Сначала - страшный слух о том, что немцы перерезали дорогу, затем - бомбардировщики в облачном небе, ухающие взрывы за спиной и почти одновременно в голове колонны. Они смели с большака толпу беженцев, разметав ее по роще, как опавшую листву в ураган.
Петька давно уже пристроил мать с младшей сестренкой на попутную трехтонку и шел в компании знакомых ребят. Но когда впереди, за медленными повозками, рванула первая бомба и все бросились напропалую по редколесью, роняя узлы, чемоданы, спотыкаясь и падая, потерял и их.
Где-то истошно кричала женщина, кто-то звал: «Анюта!.. Анюта!..» И все звуки покрывал пронзительный вой пикирующих бомбардировщиков, потом разрывы и пулеметный треск, как будто над самой головой, со всех сторон сразу.
Немцы оставили пустой большак и, преследуя беженцев, весь свой огонь перенесли на рощу.
Люди, как обезумевшие, метались во всех направлениях, не находя надежного укрытия. И оставалось одно - бежать, бежать напрямую от большака, бежать, не останавливаясь, как можно дальше.
И Петька бежал, уже не соображая, откуда - справа, слева или сзади - настигают его горячие волны взрывов. Потом что-то в одно мгновение обожгло, оглушило его, приподняв от земли, куда-то швырнуло, и все для Петьки исчезло. Он не мог бы сказать, через сколько минут или часов вернулось к нему сознание. И - удивительное дело - прежде всего Петька почувствовал свои ноги, и потому, наверное, что они соприкасались с чем-то теплым, живым, мягким. Хотел вскочить, дернулся... и увидел синее небо над верхушками осин, какой-то стебелек у самого носа...
Вокруг стояла непривычная, недобрая тишина. А его, оказывается, почти до пояса привалило землей. Он нетерпеливо рванулся еще и еще раз, но земля крепко держала его. Петька понял, что так не выбраться, и стал откапываться руками. Мало-помалу высвободил правую ногу, потом, уже быстрее, левую. К счастью, обе оказались целыми и невредимыми, даже не затекли. В ответ на долетевший до его слуха отдаленный рокот сделал инстинктивное движение, чтобы нырнуть в бурьян. Спохватился, что рокот далеко, что рощу уже не бомбят, и удивился: куда подевались люди? Наверное, пролежал он все-таки долго.
Встал, стряхнул с себя землю. Огляделся. Воронка от взрыва, которым шибануло его, была всего в сорока-пятидесяти метрах. Солнечные пятна лежали на вывороченной земле, на ромашках, и безмятежно порхала какая-то бабочка. Казалось, какой-то иной, неправдоподобный мир окружал его - не тот, в котором он был недавно.
Он заметил что-то синеющее шагах в двадцати, за кустами широколистого папоротника. Подбежал.
На земле, уткнувшись лицом в траву и обхватив голову руками, лежал мальчишка примерно одного с ним возраста. Синяя косоворотка была разодрана на боку, я сквозь нее проглядывало загорелое тело.
Петька легонько толкнул мальчишку.
- Живой?!
Тот развернулся на бок. Худое, скуластое лицо его на секунду перекосилось, и он даже прикрыл глаза.
- Живой!.. А ты?
- Да вот, - сказал Петька, - привалило меня, насилу откопался.
- А меня оглушило здорово! Гудит в голове! - Мальчишка снова сморщил лицо. - Может, там лопнуло что-нибудь, - показал он на голову, - а?.. - С трудом сел. - Вроде даже слышу: что-то шевелится...
- Э-э!.. - спохватился Петька. - Пойдем быстрей. Может, там человек, в земле?! Ногами чувствовал, вроде живое что!..
- Все может быть, - рассудительно заметил мальчишка и встряхнул головой.
- Так быстрее же надо! - поторопил его Петька.
- Айда...
Парень с трудом поднялся и, слегка пошатываясь, двинулся вслед за ним. Был он самую чуточку выше Петьки, но заметно крепче в плечах и на год-полтора, наверное, старше.
- Меня зовут Петька. А тебя?
- Меня Василием.
- Откуда ты? - спросил Петька.
- Из Вереек.
- А я из Зареченска.
- Выходит, земляки, - невесело заключил Василий.
- Нас компания была, - сказал Петька. - Когда начали бомбить, потерялись.
- У меня тоже свои были... - отозвался Василий, опять встряхивая головой. - Кажется, проходит!
Петька остановился над завалом.
- Вот здесь!
И они начали в четыре руки разбрасывать глинистую породу.
