Воин провел ладонью по бритой голове, опустил руку, оглядывая лежащую под ногами долину. Резкий ветер сдувал снег с горных вершин, и белые искорки кружились в морозном воздухе. Солдаты кутались в накидки и плащи из шерсти, даже маги ежились, стоя на открытом воздухе, но воину как будто был неведом холод. Сероватая кожа еще больше дубела, а ступни в кожаных сапогах так же размеренно шагали по перевалам между вздымавшихся круч, как и по вымощенным дорогам покинутой теплой Лигурии.
Последний переход был сделан. Впереди низины и проходимые холмы, грозные альпийские скалы остались позади. Маги постарались, в меру способностей разравнивая путь для армии Хессанора. Теперь ее ничто не удерживало. Одна часть ратей мерно продвигалась в глубь территории италийцев, строила корабли по обеим сторонам полуострова, готовясь плыть к берегам Галлии и Далмации, другая, во главе с бритоголовым воином, шла дальше, выполняя указания Зафира.
Недостатка в рекрутах не имелось. Спускались с гор воинственные орки, желавшие новых территорий, их мирные собратья вынуждены были отступать и прятаться вместе с жителями захваченных земель. Собирались под знамена с вышитым знаком восьми стрел люди — добровольно, в стремлении оказаться на стороне сильного, или под воздействием колдовских чар. Приходили и маги, изгои в своих краях, жаждавшие лишь одного — могущества и власти. Полки росли и шагали все дальше, почти не встречая достойного сопротивления. А там, где встречали, расправлялись с непокорными с такой жестокостью, что окрестные города и деревни сдавались без боя, с поклоном вынося ключи от ворот наводящим ужас военачальникам.
К Хессанору приблизился маг, из тех нескольких избранных, приведенных из Хьерварда и отмеченных печатью Хаоса. Они не были так мощны, как Зафир или Хессанор, но умело использовали черную, запретную во всех мирах волшбу.
— Вся дружина собрана, мой господин, — проговорил чародей. — Что прикажешь?
— Двигаемся до первых поселений. Там остановимся.
— Как будет угодно.
Семь деревень, раскинувшихся среди лугов, были захвачены к вечеру. Тела немногих крестьян, отважившихся на сражение, сложили на поляне и подожгли. Бойцы занимали дома, ставили шатры, выставляли дозорных. Селяне, вышвырнутые из собственных жилищ, ютились в хлевах, деля их вместе с животными. Животных, впрочем, убавилось вполовину, их оприходовали на ужин солдаты. Кто-то из деревенских убежал в священные дубовые рощи, под защиту идолов, кто-то поспешил под кров маленькой церковки Единого Всевышнего, притулившейся на берегу узкого потока. Гоняться за ними не стали, только перекрыли наглухо выходы из долины, дабы весть о нашествии не разнеслась по краю раньше времени.
— Повелитель, мы поймали лазутчиков!
Перед Хессанором склонился один из сотников — италийцы в войсках упорно именовали их центурионами.
— Что за лазутчики? — нахмурился военачальник. — Откуда они здесь?
— Их было трое, скрывались у подножия горы, наблюдали за нами. Попытались уйти, но мои ребята их загнали. У главаря обнаружили вот это.
Сотник протянул господину кольцо с печаткой. На серебре размахнул свои крылья летящий сокол.
Взгляд Хессанора потемнел.
— Хединиты, — процедил он сквозь зубы. — Глупо с их стороны соглядатайствовать с опознавательным знаком на кольце. Они тут?
— Да, повелитель. В магической клети на окраине деревни. Двое, эльф и человек. Главарь был нами убит.
— Значит, эльф…
В голосе военачальника сотнику почудилась разбуженная стихия. Будто заворчал, заворочался дремавший в толще скал древний вулкан, и стоит какому-нибудь безумцу бросить камень в его жерло, как взметнется ввысь пепел, рассыплется по склонам огненный дождь, извергнется из недр жидкое пламя, пожирая все вокруг.
— Показывай где.
Хессанор встал и, откинув полог шатра, вышел в ночь.
Вдалеке все еще дымился погребальный костер, и тошнотворный, едкий запах от него стелился над землей. Клетка — пустой сенник, окруженный запирающими чарами, нашлась быстро. Походя растворив заклятие на двери, Хессанор шагнул внутрь.
Как и сказал сотник, пленников было двое: светловолосый мужчина, похожий на выходца из северных земель, и эльф в неприметном сером одеянии, изрядно потрепанном. Руки их стягивали прочные веревки.
— Убили нескольких наших, прежде чем их взяли. — Сотник, зашедший следом в сопровождении стражи, со злобой пнул светловолосого по ногам.
Военачальник подошел ближе, остановился напротив эльфа. Перворожденный поднял глаза и вдруг прошептал удивленно:
— Ты же…
Закончить Хессанор ему не дал. Могучим ударом кулака он свалил эльфа на дощатый пол. Северянин вскочил в обреченной попытке защитить товарища, его тут же сбили с ног и опрокинули на землю, прижав остриями копий. Перворожденный медленно сел, сплюнул выбитыми зубами и кровью, с презрением оглядел Хессанора и отвернулся.
— Сколько вас и кто прислал?
Эльф даже не разжал губ. Правитель, впрочем, не ждал ответа.
— Займитесь им, — кивнул он стражникам.
Те сноровисто подхватили пленника под локти и выволокли наружу. Второй остался в сеннике, вновь отрезанный от мира заклятием, окружившим импровизированную тюрьму.
