А между тем гонения Арианские продолжались, и тщетно из глубины пустыни поборник Православия Афанасий писал к императору, излагая ему свою невинность в пространной апологии. Мужественные изгнанники страдали в заточении и число их умножалось: Акакий, епископ Кесарии, негодуя на св. Кирилла Иерусалимского за его чистую веру, обнаружил, вопреки канонам Никейским, неправильное притязание на престол его, будто бы подсудимый митрополии Кесарийской, и хотя сам был низложен по приговору собора Сардийского, однако лишил святителя кафедры и даже изгнал из св. града. Под тяжкою рукою другого закоснелого в ереси епископа, Патрофила Скифопольского, находился св. Евсевий Веркелинский. Ариане, видя, что много благочестивых посещают изгнанника, извлекли его из жилища и морили в узах четырехдневным голодом. Волнение народное заставило мучителей облегчить на краткое время Евсевия, и он отдохнул в гостеприимном жилище Комита Иосифа, обращенного из Евреев Тивериадских при великом Константине. Там посетил его ученик Илариона, св. Епифаний, будущий епископ Кипра и знаменитый писатель церковный; но вскоре враги Евсевия перевели его в Каппадокию, потом в пустыни Фиваидские. И другими знаменитыми изгнанниками Запада украсилась Фригия: св. Иларий, епископ Пиктавийский, известный своими творениями о догмате Св. Троицы, лишен был кафедры, по проискам Сатурнина, епископа города Арл, потому что не хотел сообщаться с арианами, и послужил на Востоке к поддержанию православия. Родон епископ Тулузский разделил с ним изгнание, но вместе с Павлином Тревирским не дожил до желанного возвращения.
В Константинополе арианский епископ Македонии воздвигал гонение на православных с Елевзием и Марафонием, которых поставил на кафедры Никомидии и Кизики. Он испросил указ царский, чтобы все православные сообщались с арианами или бы изгнаны были из церквей своих; непокорных клеймили горячим железом, истязав прежде биением. Мартирий диакон и Маркелл чтец, служившие при св. епископе Павле, кончили жизнь мученически за правую веру. И новатиане, которые, не придерживаясь ереси арианской, были, однако же, в разделении с православными уже более ста лет, подверглись общему гонению; доведенные до отчаяния жестокостями, они в народном восстании умертвили воинов царских и тем возбудили гнев императора против Македония. Еще более раздражился Констанций, когда епископ дерзнул коснуться гроба великого Константина при обновлении храма Апостолов, отчего возник другой мятеж народный.
Ропот Римлян за лишение своего пастыря ожидал императора и в древней столице, которую впервые посетил он в течение долгого царствования. Самые почетные из боярынь просили его о возвращении Ливерия, и Констанций согласился отпустить его, с тем однако, чтобы управлять паствою вместе с поставленным на его место Феликсом, но народ громко вопиял на улицах, что хочет одного лишь епископа. Пребывание в Риме, где Констанций издал несколько законов против язычников и ристалищ, не было приятно сердцу кесаря, он удалился в Сирмиум, город Иллирийский, и там окружавшие его ариане составили еще одно исповедание веры, в котором совершенно исключены были выражения о единосущии и равносущий Сына Божия со Отцом, за то будто бы, что они возбуждали несогласие между верными. Потамий, епископ Лиссабонский, сочинитель нового символа, с Урзасом и Валентом, сделался виною падения великого исповедника Осия, уже более года томившегося в Сирмиуме. Силы естественные изменили дряхлому старцу; под тяжестью мук он подписал их исповедание, но не согласился анафематствовать Афанасия, и отпущенный на свою кафедру, в час смертный обличил сделанное ему насилие и проклял торжественно ересь арианскую.
Вслед за ним пал и папа Ливерий после двухлетнего изгнания; происками убедили истомленного старца подписать исповедание Сирмиумское и отречься от общения с Афанасием; твердость Ливерия поколебалась; он возвратился в Рим и торжественно был принят своею паствою, не ведавшей его малодушия, а соперник Феликс изгнан с бесчестием. Но епископы Галлии мужественно отвергли новое неправильное исповедание и известили о том письменно св. Илария в его изгнании; Фивадий же, епископ Агенский, написал опровержение символа Сирмиумского и сделался душою православных на Западе после падения Осия. Не безмолствовал и Афанасий в пустыне; жестоко обличая Констанция и все ужасы его гонений, он излагал правую веру в письмах к пустынникам; не доверяя собственным силам, просил их молитвы, чтобы несовершенное его изложение догмата о Сыне Божием могло послужить в защиту Православия, хотя ради его благого намерения, если не соответствует высокому предмету. Так скромно выражался о себе великий светильник своего века и всех последующих.
