Нельзя сказать, чтобы до войны Галка была такой уж, страшной лакомкой. Но сладкий чай любила попить. И не какой-нибудь магазинный, приготовить который заслуга не велика, а особый, малиновый, заварить который умела, пожалуй, единственный человек на земле - Галкина бабушка. Она же сама каждый год заготавливала в известную ей пору листья и цвет лесной малины, сушила их по неукоснительному правилу: не на солнышке, а в теньке...
Теперь бабушки давно уже не было, но, переняв у нее секреты, мастерицей по приготовлению этого ароматного, полезного напитка стала сама Галка.
С войной и оккупацией исчез сахар, без которого малиновый чай - уже только половина удовольствия. Да и заготавливать малину стало недосуг. А что было припасено раньше, Галка берегла, как особую ценность. Но нет-нет да и ударит в голову пьянящий запах бабушкиного чая, напомнит время, когда еще все в жизни было легко, радостно: с утра до вечера беззлобно ворчала на Галку бабушка, и рядом были отец с матерью, которых неожиданно отрезала от нее война, когда они гостили где-то в далекой Белоруссии. Тогда кинется пятнадцатилетняя Галка ворошить заветные узелки, достанет щепотку сухих зеленых листьев, перемешает с белым цветом... И едва забьет ключом кипяток - наполнится изба таким благоуханием, что аж голова туманится...
Она плеснула себе в широкую, с золотым ободком чашку немного отвара, поднесла ко рту, подула... Пахнет - не оторвешься, но чуток горьковат без сахара.
- О-о! - появился в дверях, будто только и ждал этого, Галкин квартирант Штольц, неторопливый, коренастый, с добродушным бюргерским лицом и маленькими хитрыми глазками солдат из охранной команды. Глянул из одного угла комнаты в другой.
- Что это! Снова цветок здесь? Где цветок? Умирать можно - такой карошо запах!
Это всегдашнее вступление Штольца к чаепитию.
Галка поколебалась, как всегда, но, зная, что квартирант не отвяжется, налила ему кружку, поставила на стол, небрежно придвинула:
- Пей!
Штольц по обыкновению сначала обхватил кружку ладонями, чтобы согреть руки...
- Карошо!.. - Удовлетворенно заметил он, когда рукам стало горячо. И, причмокнув языком, добавил еще одно русское слово: - Огонь!
Над зеленоватой поверхностью чая, лениво склоняясь то в одну, то в другую сторону, поднимается пар.
- Карошо... - в третий раз подтвердил Штольц и, только сделав глоток, как всегда, с опозданием спохватился, что для полного блаженства не хватает сахара.
Сбегал в свою комнату и вернулся с кульком сахарного песка.
Галке не удается спрятать свой злой и одновременно унылый взгляд.
На дворе затянувшаяся осень. Сыро, холодно. А зазимка еще не было. Грязь непролазная...
Галка подлила себе чая до самого золотого ободка. Взяла в руки черный сухарь. Скудно, совсем скудно стало жить. И этому солдату, наверное, ведь тоже не мед: паек не ахти какой... И теперь война, должно быть, стала так же не нужна Штольцу, как и ей, Галке Прокопенко... А кто его, дурака, звал сюда?
Она опять, как уже тысячи раз, вспомнила доброе довоенное время, когда можно было досыта есть и даже не заботиться об этом... Смешно подумать: ее заставляли есть! Не верится даже... А ведь уже начинала Галка бегать на танцы, уже подходили взрослые парни знакомиться с ней... Она думала об институте... Убегала мечтами вперед на целое десятилетие... Теперь рухнули эти мечты. Война похоронила. И все из-за того, что пришли на ее, Галкину, землю такие, как Штольц. Не было бы их - все оставалось как раньше: радостно, понятно и просто, по-человечески.
Галка исподволь неприязненно посмотрела на постояльца.
Тот уже допил свой чай, блаженно, как дома, потянулся на табурете, тщательно вытер полотенцем пот с лица и шеи. Встал. Но, прежде чем уйти, еще раз прищелкнув языком, повторил, указывая на кружку:
- Карошо!
Когда он, прихватив автомат, захлопнул за собой дверь, Галка тоже поднялась, подошла к окну и остановилась, прижавшись носом к стеклу.
Две недлинные косы упали с ее плеч на грудь, и как бы еще отчетливее сделалась ровная белая полоска пробора в ее желтоватых волосах.
Тополь во дворе стоял уже почти голый. Прихваченная ранними заморозками листва в этом году упала на землю без всегдашних ярких красок и прела в непогоду, усиливая ощущения затхлости, беспросветности, горя...