Свет факелов осветил силуэт Перворожденного, его темные длинные волосы, уставшие глаза.
— Прямо здесь? — уточнил сотник.
— Да. Я хочу это видеть.
«Центурион» поклонился и тут же крикнул проходившим мимо солдатам:
— А ну тащите сюда четыре крепких кола, живо! И вкопайте их в землю. Веревки не забудьте.
Через несколько минут руки и ноги эльфа были примотаны к кольям, тело растянуто, как на дыбе. Рядом стояли трое с пустыми, бездумными лицами, пламя бликовало на стали, зажатой в их ладонях.
— Говори, — потребовал Хессанор.
Перворожденный молча смотрел в небо. Что он там увидел? Большую Медведицу, печально взирающую на Терру со всеми ее отражениями? Гончих Псов, несущихся по черным просторам в погоне за Медведицей и не ведающих о делах, творящихся внизу? Или своим не людским, дивным взором он уже прозревал очертания Арды и золотые врата Валинора?
— Начинайте, — приказал военачальник.
Кто-то поспешил принести для него кресло из шатра, Хессанор сел. Факелы временами выхватывали из тьмы его внушительную фигуру. Трое склонились над эльфом. Долго не было слышно ни звука, кроме топтания палачей и стражей да позвякивания железа. Потом раздался судорожный вздох… и стон, полный смертной муки, пронесся над ночными лугами.
Рот Хессанора разрезала змеиная ухмылка.
Спустя пару часов стало понятно, что пленник ничего не скажет. Военачальник поднялся, взмахом ладони отогнал подчиненных и тяжелой поступью приблизился к эльфу. С минуту рассматривал тело, на котором не осталось ни одной полоски чистой, не окровавленной кожи, и лицо, что уже никогда не обретет прежних строгих черт. Веки Перворожденного дрогнули, приоткрылись. Мутный взгляд залитых алым глаз прополз по воителю и вновь потянулся ввысь. И чем дольше эльф глядел на ясные звезды, тем больше светлели его зрачки.
Хессанор присел, наклонился к уху Перворожденного, единственному оставшемуся не искалеченным.
— Я ненавижу вас, — прошептал он. — Слышишь, ненавижу.
Эльф не отвечал. Золотые врата уже отворялись для него, и Мандос с грустью звал в свои Чертоги.
Правитель встал, вынул из ножен меч и с силой вонзил сталь в эти глаза. Чтобы они не смели больше так смотреть.
— Уберите это, — велел он палачам. — И можете быть свободны. Вторым займетесь завтра утром.
Бессловесные солдаты принялись отвязывать веревки.
Хессанор отошел на несколько шагов. Долина простиралась перед ним, тихая и безропотная. Завтра-послезавтра они пойдут дальше — смотря за сколько управятся его маги. Гельвеция падет, как пала до этого Лигурия и италийские города. А затем настанет пора двигаться на Моравию.
Воин вытер клинок о собственную одежду, развернулся и направился к себе в шатер.
Дверь «тюрьмы» сотрясалась от ударов. Это пойманный лазутчик пытался выломать ее плечом, чтобы спасти друга, но раз за разом охранная магия отбрасывала его назад.
Червленая полоска протянулась краем небосвода. Звезды гасли и одна за другой скрывались в светлеющей вышине. С первым прорезавшимся лучом солнца раздался и первый крик.
Ни заунывного пения, ни диких плясок, ни удушающих курений — ничего похожего на обычное храмовое действо. Тишина. Шелест пурпурных хитонов. Женщина. Белое тело на черном алтаре. По обе стороны младшие жрецы с чашами в руках.
Тибор выдернул жертвенный нож из сердца молодой девушки. С остывающих уст сорвался хрип. Алтарь впитал энергию исходящей души, и где-то в пещере, заваленной огромными валунами, довольно вздохнули бывшие маги острова Брандей. Еще! Еще! Больше пищи! Больше сил!
Верховный жрец провел ножом по рукам и бедрам женщины, оставляя глубокие разрезы. В узкие желоба потекла густая теплая кровь. Младшие служители все в том же тяжелом молчании подставили чаши, выточенные из оникса. Когда кровь была собрана, тело освободили от тисков и выбросили из храма, оно пригодится позже, для иных ритуалов. Багровую жидкость слили в особое углубление на алтаре. Настал черед Зафира.
Чернобородый маг неторопливо прошел мимо расступившихся жрецов и застыл, сосредоточившись. Вязь заклятия прочно соединила храм и заточенных чародеев, Зафир поднял руку, резко погрузил ее в алтарную кровь. Та вспыхнула колдовским пламенем и сгорела без остатка, отдавая всю мощь, что в ней была заложена когда-то Творцом.
Ешьте, ешьте, соратники. Вам понадобятся все накопленные силы, чтобы выстоять в сегодняшнем шабаше.
Жрецы простерлись ниц и возопили к Заточенным богам о принятии жертвы. Могли бы и не стараться. Жертва была одобрена и проглочена; Тибор поднялся, указывая на следующую. В углу храма, прямо на полу, сидели две скрючившиеся фигуры: богато одетый мужчина, по виду — странствующий купец, и еще одна женщина. Палки, втиснутые меж зубов и обмотанные бечевой, закрывали рот мужчины, кисти стягивал тонкий жгут. Купца трясла дрожь; когда служки дернули его вверх, он забился, замычал, вырываясь из их рук. Но Хаос не расставался так просто с тем, что уже попалось в его сети. Жрецы возложили отбивающегося мужчину на черный камень, сорвали с него одежды и зажали тисками.