Скоро показалась рука. Попробовали тянуть за нее, ничего не вышло. Стали торопливо расширять яму. И когда уложили на траву перемазанное глиной тело, Петька присел от неожиданности:
- Это ж Генка! Генка Скворцов! Наш, зареченский! Ген! - позвал он. - Гена!
- Без толку... - проговорил Василий. - Умер...
С минуту Петька не двигался, подавленный. Он впервые видел смерть хорошо знакомого человека. Генка Скворцов умирал рядом с ним...
Наконец он заставил себя распрямиться и тяжело вздохнул:
- Давай похороним...
Василий растерянно огляделся по сторонам - ни лопаты, ни кирки у них нет. Да и времени...
Как могли, похоронили Генку в неглубокой воронке: сначала обложили камнями, потом присыпали землей. Уходя, Петька несколько раз оглянулся, чтобы запомнить место, где осталась могила.
Искать дорогу они не стали. Сориентировались по солнцу и двинулись прямиком на восток.
Осиновая роща скоро сменилась густым разнолесьем, и зачавкала подо мхом вода. Место оказалось болотистым. Это обеспокоило друзей по несчастью. Но примерно через полтора-два часа ходьбы лес как бы пораздвинулся, посветлел. Идти стало легче. А звуки боя, все отчетливее слышимые впереди, лишь прибавляли обоим сил и энергии.
Петьку удивляло, что из всех беженцев они в лесу оказались вдвоем, и он собирался было сказать об этом Василию, но тут впереди, за деревьями, мелькнули палатки.
Мальчишки приостановились и медленно, с опаской начали приближаться. У прогала, выводящего на большую солнечную поляну, обнаружили под кустами свалку: бинты, окровавленные тампоны и даже... ногу! Петька невольно отшатнулся.
- Гипсовая... - успокоил его Василий. - Госпиталь здесь, наверно. Чувствуешь, как лекарством несет?
- Не заметили, значит... - Петька показал головой в небо.
- А это им раз плюнуть. На самолете - не пешком: минута - туда, минута - обратно...
Шесть больших серых палаток с наброшенными на них маскировочными елками вытянулись в одну линию вдоль заброшенного проселка. Из крайней явственно доносились стоны. Госпитальная прислуга суетилась между палатками. А на проселке кое-как пристраивались друг к другу, образуя нечеткий строй, раненые: у кого перевязана голова, у кого в бинтах грудь, у кого рука на подвеске... Наконец один, видимо старший из них, подскакал на костылях к поджидавшему его начальнику госпиталя в забрызганном кровью халате.
- Товарищ военврач второго ранга! Отряд раненых, имеющих возможность двигаться, к эвакуации готов!
Военврач ответил как-то буднично, совсем не по-военному:
- Катя Нефедова будет сопровождать вас, не теряйте ни минуты. Сейчас каждая минута - жизнь.
Двое раненных в ноги, судя по всему командиры, сидели неподалеку, привалясь к березам, и с тоской глядели на уходящих.
- Связи нет, глушь... - проговорил один из них. - Хоть бы какая-нибудь часть оказалась поблизости, надо бы послать на дороги сестер, фельдшеров...
- Начхоз выходил... - со вздохом отозвался второй. - Вернулся ни с чем. Если идут, то боевые машины, у тех своего груза по горло...
Василий потянул Петьку за рукав:
- Идем... Увидят. Нам тут не положено...
Никем не замеченные, они стороной обошли госпиталь и опять двинулись прямиком на восток. Шли молча, будто чувствуя себя в чем-то провинившимися перед ранеными.
Когда начал накрапывать дождь, побежали, выискивая наиболее развесистое и ветвистое дерево. Но вскоре, как по команде, остановились.
Дорогу им преградила речка. А вдоль нее, лязгая на колдобинах всеми своими болтами, ползла старенькая полуторка.
Мальчишки, не сговариваясь, бросились к машине.
- Дяденька красноармеец!
Тот остановился, выглянул из кабины и спросил почти обрадованно, как будто не он их, а они его могли выручить в чем-то:
- Откуда вы, сорванцы?!
- Дяденька! Вон там госпиталь в лесу! Раненые! Много раненых!
- Так я же не врач...
- Их вывезти надо! Машин нет. А ходить они не могут! И связи нет! - вспомнил Петька.
- На этой машине, ребята, ничего не вывезешь! - Красноармеец вздохнул. - Она сама себя еле тянет. Хотел вот речку переехать, да боюсь: заглохнет посреди реки, и баста. А мостки тут, наверное, уже порушили. Вот какие дела!