Из-за сарая, увидев ее в окне, Галке подавал знаки сосед и одноклассник Никита Богослов - высокий, круглолицый, стриженный «под ежик» парень, с большущими, граблястыми руками, которые он всегда в ее присутствии старательно прятал за спину.
До войны Галка и Никита ссорились между собой, а теперь сдружились.
Галка надела старенькую плюшевую куртку и, предварительно убедившись, что никого близ ее дома нет, закрыв сенную дверь на задвижку, вышла во двор.
Никита, озираясь, поджидал ее. Длинные, костлявые руки его торчали из рукавов телогрейки, и ему никак не удавалась засунуть их в карманы.
- Дома твой?..
- Во-первых, не мой. А во-вторых, ушел. Ты что - не видел?
- Понимаешь! - возбужденно сказал Никита. - Отремонтировал я приемник! Сейчас слушал! - И, заметив недоверие в глазах Галки, заспешил: - Если к уху подставить, слышимость - прямо как раньше по репродуктору! Ты не представляешь, это для захваченных немцами областей передавали! Сейчас я главное тебе - в Глиницком районе - это же рукой подать от нас! - партизаны, то есть не красноармейцы, а такие же, как мы, гражданские, эшелон немецкий подорвали! Весь - под откос!
Упоминание о партизанах живо воскресило в Галкиной памяти случай, о котором ни единому живому существу она не собиралась рассказывать.
С неделю назад она отважилась пойти в знакомый с детства лес, возвышающийся темной громадой за оврагом.
Там она хорошо знала грибные и ягодные места, цветоносные поляны.
Галка не была трусихой, но тут обмерла, когда, обернувшись на шорох, увидела мужчину, прикрывавшего свое лицо рукой.
- Ты, девочка, пришла из-за оврага? - запросто спросил он.
- Да, из села, - начала приходить в себя Галка.
- В селе немцы? Сколько их? Хотя бы приблизительно.
Галка поняла, что это свой, советский человек. И без опасения поведала ему все, что знала о немцах...
- Здорово... - отозвалась Галка на сообщение Никиты и, глядя в горящие восторгом его глаза, уже серьезно спросила: - А чего ты так тормошишься?
- Как чего?! Надо и нам действовать, Галка! Что мы - мешком пуганные?!
Галка помолчала. Она сама частенько думала об этом. И немножко волновалась, когда думала. И немножко пугалась. Теперь почему-то испугалась еще больше, глядя на сияющего Никиту.
- И что ты решил?..
- А для начала давай я твоего оккупанта, как он будет возвращаться, укокошу. Одним солдатом у них меньше будет. Ведь если каждый из нас шлепнет по солдату - немцы сами побегут назад!
Галка посмотрела на него снизу вверх.
- Ты не рехнулся? Он тебя самого укокошит. Да и за одного этого Штольца половину поселка перевешают: Уж если рисковать, так знать, за что... А ты рассуждаешь, все равно как малый ребенок.
Никита сразу заметно сник.
- А чего ж нам - сидеть?.. Наши придут, спросят: что делали?
- Так если бы нам эшелон! - сказала Галка.
- А где мы его возьмем - эшелон? - справедливо возразил Никита. - На нашем тупике с начала войны разве что одна облезлая дрезина в месяц появляется! - И спросил Галку: - Тогда что делать?.. Передавали как приказ, я даже наизусть запомнил: чтобы каждый советский человек в тылу врага не давал покоя ему - врагу, значит... И там много говорили, специально для нас!
- Я не знаю, что делать, - сказала Галка. - Ты должен придумать. Ты же парень!
Это озадачило Никиту, потому что в других случаях жизни командовала чаще Галка, при этом редко вспоминая, что он парень.
- Я думал... - нерешительно сказал Никита. - У нас здесь самое главное для них - склады, это где раньше спиртзавод был, а потом автоколонна стояла, за оврагом! И, говорят, динамит, взрывчатка там... Но как подберешься? Колючка кругом! И охрана из спецкоманды - снаружи и внутри. Твой ведь тоже там ходит?
- Там... - ответила Галка, торопливо обдумывая подброшенную Никитой идею. «Умный он все же парень - Никита, хоть и прикидывается простоватым».
