Первородный грех — страница 36 из 55

Папа… шрамы. Гейб… крылья.

Мои глаза расширились и взгляд был направлен на отца, пока я садилась.

— Нет!

Он выглядит немного грустным.

— Прости, но да.

— Ты ангел?

— Нет. Но был им когда-то.

Я взглянула на него.

— Что значит «был им когда-то»?

— Я пал, Фрэнни. Много лет назад.

Я зарылась лицом в руки.

— Боже мой. — Затем со мной что-то происходит, и я смотрю на него.

— Ты действительно мой отец?

Он успокаивающе улыбается.

— Да, я твой отец.

Секунду я сижу, уставившись в пустоту, и пытаюсь уложить все это в моей голове. В глазах все плывет, а затем — темнота. Когда я понимаю, что дышу слишком быстро и чувствую, что мои пальцы немного онемели, я начинаю глубоко дышать, боясь снова потерять сознание.

— Так кем же я являюсь…? Все мы?

Трудно получать достаточно воздуха во время разговора.

— Нефилимы[13], — вмешивается Гейб. — Ты и все твои сестры.

Мой взгляд переместился на него.

— Я не понимаю.

Гейб сжал мою руку.

— Ты только наполовину человек, Фрэнни. Все вы.

— Я все еще не знаю, что это означает.

Я наклоняюсь к краю кровати, уверенная, что меня стошнит.

Рука Гейба скользит по моей спине.

— Нефилимы — дети падших ангелов и людей. Твоя мать — смертная, а отец — ангел. Большинство Нефилимов смертные, но они могут наследовать особые способности от своих бессмертных родителей. Например, исключительную силу, ясновидение или другие, более эзотерические умения.

— Как Влияние. — Это не вопрос.

Гейб медленно кивает головой, настороженно смотрит на меня.

— Что насчет моих сестер?

Гейб переплел свои пальцы с моими.

— Они все по-своему особенные.

Я думаю о Грейс, о том, как она, кажется, видела меня насквозь.

— Значит, у них тоже есть ангелы-хранители?

Папа качает головой.

— Они не нуждаются в них в настоящее время.

Я покачала ногой и села на край кровати, чувствуя, как холодный ужас пробирает меня.

— У меня его тоже больше нет, верно?

Гейб смотрит на меня, но не отвечает. Слезы жгут мне глаза.

— Это моя вина. Я хотела, чтоб у Мэтта была жизнь.

— Это не твоя вина, Фрэнни. — Взгляд Гейба переместился на отца. — Мэтт не первый ангел, потерявший крылья из-за Лилит, — говорит он тяжелым голосом.

— Лилит? Ты имеешь в виду Лили?

Я смотрю на папу и вижу слезу, текущую по его щеке.

— Папа?

— Я был как Мэтт, — говорит он.

— Как Мэтт, — шепчу я, по большей части себе. — Ты имеешь в виду ангелом-хранителем?

Он кивает.

— Что произошло?

— Я позволил себе… отвлечься.

— На Лили, — говорю я, вкладывая вместе все кусочки мозаики. — Что она из себя представляет?

Папа пододвигает мое кресло к кровати и садится напротив меня, поставив локти на колени. Он опустил голову, как будто она была слишком тяжелой для того, чтобы держать ее.

— Она была первой женщиной — первой женой Адама.

— Адама?

Он поднимает взгляд на меня и кивает.

— У них не все было гладко, и поэтому она была изгнана из рая.

— Ты шутишь.

— Хотел бы я, — говорит Гейб.

— Значит, она демон?

Я продолжаю думать, что это должно быть шутка, но лицо Гейба очень серьезно.

— Она демон, но не совсем.

Я просто смотрю на него и отрицательно качаю головой, вскипев от разочарования, и стараюсь упорядочить всю свалившуюся на меня информацию.

— Технически она все еще человек, — говорит он. — Но она опустилась до статуса демона.

Папа берет меня за руку и вздыхает.

— Это довольно длинная история, но достаточно сказать, что Ева не единственная, кто поладил с Сатаной. Лилит, по сути, его королева, его земная спутница. В общем, она первый суккуб.

Когда я заговорила, разочарование слышалось в моем голосе.

— Тогда почему Мэтт не знал о ее демонической сущности? Ангелы должны это знать.

— У нее человеческая душа. Она не отличается от других смертных, отмеченных для Ада.

Папа покачал головой и опустил взгляд.

— Когда ты привела ее сюда… я даже не подумал. Я должен был знать. Это не имеет смысла. Она была изгнана из Рая…

— Но это было… целую вечность назад. Если она не является демоном, как она может по-прежнему оставаться живой?

Папа снова смотрит на меня.

— Люцифер подарил ее душе неограниченные возможности. Она не привязана к чему-либо — она вольна свободно перемещаться от одного смертного хозяина к другому. Она может обладать теми, кто уже отмечен для Ада. Для перемещения ей нужно только прикоснуться к кому-то из них.

Я прячу лицо в ладонях, потому что не могу смотреть на Гейба, когда задаю вопрос:

— Что она хочет от Люка?

Я слышу вздох Гейба, но не смотрю вверх.

— Я уверен, что ее цель — это ты. Если она сможет лишить тебя всяческой поддержки, ты станешь уязвимой… легкой мишенью.

Образы лица Люка… и Мэтта…

Они убили бы друг друга.

— Что будет с Мэттом?

Гейб садится рядом со мной на кровать. Боль в его голосе не вызывает сомнений.

