Короткий период безвластия был самым подходящим для разгула фанатизма. Возбужденная толпа, подстрекаемая "правыми" эллинистами, набросилась на Стефана и повлекла его к Кайафе.
- Этот человек, - кричали обвинители, - не перестает говорить слова против этого святого места и Закона... Мы слышали, как он говорил, что Иисус Назарянин разрушит это место и изменит обычаи, которые дал нам Моисей.
Кайафа быстро оценил ситуацию: она была уже иной, чем при разбирательстве дела двух назарян - Бар-Ионы и Иоанна. Тогда он боялся, что народ поднимется на их защиту, а теперь перед ним богохульник, да еще чужак, говорящий на ломаном языке, которого привела к нему сама разъяренная чернь. И все же, чтобы не ронять своего авторитета, первосвященник решил соблюсти формальные правила суда.
Стефану был задан вопрос: признает ли он себя виновным? Но тот категорически отверг навет. Стоя перед судьями, он чувствовал прилив сверхъестественного вдохновения, и лицо его напоминало грозный лик ангела. Защитительное слово он начал издалека[16]. У него было две цели: показать, что явление Иисуса подготовлено всей историей народа Божия, а Его смерть не есть всего лишь прискорбная случайность. Он напомнил о Завете с Авраамом, об избавлении и Законе, данном через Моисея, о земле обетованной и постройке Храма. И в то же время он подчеркнул, что люди часто противились воле Божией, говорил о братьях, продавших Иосифа в рабство, об израильтянах, возмутившихся против Моисея, о золотом тельце, о соблазнах идолопоклонства. У Бога великая цель. Она отнюдь не достигнута сооружением Храма. Ведь Сам Сущий говорит:
Небо - престол Мой, и земля - подножие Мое;
Какой Дом построите вы Мне? И где место Моего пребывания?
Все это Моя рука сотворила и всему дала бытие. Ис 66,1-2
По-видимому, Стефан хотел заключить свою защиту словами об Иисусе Назарянине, в Ком совершилась полнота обещанного Богоявления. Но накаленная атмосфера суда, выкрики и взгляды, полные ненависти, перевели его мысль в другое русло. Глядя на толпу обвинителей, на их искаженные бешенством лица, он словно увидел перед собой воплощение темного полюса Израиля. Обрезание, знак Завета, не приобщило их души к подлинному Завету. И, прервав свою речь, Стефан воскликнул громко, так, что его услышали во всех концах Каменного зала:
- Жестоковыйные! Необрезанные сердцем и ушами! Вы всегда противились Духу Святому! Как отцы ваши, так и вы. Кого из пророков не гнали отцы ваши? И они убили тех, кто предвозвестил пришествие Праведного, а теперь вы сделались Его предателями и убийцами, вы, которые получили Закон в наставлениях ангельских и не сохранили!..
Взор Стефана устремился поверх озлобленной толпы к неземному видению, сверкнувшему перед ним.
- Вот я вижу, - воскликнул он, - отверстые небеса и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога!..
Яростный рев был ему ответом. Фанатики затыкали уши, чтобы не слышать его, ни о каком законном суде уже не могло быть и речи. Здание осаждала толпа. На Кайафу перестали обращать внимание. А он, хотя и мог вызвать стражу, хладнокровно выдал эллиниста на самосуд.
Стефана вытащили из зала и с дикими криками поволокли к воротам города (кто-то вспомнил старый обычай совершать казнь за стенами). И там была учинена расправа. Эллинист был сброшен со скалы, а обвинители сами добили его, бросая камни...
В последние минуты Стефан молился за своих убийц.
x x x
Но одной жертвой зачинщики не удовлетворились. Они начали по городу настоящую охоту за сторонниками Стефана. По-видимому, разыскивали они в основном христиан-эллинистов, причем не щадили и женщин[17]. Но апостолов никто не тронул. Слишком очевидно было уважение галилеян к Храму, чтобы обвинить и их в кощунстве.
Св. Лука пишет, что из города в эти дни бежали кроме апостолов "все" верные. Однако вероятней, что большинство укрылось в Вифании и других соседних селах и вскоре вернулось. Только христиане-эллинисты во главе с членами Семерки навсегда покинули Иерусалим. Одни отправились в города севера и приморья, другие совсем уехали из Иудеи.
Таким образом, гибель св. Стефана послужила невольным толчком для дальнейшего распространения Церкви.
Был и другой великий результат трагедии. Как выразился бл. Августин, молитва первомученика была услышана, и был дарован христианству апостол Павел...
Савл Тарсянин
Когда убийцы расправлялись со св. Стефаном, они сложили одежды к ногам молодого фарисея Савла Тарсянина. В самой казни он не принимал участия, но, вызвавшись сторожить одежды палачей, хотел этим показать свое к ней отношение. Савл не был жесток, однако уверенность, что совершается справедливая кара, делала его непоколебимым. Если и закрались в душу фарисея какие-то сомнения, то он решительно подавил их и принял деятельное участие в розысках эллинистов-назарян.
Подобно Стефану, Савл не был уроженцем Иудеи. Он вырос в диаспоре, в столичном киликийском городе Тарсе, где тесно соприкасались Восток и Запад, процветали философия, спорт и торговля. Семья Савла имела потомственное римское гражданство, о чем напоминало второе, латинское, имя тарсянина Paulus, Павел. Однако он гордился тем, что не стал эллинистом, а был "евреем из евреев": сохранил отеческий язык и традиции предков.