- Послушай!.. - Она ухватила его за руку, которую он прятал то в карман, то за спину. - Когда там был спиртзавод, мой дедушка работал на этом... как он называется? Ну, где грязная вода стекает? Сток, да?.. Не знаю. Чистую воду они брали из озерца, пока оно не начало высыхать, и спиртзавод, наверно, потому закрылся. А отходы - грязную воду - они иногда сбрасывали в овраг. По трубам. Дедушку еще - потому что он этот сток делал - Одеколоном прозвали! Если завод сбрасывал отходы, а ветерок со стороны оврага - весь поселок бардой пропахивал! Жаловались еще... Ну, в общем, тут одно к одному, что завод закрыли. А ведь сток этот... трубы - они остались где-то?..
Утром землю, траву, деревья, грязь под ногами впервые прихватила сильная изморозь.
К оврагу Никита и Галка пробирались, чтобы не попадаться лишний раз на глаза, вокруг огородов, пустых, будто осиротевших, садов, потом через луг в искристой изморозной росписи. На траве оставались следы. Но через двадцать - тридцать минут солнце уничтожало их вместе с изморозью.
В овраге было тихо, даже уютно, потому что здесь их уже никто не мог увидеть. Присели на бугорке под обрывом, отдышались.
- А ты точно знаешь, где этот сток был? - осторожно поинтересовался Никита.
- Примерно... - отозвалась Галка и возмутилась: - А я что, старше тебя, что ли?!
Им было лет по семь или восемь, когда прекратил свое существование маленький, со всех точек зрения экономически невыгодный завод. Но все же они сумели сориентироваться.
Отходы производства сбрасывались в овраг в том месте, где далекий, названный почему-то Воробьиным, курган в степи оказывался в створе кирпичной заводской трубы. Трубу со временем разобрали, но остов ее сохранился. И, выискивая в овраге след стока, Никита с Галкой, немного удивленные, немного разочарованные, обнаружили, что здесь, наверное, нынешним летом, во время дождей, произошел оползень. Если почти по всей длине, оврага склоны его поросли травой и кустарником, то здесь на добрых сорок или пятьдесят метров тянулся обнаженный глинистый срез.
Сокрушаться и досадовать, впрочем, было некогда.
Если бы выход канализационной трубы находился вверху - его стало бы видно после оползня. Искать следовало под завалом.
Зря только они загодя радовались, подходя к этому месту, хотя от оврага до колючей проволоки было всего около стапятидесяти метров и всего около двухсот - до складов... Задуманное ими дело осложнялось уже в самом начале.
Подобрав острые палки, чтобы пользоваться ими как щупами, Галка с Никитой стали лазать по склону, вонзая их в глину то там, то здесь. И уже стали убеждаться в бесполезности своего занятия, когда разом заметили мужчину внизу.
Как он сумел незаметно подойти и как они позабыли об осторожности - гадать было поздно.
Они замерли от неожиданности, узнав этого человека в темном плаще, черных штиблетах и шляпе. Это был Дементий Михайлович Злобин - переводчик из немецкой комендатуры, русский, в прошлом учитель их школы.
- Что вы тут ищете?..
- Так... - неопределенно ответил Никита, потому что Галка молчала, хотя Злобин смотрел на нее.
- Так что же вы ищете, Прокопенко?.. - Злобин выплюнул сигарету из уголка рта, вдавил ее каблуком в землю, опять пристально поглядел из-под широкополой шляпы на Галку, отошел на несколько метров - к месту, откуда был виден остов заводской трубы.
Никита напрягся, готовый броситься вниз, на гитлеровского холуя, который до войны - ни много ни мало - преподавал немецкий язык ему и Галке. Но сдержался - у Злобина могло быть при себе оружие.
- Ничего, - наконец еле слышно выдавила Галка, потому что Злобин опять выжидающе смотрел на нее. И не забыл ведь, что ее фамилия Прокопенко.
- Играем...
- Близ военного объекта?
- Какого объекта?! - дерзко переспросила Галка, вдруг прикидываясь глуповатой.
- Вот этого! - Злобин показал через ее голову туда, где были склады.
- А откуда мы знаем, что он военный?! - сделав большущие глаза, удивилась Галка. - Что, там самолеты строят?!
Злобин помолчал, долго, внимательно оглядывал обоих.
- А ну идите отсюда... И чтобы я здесь вас больше не видел...
Они уходили нарочито медленно. Оба трусили немножко, но и торжествовали в душе, потому что почувствовали себя находчивее и хитрей, чем этот бывший педагог, а теперь для них навсегда змей ползучий.
Двое суток ребята жили в напряжении. По уговору днем не встречались. Только вечерами, ровно в половине девятого, Галка, будто невзначай, подходила к плетню, что разделял их дворы, и Никита быстро сообщал ей московские известия.
