уверен, — сказала я, зная, что он прав.

— Ты уснешь и проиграешь.

Он выглядел по-настоящему вовлеченным, затем его лицо прояснилось.

— Посмотрим насчет этого.

Его улыбка вернулась, и озорные бесята заплясали в глубине его глаз.

Он сидел на одном из кухонных стульев, балансируя на двух его ножках и набирая телефонный номер. Спустя десять минут он заканчивает разговор, а я убираю в шкаф последнюю тарелку из сервиза моей мамы. Вернув стул на все его четыре ножки, и откинувшись на спинку, он сказал:

— Я начинаю в субботу.

— Я не знаю, почему ты думаешь, что тебе нужна работа. Словно ты собираешься жить вечно…

Я спохватилась, поскольку он усмехнулся.

— Я не намерен провести остаток своей жизни за счет твоего банковского счета.

Его пристальный взгляд встретился с моим.

— И ты тоже.

Я возвращаюсь к столу, пытаясь проигнорировать острые ощущения, проносящиеся сквозь меня вместе с тем, что он подразумевает.

— Я не возьму твои деньги, Люк.

Мы уже разобрались с этим.

— Отлично. Так ты собираешься работать, чтобы я весь день слонялся возле пиццерии, или все-таки я могу стать полезным членом общества.

— Я полагаю, это будет лучше всего, — замечаю я.

Люк умел отвлечь меня, если он находился рядом. Моя первая неделя на работе была ужасной, и ее апогеем было то, что Рикко заставил заплатить меня за пиццу, соскользнувшую с подноса, когда я несла ее к столу.

Я вешаю полотенце для посуды на кран и разворачиваюсь к Люку.

— Рикко скорее всего арестует тебя, если ты будешь весь день болтаться возле его пиццерии, преследуя меня и отпугивая его клиентов. Над тобой до сих пор витают темные силы, и ты знаешь об этом. Они заперли бы тебя и выбросили ключ.

— Кстати о ключах…

Он засовывает руку в карман и вытаскивает блестящий серебристый ключ, поблескивающий в тусклом свете.

— Он от квартиры. Я понимаю, что это всего на несколько месяцев, но я хочу, чтобы у тебя была возможность прийти сюда, когда тебе захочется. — Я сажусь ему на колени.

— Я полагала, что я и так имею такую возможность.

— Тебе не придется стучаться.

Его руки обнимают меня, притягивая к себе.

— Ты не боишься, что я вломлюсь к тебе, сотворив нечто, что ты и не предполагал?

— Ты единственная, кто может себе это позволить.

Его выражение имеет вполне конкретную направленность, в то время как его руки проскальзывают под мою футболку.

— И ты уже здесь.

Когда наши губы встретились, мое сердце выдает стаккато[2]. Он пытается стянуть мою футболку через голову.

— Не возражаете против моего присутствия…

Из дверного проема доносится голос Гейба и заставляет меня всполошиться. Я оборачиваюсь, чтобы увидеть его, прислонившегося к дверному косяку, с ангельской улыбкой на лице, платиновыми локонами и изумительными голубыми глазами, сияющими на его мужественном загорелом лице. Никто не должен так потрясающе выглядеть. Люк со вздохом разочарования опускает мою футболку.

— Ты пристрастился к мелким пакостям? Стучаться не пробовал?

— И пропустить такое шоу? — отвечает он, глядя на меня, хаотично одергивающую футболку.

Я высвобождаюсь из объятий Люка.

— Для ангела, у тебя слишком извращенное чувство юмора, — парирует Люк.

Гейб прислоняется к стене, сунув руки в карманы джинсов.

— Некоторые вещи могут стоить тебе крыльев.

Его улыбка исчезла, а голубые глаза встречаются с моими.

— Так или иначе, я действительно зашел попрощаться.

— Попрощаться? — Паника, постоянно клубящаяся у меня в животе, проникает в мой голос. Столь же виноватый, так как я не в состоянии запретить собственному сердцу трепетать, когда он так на меня смотрит — словно видит мою душу.

Люк заметил, как румянец растекается по моим щекам. Он поднимается со стула и впивается взглядом в Гейба.

— Не дожидайся, чтобы дверь прищемила тебе задницу.

— Я не собираюсь воспользоваться дверью, приятель. — Он подошел к фреске на стене, нарисованной Люком. — Ты знаешь, что играешь на руку другой команде таким образом? Ты действительно должен что-то сделать с этим, — произносит он, проводя пальцем по оранжево-золотистому изображению Озеру Огня.

— Можно вынуть демона из ада, но невозможно вынуть ад из демона.

Усмешка Люка заставляет замереть и неровно биться мое сердце. Глаза Гейба снова возвращаются к моим.