Отец Савла, зажиточный ремесленник, считался своего рода еврейским аристократом: возводил родословную к колену Вениаминову; сына он назвал в честь легендарного героя вениамитов - царя Саула[b]. Он относил себя к приверженцам фарисеев (что было редкостью в диаспоре) и всячески оберегал юношу от соблазнов языческого окружения. Выходец из Галилеи, он поддерживал постоянную связь с Палестиной; его дочь вышла замуж за иерусалимлянина[18]. Когда Савл возмужал, его отправили в святой город изучать раввинские науки; родные мечтали, что со временем он станет богословом-книжником. Так Савл поступил в школу раббана Гамалиила.
К тому моменту, когда будущий апостол появляется в нашем рассказе, он уже прошел курс Закона и комментарий к нему и, несмотря на молодость, пользовался уважением в Иерусалиме. Гамалиил выделял ревностного Тарсянина среди других учеников. Савл был включен в какую-то из раввинских коллегий, а поэтому должен был иметь собственную семью. Впрочем, если так, вероятно, он рано овдовел[19].
Савл мог присутствовать на диспутах в киликийской синагоге. Нет свидетельств, что он сам включился в спор, но речи Стефана его, конечно, глубоко оскорбили. Мысль о том, что Дом Божий утратил значение, казалась фарисею чудовищной. Пусть сектанты Кумрана не посещают Храм, но они сознательно отгородились от всех, а этот нечестивец сеет семена зла в самом сердце Святой Земли. Поэтому Савл, как впоследствии он сам и признавался, "одобрял" расправу над дерзким эллинистом...
И вот он стоит у края обрыва, глядя с тяжелым чувством на неподвижное, покрытое кровью тело Стефана. Все кончилось. Но все ли?
x x x
На другой день Савл узнает, что какие-то набожные евреи сумели унести тело и похоронить его с почестями, а ведь побитых камнями не принято оплакивать[20]. Значит, у Стефана есть сторонники. Нужно сокрушить их сразу, пока не утих гнев горожан и пока не прибыл новый прокуратор.
Пусть уважаемый Гамалиил против насилий. Он хотя и раббан, но может ошибаться. Желательно только, чтобы не было бесчинств, а отступников судили по закону. Совет и Кайафа пойдут навстречу. Они сильно обеспокоены подрывом авторитета Храма.
На собрании старейшин Савл "подает голос" заодно с саддукейской партией (хотя она и враждебна ему как фарисею), а потом фактически возглавляет преследования. Многих назарян бросают за решетку; в ожидании процесса их принуждают отречься и проклясть имя Иисусово. Но Савлу этого мало. Раз начав действовать вместе с саддукеями, он идет до конца. Ему сообщили, что зараза ереси перекинулась дальше и одним из ее центром стал Дамаск, где она нашла почву среди многолюдной иудейской колонии.
Савл понимает, что медлить нельзя. Он является к Кайафе с просьбой дать ему полномочия: он разыщет сектантов в Дамаске и под стражей доставит в Иерусалим. Кайафе такая мысль не приходила в голову. Его больше всего заботило то, что творилось под боком. Но ему нравится неукротимая ревность молодого книжника. Благодаря ему есть надежда, что к приезду прокуратора в городе воцарится спокойствие. Первосвященник охотно дает Савлу письма к главам дамасских синагог и назначает его своим шалуахом - посланником.
Таинственны зигзаги судьбы: через неделю этот посланник-инквизитор превратится в иного посланника, в апостола Иисуса Христа...
На пути в Дамаск
В сопровождении людей, данных ему Кайафой, Савл выходит из ворот города. Он отправляется в дальний путь, воодушевленный своей миссией защитника и слуги Закона Божия. Им владеет праведный гнев, который, - как знать? - быть может, скрывает тайное смятение. Его враг - не только поверженный Стефан и другие эллинисты-отступники: как Кайафа, он хочет, чтобы было стерто из памяти народа само имя Иешуа Ха-ноцри, распятого лжемессии. В самом деле - какое богохульство думать, будто этот простолюдин из Галилеи, не изучавший Тору, есть обещанный пророками Избранник Неба Тот, Чье Имя Сущий держит у сердца, Тот, Кто поразит полки нечестивых и навеки воцарится над миром! Да и где Его воцарение? Позорный столб, бесславная гибель - вот Его конец...
Путники проходят вдоль Иордана, пересекают реку, минуют ее поросшие деревьями берега и углубляются в унылую Гадаринскую область, населенную язычниками. Оттуда они поворачивают на восток - к Дамаску...
Гамалиил предостерегал, что, преследуя назарян, можно оказаться в числе богопротивников. Но имел ли право Савл спокойно ждать, раз еретики действуют так успешно? Ведь они проповедовали свой "путь", открыто, прямо в Храме. Да еще уверяли, что Бог воскресил Назарянина. А кто это видел? Какие-то темные женщины и галилейское мужичье... По слухам, многие из них добры и благочестивы; тот эллинист, побитый камнями, говорил вдохновенно, и сторонникам его не откажешь в смелости, но Савла - книжника, познавшего все тонкости Закона, они не переубедят. Ему ясно, что они иду