На третий вечер Никита привычно перемахнул через плетень, и они присели на поваленную колоду, чтобы немножко помолчать рядом, потому что оба не знали, как им дальше быть и что делать.
А землю наконец-то по-настоящему схватило морозом, и было тихо, безветренно.
- Чего молчишь?.. - спросила Галка.
- А ты? - вопросом на вопрос ответил Никита.
- Я слушаю.
На этом их разговор оборвался, потому что с улицы во двор неслышно скользнула какая-то темная фигура и сразу в темноте понадвинулась на них, так что Никита и Галка даже не успели встать.
Это был мужчина - в телогрейке и шапке. В валенках с калошами. Лицо разглядеть было трудно.
- Галя?.. - хрипловатым голосом спросил он.
- Я... - чуточку запнувшись, ответила Галка.
- Немца нет, я знаю, зайдем в избу.
- А кто вы?
- Там объяснимся...
- Одна я с вами не пойду! - решительно сказала Галка.
И Никита поднялся, чтобы загородить ее.
- А кто это? - спросил мужчина.
- Мой друг! - не без вызова ответила Галка.
Вместе с настороженностью ребята испытывали непонятное любопытство, будто предчувствуя, что между этим визитом и встречей со Злобиным в овраге есть какая-то связь.
- Ну, идемте вместе, - согласился мужчина. - Только чтобы с улицы не было видно.
Галка впереди, Никита за нежданным посетителем прошли в кухню, где окно было завешено плотной дерюжкой.
Галка зажгла керосиновую лампу.
Посетитель оказался не старым, лет около тридцати, но с жесткими складками в уголках губ и будто сросшимися от постоянного напряжения бровями, между которыми поперек лба залегла морщина. Раньше его Галка как будто нигде не видела.
Он тоже изучающе оглядел сначала Галку, потом - с головы до ног - Никиту.
- Это вы вместе там лазали три дня назад?
Галка и Никита еще больше насторожились.
- Где мы лазали? - спросил Никита.
- В овраге, - коротко ответил незнакомец.
- Оврагов много, - ответила Галка. - Только мы в них не лазаем.
Незнакомец опять внимательно оглядел обоих, кашлянул, понимая, что разговор заходит в тупик.
- Не надо бояться меня.
- Чего бояться? - удивилась Галка. - Если вы грабить пришли, так у меня уже нечего грабить...
Мужчина сел. Ребята продолжали стоять.
Если бы гость оказался в этот момент более внимательным, он обязательно заметил бы, как напряженно смотрит Галка на оголившуюся кисть его левой руки.
- Ладно... Если вы боитесь, точнее, осторожничаете, я сам скажу: два дня назад вы искали в овраге канализационный выход. Мы знаем, где он, это мы прикрыли его!..
- Какой выход? И зачем он нам? - невозмутимо переспросила Галка.
Теперь мужчина, как показалось Гале и Никите, по-настоящему растерялся, но морщина между его бровей стала почему-то заметна меньше, а складки в уголках губ почти исчезли. Взгляд его потеплел. И он хотел что-то сказать, но воздержался, вместо этого кашлянул - видимо, посчитал, что слова, которые собирался высказать, преждевременны. Побарабанил пальцами по своему колену.
- Ты - Галя Прокопенко! А твоего друга, теперь я знаю, зовут Никита. Две недели назад, во время оползня, открылась эта труба, которую вы искали. Тот, кто не враг вам, прикрыл ее, потому... потому что об этой трубе все забыли, но оказалось, и воспользоваться ею не так просто! Нужна ваша помощь!.. Вот такое дело...
Галка помедлила, глянув на Никиту, который впервые не прятал своих грабастых рук, и они были сжаты в кулаки.
А Галка думала о руке пришельца: «Где я его видела?.. Именно эту руку, с коротким шрамом поперек кисти?»
- Вас, наверное, послал один человек, который тоже решил, будто мы что-то ищем, когда мы играли в овраге...
Гость обессиленно вздохнул и сначала долго, задумчиво глядел в пол, потом неожиданно сурово взглянул на Никиту и Галку.
- Не были вы ни в каком овраге. Не были. Значит, никакого человека видеть не могли, - твердо подчеркнул он. - Ясно? - И, встав, решительно шагнул к двери. - До свидания.
- Подождите! - невольно остановила мужчину Галка, переглянувшись с Никитой. - А что вы хотите от нас?..