Василий поглядел вдоль реки.
- Тут за поворотом, кажется, есть мосток...
- Ты здешний, что ли?
- Бывать приходилось...
В это время вдоль реки, полыхнув красными звездами, пронеслось почти вплотную к деревьям звено штурмовиков. Все трое обменялись радостными взглядами.
- Прыгайте в кузов! - скомандовал красноармеец. И тут же дал газ.
От поворота, на который указывал Василий, послышались пулеметные очереди, потом один за другим несколько взрывов. А самолеты, набрав высоту, опять заходили на какую-то цель.
Василий наклонился к кабине:
- Переправу бомбят!
В противоположную от них сторону несколько фашистских грузовиков с солдатами мчались от излучины вдоль по берегу. Три пустые машины, одна из которых дымилась, торчали посреди открытого луга, не дойдя метров двухсот-двухсотпятидесяти до моста.
Один из краснозвездных штурмовиков заходил на удирающую колонну, хотя та уже влетела под укрытие леса.
Красноармеец тормознул.
- А ну, ребята, к тем машинам!
У ближайшей из них еще работал мотор. Красноармеец распахнул дверцу, одним движением выбросил на траву убитого немецкого шофера, вскочил в кабину. Машина взревела на холостых оборотах.
- Вот на этой, мальчишки, можно везти раненых!
Петька впрыгнул на подножку следом за ним и смахнул с капота осколки ветрового стекла.
Василий заглянул в кабину с противоположной стороны:
- Дяденька!
- Какой я тебе дяденька?! Я года на три-четыре старше тебя! Да форма на мне... Вот вся разница.
- Все равно! - прокричал Василий. - Что, если к этой еще одну подцепить?! Может, среди раненых шоферы есть!
- А у тебя варит башка! - отозвался красноармеец и, убавив газ, выскочил из кабины.
Вместе подбежали ко второй машине. Мотор ее дымил, и два правых баллона были спущены. Красноармеец махнул рукой: безнадежно!
У третьей была пробита пулями крыша кабины, в самой кабине никого не было. Красноармеец прыгнул за руль. Что-то повернул, за что-то дернул, будто на собственной полуторке, и в ответ ровно, как будто с ленцой, заработал мотор.
- Вот эта годится! - прокричал красноармеец и, жестом отогнав мальчишек, развернул машину, чтобы поставить за первой, исправной. - Я и свою старушку ни за что не брошу!
Он побежал к полуторке, подогнал ее третьей в колонну.
Когда спрыгнул на землю, со стороны леса, в котором скрылись немецкие машины, опять показался краснозвездный самолет и одну за другой сбросил над речкой три бомбы. Одна из них взорвалась на том берегу, две - на стремнине около моста.
- Чего это он?! - удивился Петька.
- Мост, значит, надо уничтожить! - объяснил красноармеец. - А с воздуха - не с земли, враз не попадешь! Противотанковой бы сейчас мост подорвать.
- А у вас есть, а?! - с надеждой поинтересовался Петька.
- Ишь ты! - Красноармеец бросился к полуторке, извлек из-под сиденья гранаты. - Шарьте тросы, ребята! Я сейчас! А с этой штукой обращаться надо умело! - Он присел на корточки, жгутом из тонкой проволоки связал три гранаты - одну ручкой к себе, две от себя - и, пригнувшись, побежал к реке. Мальчишки видели, как в это время самолет делал круг для повторного захода.
Приблизившись к реке, красноармеец размахнулся и швырнул гранаты на мост, упал, прижимаясь к земле.
Рвануло белое пламя, вздрогнула водная поверхность, и один из пролетов моста обрушился в речку.
Летчик снизился, прошел над мостом, потом над машинами, немного накренив самолет, и, как показалось ребятам, заметил их, махавших изо всех сил ему кепками.
- Вот так вот! - похвалился красноармеец, закрепляя первый буксир. - Вы, ребята, хоть руль-то крутить умеете?
- Попробуем, - отозвался Василий.
Когда автопоезд был готов, Петька сел за руль полуторки, Василий - в кабину средней машины. Красноармеец захлопнул за собой дверцу передней и включил скорость.
Дорога была извилистой, и сначала мальчишки едва управлялись, чтобы их не вынесло на обочину, потом стали править уверенней. Петька даже освоил тормоз. Хотел включить мотор, но не решился.
Они еще не подъехали близко к палаткам, когда увидели бегущего навстречу начальника госпиталя.