Однако, в последние годы царствования слабого Констанция арианство разделилось на две враждебные друг другу стороны: на самых закоснелых, или так называемых аномеев, от греческого слова «аномиос» (не подобный), ибо они не признавали даже подобия существа Сыновнего с Отчим, и на полуариан, которые, не исповедуя Сына единосущным по смыслу Символа Никейского, исповедовали Его подобие со Отцом. Главою первых был Евдокс, происками захвативший престол Антиохийский, по смерти Леонтия, хотя имел иную кафедру епископскую. Он уже не таил, подобно своему предместнику, образа мыслей, но явно обнаруживал ненависть к православным, и, вызвав к себе из Египта софиста Аэтия и ученика его Евномия, хотел возвратить первому сан диаконский, чем возбудил негодование прочих епископов Сирии, раздраженных его самовольным вторжением в Антиохию.
Многие из клириков, изгнанных им, прибегли под защиту Георгия Лаодикийского, который дал им письма к епископам Царьграда, Никомидии и Анкиры, с обличениями на Евдокса; и так как, по случаю освящения храма в городе Анкире, соединились там некоторые святители, то местный Василий общим их согласием осудил Евдокса и аномеев, написал окружное послание к Церквам Малой Азии и, составив новое исповедание веры, в духе полуарианском, сам отправился в Сирмиум, где пребывал император. Там обнаружил незаконные поступки Евдокса, и многие епископы пристали к мнению полуариан; Папа Ливерий одобрил предложенное ими исповедание, в котором ни слова не упоминалось о единосущии Сына Божия с Отцом, и Евдоксу велено было оставить Антиохию, Аэтий же и Евномий осуждены на изгнание.
359-й от Рождества Христова
Недовольный, однако, малым числом епископов в Сирмиуме, император, который провел все свое царствование в тщетном созывании соборов и даже расстроил почты империи непрестанными переездками святителей, решился собрать их еще раз: сперва в Никее, потом в Никомидии; но память первого Вселенского Собора отклонила ариан от Никеи, а страшное землетрясение разрушило Никомидию. Наконец, после многих предположений определено было, чтобы Восточные собрались в Селевкии на границах Армении, Западные же в Римини Италийском и прислали бы свои решения к императору для сличения обоих мнений.
Западные собрались прежде, в числе четырехсот, между которыми восемьдесят ариан; но православные предостережены были против их льстивых речей и исповеданий описанием всех бывших в последние годы соборов, которое прислал им с Востока изгнанник св. Иларий; посему, не входя ни в какое разбирательство о догматах, они отвергли предлагаемый им символ Сирмиумский, держась одного Никейского и отправили от себя десять епископов к императору; тоже сделали и ариане; но посланные их предупредили православных, не допустили их до Констанция, и самих преклонили на свою сторону. Ужаснулся собор и смятение умножилось, когда епископы услышали запрещение императора возвращаться им на свои кафедры. Утомленные долгим пребыванием в Римини и обольщаемые уверениями ариан, что выражения о подобии и единосущии Сына Божия исключены ими из символа только для прекращения несогласий, православные мало-помалу начали переходить на их сторону. Поколебался, наконец, и Фивадий Агенский, когда по приглашению столетнего старца Музония, епископа области Африканской, Валент, закоснелый противник Православия, торжественно произнес анафему на тех, которые исповедуют Сына Божия созданным по подобию прочих; но в этих двусмысленных словах заключался хитрый обман, обольстивший верных. Они разошлись с миром, без внутреннего сознания о своем малодушии, послав от себя десять других епископов, наибольше ариан, к императору.
Столь же несчастны были и последствия Селевкийского собора, на котором присутствовал изгнанник Иларий. Епископы разделились на три части, и после тщетных совещаний о Символе веры и о деле Кирилла Иерусалимского ничего не решили единодушно. Всего меньше находилось между ними приверженцев Никейского Символа; ариане, имея главами Евдокса Антиохийского, Акакия, Патрофила, предлагали исповедание Сирмиумское, которое отвергли более многочисленные полуариане под руководством Василия Анкирского, Георгия Лаодикийского, Македония Цареградского. Они, со своей стороны, поддерживали исповедание, изложенное в 340 году на соборе Антиохийском, при освящении храма, ибо оно было ближе к духу Православия. Тщетно сопротивлялся им Акакий Кесарийский, запутывая себя и других новыми символами, еще более богохульными. Наконец полуариане, движимые лучшим духом, оправдали св. Кирилла и, осудив ариан, послали от себя десять епископов к императору, но Акакий и Евдокс предупредили их в Царьграде.