Мужчина обернулся и посмотрел на Галку:
- Во-первых, ходить засветло по свежей изморози, по грязи, оставляя за собой следы, видимые даже малозрячему, когда отправляешься на такое дело, на какое шли вы, не следует... Во-вторых, и это главное, твой, Галя, покойный дедушка исполнял обязанности на заводе как раз по части канализации. Говорят, он хотя и был малограмотный, но любил и умел чертить. Работал и на строительстве... В частности, прокладывал эти трубы. У него остались какие-нибудь бумаги? Нужно точно знать выходы на поверхность внутри бывшего завода. Ведь там каждую ночь обязательно есть охранник. А что в-третьих, я скажу потом.
- Да... - сказала Галка, заметив, что Никита расслабил руки и спрятал в карманы телогрейки свои кулаки. - Только я не знаю... Я никогда не смотрела. Я сейчас принесу. Они у бабушки в сундучке лежали, где она всякие травы, корни и листья малины хранила...
Мужчина опять сел, улыбнулся. И Галка с Никитой тоже доверчиво улыбнулись ему.
- Немец твой скоро вернется? - спросил пришелец Галку.
- Нет! Когда он уходит, то до утра. Потом ночует дома, потом опять - на сутки...
- Значит, послезавтра его не будет... Ну, посмотри!
Галка много раз держала в руках эту перевязанную шпагатом пачку бумаг, потому что и сама хранила в бабушкином сундуке малиновые листья, малиновый цвет. Принесла, положила на стол.
Мужчина развязал пачку. Втроем они склонились над ней.
Здесь были письма от Галкиной матери, когда та уезжала к отцу, на место его службы в армии, были фотографии, на одной даже она - полуторагодовалая Галка - нагишом в тазике, были вырезки из газет... И, наконец, несколько схем. Мужчина впился в одну из них глазами.
- Кажется, это именно то, что надо... Я возьму это? - Он опять поднял голову. - Да! Зовите меня Василием Антоновичем...
Галка и Никита посмотрели друг на друга.
- А я вас знаю, - заявила Галка. - Случайно видела. Вы были ранены, прятались в лесу. Спрашивали про немцев... У вас шрам на левой руке.
Мужчина одернул рукав, прикрывая шрам, опустил голову, задумался...
- А вы... нас с собой возьмете? - спросила Галка. - Ведь мы должны что-то делать!
- Вот это уже как раз третье! - сказал Василий Антонович и предупредил: - Помните: о нашем разговоре никому ни слова. Чем это грозит - вы знаете. Я зайду послезавтра, примерно в это же время. Если схема не та... я все равно зайду. Однако послезавтра будьте готовы к самому серьезному.
- Василь Антоныч... - остановила его Галка, когда он был уже в дверях. - А тот человек, которого мы видели в овраге... Он?..
- Об этом человеке и вовсе ни слова, - прервал ее гость. - Нигде. Никогда. Вы его не видели.
Василий Антонович ушел.
А Галка с Никитой с радостным облегчением улыбнулись друг другу, потому что вспомнили, как с первого урока полюбился всему классу учитель немецкого Дементий Михайлович Злобин.
Штольц уже собирался на дежурство, когда Галка закончила свои приготовления.
Об этом она забыла поговорить с Василием Антоновичем, но решила, что ее самодеятельность делу не повредит.
Взяла щедрую жменю малиновых листьев вперемешку с белым цветом... А за двое суток у нее в стеклянной баночке круто настоялся корень, названия которого Галка не знала. Бабушка говорила, что Галке об этом корне еще рано знать, и потчевала настоем из него тех в округе, кого мучила бессонница, от болей или сильных переживаний, - люди успокаивались и крепко засыпали.
Галка круто заварила малиновый чай, налила себе полную чашку, а в эмалированную кружку Штольца загодя подлила бабушкиного средства от бессонницы.
Штольц, как всегда, появился в дверях комнаты уже в шинели, перетянутой ремнем, и произнес обычное «О!».
Галка тут же наполнила его кружку чаем.
Потягивая душистый отвар, немец несколько раз - где жестами, где с помощью десятка знакомых ему слов - подчеркивал, что сегодня чай ароматен, как никогда.
Галка при этом напряженно посматривала на него и, показывая в окно, ежилась:
- Холодно!
- Колод, колод! - благодушно кивая, подтвердил Штольц.
Едва немец ушел, в окошко стукнул Никита.
Галка выбежала во двор.