— Он пал. Ему больше нет места в Раю. — Он замирает и добавляет. — Это моя вина. Я назначил его в должность, он не был готов. Полагаю, я думал… Я не знаю… — Он наклоняется ближе. — Но крылья… Это может случиться с каждым из нас. — Его голос стал таким тихим, что только я могла его услышать.

Я смотрю на папу.

— Так, как вы можете находиться… здесь, я полагаю? Как ты можете быть моим отцом? Разве это не то, как Люцифер стал дьяволом? Первый падший ангел?

— Так и есть. Но у всех нас есть выбор.

Искра надежды осветила темноту моего отчаяния.

— Так у Мэтта, возможно, все будет в порядке? Он сможет вернуть свои крылья?

Глаза Гейба печальны, когда он отвечает.

— Нет ничего, что делает Люцифера счастливее, чем собирание падших ангелов. Он считает их беглецами… более ценными, чем земные души.

— Когда я пал, — добавляет папа — У меня был выбор, как и у всех нас, присоединиться к Григорию и остаться на земле среди смертных, почти лишенными сил, или ступить на дорогу к Аду. Он заманивает нас, предлагает нам возможность сохранить наши силы, чтобы переходить с уровня на уровень… все это.

В голове все кружится, и я не могу сосредоточиться на моих мыслях. Я качаю головой и щипаю себя за лицо, пытаясь сосредоточиться.

— Григорий?

Папа вздыхает и смотрит мне в глаза.

— Не каждый падший ангел выбирает зло. Григорий — лига падших ангелов, которые живут в смертной оболочке, чтобы защищать человечество. Это наша плата. Наше покаяние и наше искупление. — Он смотрит в сторону Гейба. — И наша единственная надежда вернуть свои крылья.

Что-то холодным и темным змеем проходит через мои внутренности, заставляя меня дрожать.

— Как ты думаешь, что выберет Мэтт?

Папа качает головой.

— Я не знаю, Фрэнни. Думаю, это зависит от того, как сильно он сердится. Будучи лишенным своих крыльев, он чувствует себя преданным. Большинство потерявших крылья не могут ясно мыслить, иначе мы не оказались бы в этой ситуации.

— Так он… ушел. Они сделали это, чтобы добраться до меня, — говорю я, укрепив свою ответственность за это в своей голове.

Поражение на лице Гейба очевидно, когда он кивает. Нет возможности избежать этого. Я выругалась. Все вокруг меня, все, за кого я беспокоюсь, пострадали. И это далеко не конец. Я чувствую, что задыхаюсь. Я поднимаюсь с кровати, так же, как и Гейб. Он притягивает меня к себе, но я отталкиваю его.

— Мне нужно побыть в одиночестве, чтобы подумать.

Он отступает назад и заглядывает в мои глаза. Я могу сказать, что он пытается вытянуть мысли из моей головы, но я слишком устала, чтобы сопротивляться.

Наконец, он кивает.

— Если я тебе понадоблюсь, я буду за дверью.

Я обняла отца, а затем подошла к окну и устремила взгляд на ветви дуба, раскачивающиеся из-за начавшегося летнего ливня. Я слышу звук закрывающейся двери за моей спиной, когда я стою, прислушиваясь к порывистому ветру, заставляющему оконное стекло дрожать. Повернув ручку, я открываю окно и опираюсь на подоконник, чувствуя, как холодные струи дождя хлещут меня по лицу. Когда я снова могу дышать, я руками стираю капли с лица, а затем высовываюсь в окно и жду, когда же могу побыть в одиночестве. Но дедушка прислоняется к стене рядом с моей дверью, косясь на меня с тревогой в глазах. Я бросаюсь к нему.

Он заключает меня в объятия.

— Твоя мама позвонила мне, рассказала о произошедшем. — Он покачал головой. — В конце концов, он все же оказался дьяволом.

Его голос проходит сквозь меня, когда я таю у него на груди, вдыхая сладкий запах табачного дыма, который прилип к нему.

— Я должен был что-нибудь сделать, — сказал он, поглаживая мои влажные волосы нежной рукой. — Я увидел в нем себя, но я должен был знать.

Навернулись слезы… Я оплакивала себя, Мэтта, Тейлор. Я не хотела, чтоб хоть одна слезинка скатилась из-за Люка, но они были. Слезы ручьем текли вниз по моему лицу, когда образ Люка и Лили возвращался в мои мысли. В груди болит, когда память обвивает мое сердце и сжимает его. Я дышу вопреки этому.

— Я любила его, дедушка. — Шепот едва слышен, так как я не могу признаться в этом вслух.

— Я знаю, — говорит он с заминкой. Он притягивает меня ближе и удерживает в своих объятиях. Перестав плакать, я отстраняюсь, и он большим пальцем стирает слезы с моих щек, так же, как делал это, когда я была маленькой.

— Поспи немного, и завтра мы поймем все это.

При упоминание о сне я понимаю, что истощена.

— Хорошо.

Он смотрит на меня еще мгновение, и я вижу боль в его глазах.

— Для того, чтобы вылечить разбитое сердце, нужно время, но все будет в порядке, Фрэнни. Я обещаю.

Я киваю, и еще одна слезинка соскальзывает с моих ресниц. Когда он выходит в коридор и закрывает дверь, я переодеваюсь и готовлюсь ко сну. Я забираюсь под простыню и только-только начинаю засыпать, когда первые кошмарные сны пугают меня, и я просыпаюсь.