- Откуда машины?! Кто прислал?!
- Сами приехали, товарищ военврач! Ребята вот о вас побеспокоились! - доложил красноармеец.
- Родные мои! - опять совсем не по-военному воскликнул военврач. - Нечем только отблагодарить вас! - И он впрыгнул на подножку ведущей машины.
Красноармеец разглядел его нашивки.
- Благодарить не надо, товарищ военврач второго ранга! Найдите шоферов на те две машины!
Военврач спрыгнул и побежал к палаткам.
- Начальник АХО! Ищите шоферов! Грузите тяжелораненых!
Но их уже выносили из палаток: кого на носилках, кого на плечах, на руках.
Петька и Василий бросились помогать.
Среди раненых нашелся бывший комбайнер. Теперь он сидел в немецкой машине и с помощью красноармейца осваивал незнакомую технику.
В кабину полуторки сел раненный в голову танкист. Его поддерживал командир, у которого нога была в металлических шинах, - тот, что сидел с другим возле берез.
Когда все было готово, мальчишки влезли на подножку, рядом с шофером-красноармейцем.
Подбежал начальник госпиталя.
- Если удастся сделать еще один рейс - всех вывезем! Очень прошу вас! И вас, ребята! Кстати, как ваши фамилии?
Ребята назвали. Он торопливо записал их к себе в блокнот.
- Вам награда положена за спасение раненых! Ну, удачи вам!
Колонна тихо двинулась с места. Раненые в кузове крепились, но при малейшей тряске слышались сдержанные стоны, и потому набирать скорость было нельзя.
Василий и Петька оглядывались по сторонам и назад, сообщая красноармейцу, как обстоят дела, и тревожно присматривались к небу за деревьями. Все пока шло благополучно.
Но на переправе случилось то, чего так опасался водитель-красноармеец: заглохла посреди реки полуторка. Вдобавок сидевший за рулем раненый танкист потерял сознание. Пришлось Петьке и Ваське лезть в воду, закреплять трос. Взяли полуторку на буксир.
В двух-трех километрах от речки, под прикрытием небольшой высотки, с восточной ее стороны, раскинулась узкая низина, поросшая высокой ольхой и густым подлеском.
Начальник АХО и шофер посчитали это место подходящим для госпиталя. Некоторые раненые, помогая друг другу, выбирались сами из кузовов машин на землю, обосновывались под деревьями. Других, как и при погрузке, укладывали на носилки. Ребята оказались здесь незаменимы. Они легко впрыгивали в кузов, так же быстро оказывались на земле, везде поспевали: то подхватить носилки, то подставить плечо раненому.
А за речкой глухо ухало... Хотя рассмотреть, что там происходит, было нельзя - застила высотка.
Вытащив из машин последних раненых и оставив полуторку, опять помчались - теперь уже знакомой дорогой - к госпиталю.
Не разговаривали, будто предчувствуя недоброе. На подъезде к палаткам красноармеец невольно убавил ход: госпиталя больше не существовало.
Еще дымились остатки брезента, который недавно служил укрытием от непогоды, а на истерзанной воронками земле то там, то здесь виднелись остатки нехитрого госпитального оборудования.
Военврач лежал прямо на дороге - очевидно, высматривал на проселке не успевшие обернуться машины.
Об этом подумалось всем.
Бывший комбайнер, несмотря на перебитую левую ступню, взялся съездить и в этот рейс. Он высунулся из кабины, глухо проговорив:
- Не дождался...
Тело врача приподняли с земли и осторожно положили в кузов. Внимательно осмотрели кусты и обнаружили среди них слабо дышавшего красноармейца с забинтованными глазами. А под ветвями срубленной взрывом березы нашли контуженную, без сознания медсестру. Когда стали поднимать ее на плащ-палатке в кузов, сестра на мгновение приоткрыла глаза и, прежде чем снова потерять сознание, успела махнуть рукой в глубину леса:
- Там...
Бросились вместе с шофером в указанном ею направлении и обнаружили около двадцати замаскированных кустами, ветками раневых. Некоторые - с головы до ног в бинтах - походили на окровавленные мумии.
Пот застил и разъедал глаза, пока бегом переносили и укладывали раненых в машины.
Потом для верности еще рыскнули в разные стороны по лесу. И шофер, убедившись, что никого живых больше не осталось, махнул рукой:
- Едем!
Дорога назад показалась короче.
По реке, где-то вправо и влево от мелководья, опять разрасталась канонада. Опять начинался бой.