Как и прошлый раз, они с Никитой присели рядышком на колоде. Волновались оба не столько перед неизвестностью и опасностью предстоящей работы, сколько от неуверенности: вдруг Василий Антонович передумает и не придет? Или схема, найденная в бабушкином сундучке, окажется неверной, неточной...
Но Василий Антонович появился в назначенное время. Поздоровался. Глянул на окна, как бы для того, чтобы еще раз убедиться, что немца в доме нет, и коротко приказал:
- Идемте...
Потом, когда вышли на задворки, пропустил их вперед:
- Вы тут лучше меня дорогу знаете... Давайте огородами, чтобы не идти через лог и попасть в овраг не напрямую от ваших изб...
Повел Никита. Галка шла рядом с Василием Антоновичем и молчала, понимая, что в таких делах лишние разговоры неуместны.
Земля на огородах уже вовсю промерзла, точно окаменела. В воздухе ни ветерка. А под низкими плотными облаками рано сгустилась ночь.
У канализационного выхода их ждали двое: один высокий, ростом с Никиту, широкоплечий, другой - немногим выше Галки, но коренастый и, судя по голосу, немолодой.
Коренастый, когда Никита, Галка и Василий Антонович подошли, негромко сообщил вместо приветствия:
- Бесполезно, Антоныч... Не по мне...
- Я знал... - так же тихо отозвался Василий Антонович. И спросил: - Наверху спокойно?
- Спокойней некуда... - приглушенным басом ответил высокий.
- Галя... - позвал Василий Антонович, хотя Галка стояла рядом с ним. - Ты тоже подойди, Никита... Дело вот в чем: труба - именно та, что нам нужна. - Никита и Галка наклонились, потрогали руками срез неширокой чугунной трубы. - Но беда в том, что ни один из нас туда не пролезет... Даже вот Сергей, - Василий Антонович кивнул в сторону низкорослого, - и то не смог... Никита тоже не пролезет.
Маленькая Галка, поняв куда он клонит, перебила:
- Говорите, что делать, я полезу.
Василий Антонович положил ей на плечо руку.
- Спасибо, Галя... Такой нам тебя и отрекомендовал один человек. А привлекать кого-нибудь, кого бы мы не знали, нельзя... Только ты понимаешь, что это очень опасно?.. В трубе могут скопиться какие-нибудь газы, там наверху, на объекте, может налететь охрана... и, наконец, можно просто застрять! Ведь никто этот путь не исследовал!
Галку немного лихорадило от волнения, но страха она почему-то не испытывала. Может быть, потому, что вокруг стояли свои, хоть и незнакомые ей люди; потому, что какой-то, видимо, авторитетный человек рекомендовал ее, а значит, в нее верил... И, наконец, потому, что здесь же был Никита.
- Я решилась - полезу, только скажите, что... Что делать там?..
- В первую очередь переоденься... Где одежда, Серега? - спросил Василий Антонович.
Серега подал котомку. Василий Антонович протянул ее Галке.
- Мы отвернемся, а ты снимай все, что можно снять, и одевай это, мужское.
- Зачем? - удивилась Галка.
- Затем, чтобы сбросить потом и вернуться домой в чистом. Чтобы не побить руки, колени, чтобы тебе удобней было: здесь шапка, телогрейка, ватные брюки, валенки - все надевай! Свое сбрось. Ничего, согреешься, там тебе, Галя, жарко будет. - И приказал остальным: - Отворачиваемся.
Платье Галя, конечно, не стала снимать. Сбросила резиновые полусапожки, сняла и уложила на котомку плюшевую жакетку, платок.
И телогрейка, и брюки оказались великоваты ей, но валенки пришлись впору, а это было главное, как заметил, оглядев ее, дяденька Сергей.
Василий Антонович крепко обвязал Галку вокруг пояса веревкой. Объяснил:
- Будешь ползти все время прямо. В трубе есть два ответвления: оба налево. Смотри не ошибись, только прямо и прямо! Вот возьми. - Он подал ей электрический фонарик. - Нажимаешь кнопку - он включается. И без надобности не жги его. А вот это тебе второе! - Он подал ей тяжелую, круглую, похожую на тарелку штуковину. - Это мина с часовым механизмом. Она взорвется ровно через час, после того как отогнешь и выдернешь вот эту чеку. Веревочка, которой я тебя обвязал, у нас размечена. Ты там не сможешь определить, где находишься, а мы будем знать. Три раза сильно дернем, значит, ты где-то рядом с выходом. Ищи колодец, пробуй открыть люк. Их три там, на территории, - один за другим. Через люк попытайся выбраться, если нет возможности - дерни в ответ три раза и ползи дальше, опять жди нашего сигнала. Ну а если уж ничего не получится... дерни несколько раз, постарайся развернуться в одном из колодцев и возвращайся. Сама ничего не предпринимай. Мину забери с собой - у нас они на вес золота. А удастся выйти на территорию - помни: там есть охранник. Ищи снарядные ящики или ящики с минами - там сплошная взрывчатка. Подкладывай эту штуку, выдергивай чеку и ползи к нам. Мы будем ждать. Не прощаемся... Повтори только все, что я сказал.