Опять образовался там собор, последний во дни Констанция, который осудил Аэтия, Евномия и угрожал аномеям; пришествие Западных все изменило: Урзас и Валент подали руку помощи Акакию и Евдоксу, исповедание, утвержденное в Римини, одержало верх, и, Констанций, видя на стороне его большинство епископов, стал склонять к нему прочих и преследовать несогласных. Св. Кирилл Иерусалимский опять лишен был своего престола; Василий Анкирский, почитаемый главою полуариан, хотя и весьма близкий к Православию, сослан в Иллирию с некоторыми другими. Место Македония занял лишенный своей кафедры Евдокс, и рукоположил ересиарха Евномия в Кизику, откуда впоследствии сам был принужден удалить, ибо хулы его на Сына Божия возбудили негодование паствы. Македонии же, поселясь в окрестностях столицы, сделался главою другой жестокой ереси, духоборцев, которые, не признавая единосущия Сына Божия с Отцом, нарушали тем равенство трех лиц Св. Троицы и отвергали Божество Св. Духа. Многие из полуариан пристали к тому же мнению, и Марафоний, епископ Никомидийский, распространил ересь в областях Фракии и Малой Азии.
Илария отпустили с собора Константинопольского на родину по тому опасению, какое внушал своим православием; он нашел всю Галлию и Италию в смятении за исповедание Риминийское и обличениями против ереси и самого гонителя Констанция возбудил дух православных пастырей. Не умолкал и Луцифер Сардинский на месте своего изгнания в Сирии; сам великий Афанасий перевел творения его на греческий язык, чтобы распространить по Востоку вместе с своими обличениями на ариан и духоборцев; ибо защищая догмат о Божестве Сына, он твердо стоял и за исповедание Божества Св. Духа. Желая явственнее обнаружить всю нелепость мнений арианских, Афанасий подробно исчислил все их соборы, с различными исповеданиями веры, которых в течение двадцати пяти лет составлено было шестнадцать, и ни одно не устояло против Символа Никейского.
Последнее составили они в самый год смерти Констанция, в Антиохии, откуда собирался он на войну против Персов, исполнив смятением Церковь этого великого города. Клир и народ требовали себе пастыря, ибо Евдокс перешел в Царьград, и все единодушно избрали св. Мелетия, епископа Севастийского, мужа исполненного кротости и всех добродетелей, от юных дней изнурявшего плоть свою постами и молитвой. Акакий Кесарийский и Георгий Лаодикийский, полагая, что он примет их сторону, первые предложили его императору, и православные, зная твердость веры Мелетия, с радостью одобрили его выбор; весь город торжественно принял своего пастыря. Но первая, красноречивая проповедь его пред лицом императора на текст им самим заданный о премудрости Божией «Господь созда мя в начале путей своих», раздражила всех ариан, ибо Мелетий ясно доказал, выражениями Евангельскими, несомненность Божества Сыновнего и равенство со Отцом. Они оклеветали Мелетия слабому Государю и осудили на изгнание в Армению, месяц спустя после избрания, поставив вместо него единомышленного себе Евзоия, но никто не хотел с ним сообщаться. Однако же краткое присутствие Св. Мелетия оставило благодетельное впечатление в его пастве, ибо он умел заслужить всеобщую любовь: матери именем его называли детей своих, оно повторялось по площадям и в селениях, изображения его находились во всех домах, и столь велико было огорчение народное, когда правитель города повез его на своей колеснице в изгнание, Мелетий принужден был прикрыть сановника мантией, чтобы защитить от метаемых в него камней. Много твердости показал и св. Евсевий, епископ Самосатский, в руках которого хранился акт о избрании Мелетия на кафедру Антиохийскую. Император послал требовать его обратно, с угрозою отсечь руку, если не выдаст, Евсевий же спокойно простер обе руки, говоря, что он всегда сохранит акт тот, как свидетельство против лукавства ариан, и Констанций уважил его мужество. Таким образом, Церковь Антиохийская разделилась на три части, между арианами, имевшими епископа Евзоия, и верными, которые, соглашаясь в догматах, чуждались друг друга за своих пастырей. Уважавшие память св. Евстафия, исповедника за веру при великом Константине, собирались отдельно, в древней церкви Апостолов, в ожидании законного святителя; выбор Мелетия, хотя и православного, казался им неправильным, потому что в нем участвовали отчасти ариане; а верные Мелетию не сообщались с евстафианами.
В таком бедственном положении находились дела церковные, когда отступник кесарь Иулиан, превознесенный победами над варварами, был провозглашен императором в Галлии. Смутился Констанций и на почтительное письмо племянника о вступлении своем на престол отвечал грозно, повелевая сложить порфиру, с обещанием только сохранить ему жизнь. Взволновались дружины кесаревы; сам он, возбужденный гадателями языческими и сновидениями, которые потворствовали его честолюбию, двинулся против дяди. Констанций, оставив войну Персидскую, поспешил из Антиохии в Царьград, но на дороге почувствовал смертную болезнь и принял крещение от арианского епископа Евзоия. Тело его погребли, с большими почестями, в храме Апостолов подле великого отца. Восток и Запад покорились последней отрасли рода Константинова, Иулиану.