Галка повторила почти слово в слово. После чего мельком взглянула на Никиту, на остальных и поползла.
Воздуху сразу стало не хватать. Но первые метры, а может быть, первые два-три десятка метров Галка ползла довольно споро. Эти неизвестные ей мужчины были правы и все продумали, как надо. Здесь, в этой затхлой трубе, она сразу потеряла ощущение времени и расстояния. Только когда устала, решила, что теперь свет в ее тесном подземном коридоре не будет виден снаружи, щелкнула фонариком... И тут же выключила его. Потому что невидимые в темноте отложения какой-то слизи, ржавчины, неведомого происхождения комьев мгновенно вызвали у нее нестерпимую тошноту.
Задержала дыхание, но спазмы в желудке стали от этого еще сильней... И Галку вырвало.
Тогда она поползла дальше, обливаясь уже не только потом, но и слезами. Через некоторое время, когда попалось под руку что-то липкое, подвижное, ее вырвало опять... Потом, через несколько метров, если только это были метры, а не сантиметры, еще раз... И, обессиленная, она долго лежала, будто в тумане, не в силах поднять голову, пытаясь заставить себя очнуться.
С трудом повернулась на живот, поскольку лежала, привалившись к боковой стенке трубы, и опять поползла, когда за веревку сильно дернули снаружи. На миг стало легче, когда подумала, что она здесь, в этой вонючей могиле, не одна, что есть люди, которые ждут ее и беспокоятся за нее...
Галка ползла медленно. Потому что сначала на расстоянии вытянутой руки перемещала перед собой мину, рядом пристраивала фонарик, потом подтягивалась с ним на локтях, и опять: сначала переставляла мину, фонарик...
Вся сжалась от ужаса и чуть не заорала, когда показалось, что-то живое шарахнулось впереди: здесь могли быть крысы!
Но страх, который прибавился ко всем ее тяготам, в то же время словно бы приуменьшил их, стал давящим.
Задыхаясь и всхлипывая, Галка поползла быстрее. Миновала одно, потом другое левое ответвления...
Три сильных рывка почувствовала неожиданно. Даже не вдруг сообразила, что это. И хотя с первых секунд, с первых метров пути не чаяла дождаться условного сигнала, на мгновение замерла от внезапности.
Пришлось, однако, проползти еще несколько метров, пока фонарик высветил колодец впереди...
Дышалось здесь не легче, чем в трубе. Распирающее зловоние кружило голову, оглушало, казалось, выворачивало внутренности. «Вот тебе и одеколон...» - почему-то подумалось ей, когда по железным скобам она взобралась наверх...
Люк был точно приварен в гнезде. Несмотря на все ее усилия, чугунная крышка не шелохнулась, не сдвинулась и на долю миллиметра.
Галка спустилась вниз, трижды изо всей силы дернула за бечевку и поползла дальше.
Теперь ей нельзя было не двигаться. Она боялась, что, если остановится, позволит себе хотя бы мгновенную передышку, это конец, ей уже не очнуться...
Новые три рывка ощутила, когда уже высвечивала другой колодец над собой. Он был запечатан сверху уже не чугунной крышкой, а деревом: досками или брусьями...
Первая мысль, что это могут быть ящики со снарядами, тут же отпала. Заметив колодец, фашисты не оставили бы его без внимания.
«Шпалы!» - сообразила Галка, когда взобралась наверх.
Попробовала шевельнуть одну, другую... Упираясь ногами и спиной в стенки колодца, собрав последние силенки, навалилась на третью... И та подалась, сдвинулась! В образовавшуюся щелку посыпалась земля, гравий...
Галка даже не испугалась при этом, потому что плохо соображала. Отдохнула чуток - и навалилась опять...
Если бы шорох осыпающейся земли услышал часовой, уже, наверное, поднялась бы тревога...
После третьей попытки в колодец ворвался свежий воздух.
Галка едва успела уцепиться за скобы и повиснуть на них, потому что все поплыло у нее перед глазами, и ей вдруг стало блаженно хорошо в эту минуту.
Подумалось: они там, в овраге, наверняка тоже почувствовали воздушный поток, хлынувший в трубу. Теперь не сломиться бы, еще несколько усилий - и все... Выбралась на поверхность и села на землю, еще не веря, что ей удалось проделать этот страшный путь. Мина и фонарик лежали рядом.
Галка оказалась как бы в четырехугольном помещении без крыши: слева и прямо перед ней возвышались кирпичные строения бывшего завода, справа и за спиной - под временными навесами, крытые брезентом и маскировочной сеткой - штабеля продолговатых ящиков. Ей бы теперь не ошибиться только, сделать все как следует...
Прижимаясь к стене, шаг за шагом приблизилась к узкому проходу между кирпичными зданиями. Разыскала дверь. Внутри наверняка были боеприпасы. Но дверь оказалась на запоре.
Галка хотела подобраться к следующему зданию. И, выглянув за угол, обомлела...
В двух шагах от нее, присев на груду кирпича и уткнув свой автомат прикладом в землю, крепко спал, уронив голову на зажатый в руках ствол автомата, ее квартирант Штольц...
Галка шарахнулась назад. Теперь она по крайней мере знала, где часовой. Приподняла брезент на одном из штабелей, залезла под него и на мгновение включила фонарик...
В щелях ящиков блеснула медь. «Снарядные гильзы!»
Все. Галка отогнула, как ей показывали, чеку, выдернула ее и засунула мину между двумя пирамидами ящиков...
Теперь - назад!
Неслышно подбежала к черному зеву колодца, нырнула по скобам вниз и, когда почувствовала, что связывающая ее с оврагом бечева напряглась, несколько раз изо всей силы дернула...
Бечевка быстро - виток за витком - заскользила прочь от нее. Ее вытянули в овраге, может быть, Василий Антонович, может, Никита...
Галка поползла, уже не обремененная миной, засунув фонарик в карман, не обращая внимания на то, что попадалось ей под руки, обдирая ватные брюки на коленях, обдирая ладони, - скорей, скорей к желанной и спасительной цели.
Ее за руки выволокли из трубы: за одну - Никита, за другую - низкорослый мужчина, которого Василий Антонович называл Сергеем.
Галка упала на землю, но Василий Антонович тут же поднял ее, встряхнул и поставил на ноги.
- Быстро сбрасывай все с себя! Переодевайся! Быстро!
Двое мужчин уже опять закладывали трубу огромными комьями земли. Никита помогал им.
- Быстро! - повторил Василий Антонович. - Мы не смотрим!
В горле у Галки хрипело, губы обжигало дыханием, пока она сбрасывала телогрейку, ватные брюки или то, что от них осталось, валенки. Торопливо надернула свою одежду.
- Теперь уходите! - скомандовал Василий Антонович. - Мы тут доделаем все, как надо, а вы уходите! Идите, как шли сюда, огородами! У вас еще почти полчаса! - И, обернувшись, участливо опросил: - Все в порядке, Галчонок?!
- В порядке! - выдохнула плачущая Галка.
- Молодец! Так и должно быть!
Они с Никитой всю дорогу почти бежали, держась за руки. А возле дома она более или менее пришла в себя. Остановилась возле сарая.
- Все... - сказала Галка, отнимая у Никиты руку.
- Чего ты? - спросил Никита, заметив, как ее трясет.
- Страшно немножко... в дом идти...
- Давай я с тобой побуду.
- Нет, тебе лучше не заходить!.. Тут встретимся.
Дома Галка на ощупь, чтобы не зажигать свет, подбросила несколько полешек в печь, быстро вымылась, чтобы избавиться от преследующей ее вони, и когда заварила себе малиновый чай - окошки вдруг вспыхнули ярким светом и всю избу встряхнуло от мощных, один за другим нарастающих взрывов со стороны спиртзавода...
Галка налила себе полную чашку...
Белела в темноте на углу стола эмалированная кружка, из которой пил Штольц...
В последний раз пил. Ну, что ж, ведь Галка не звала его в гости... И в свой дом не звала... Чтобы он разлучил ее с отцом, с матерью... Чтобы такие, как он, а может, и он сам жгли деревни, убивали и вешали людей, как повесили в первый день оккупации председателя сельсовета дядю Василия.
Галка неожиданно опять заплакала и добавила себе в чай ложку бабушкиного настоя, чтобы успокоиться и уснуть.