И действительно, разве можно было допустить, чтобы казаки убили Аншована на своей улице? Никогда! Митя был горд отвагой своего закадычного друга.
Партизаны с нескрываемым любопытством встречали новоприбывших. Особенно Лелю.
— Словили, кум? — справлялись они у Филиппа. Он не находил нужным отвечать на праздные вопросы, проходя мимо с откровенным достоинством.
— Чи засватал? — с насмешливой нежностью подтрунивали бойцы.
— Филько, подпояшь поясом бороду, а то жинка усю оборвет, хо-хо!
Около землянки повстречали человека с такой же, как и Филиппа, бородой, с висевшим за спиной башлыком. Митя с трудом признал в нем Забей-Вороту. Угадав гармониста и сестру, он подошёл и сердечно пожал им руки. Сестра слезла с лошади.
— Позарастали, как медведи! — засмеялся с седла Никита.
— Бриться нечем, да и некогда, — отмахнулся Забей- Ворота. А где твоя нога? — спросил он, любуясь породистой выправкой серого жеребца.
— Нога моя в раю,— ответил Никита, сползая на животе с коня, — ангелы унесли...
Поддерживая гармониста под руку, Забей-Ворота помог ему спуститься в землянку.
— Это чей хлопец? — кивнул он на Митю.
— Неужто не знаешь?.. Это Митька Муратов. Наш разведчик.
— Ого, тогда давай знакомиться!
Митя конфузливо сунул руку в шершавую ладонь командира. Забей-Ворота кому-то зычно крикнул:
— Дитё, задай коням овса!
— Знаю сам! — ответил откуда-то Филипп.
— Почему Дитё? — спросил Никита, присаживаясь на лежавшее в углу запылённое седло.
— Прозвище у него такое... Ну, выкладывай всё подробно! Небось проголодались?.. Скоро обед будет.
Никита снял фуражку и, обтерев ею лоб, начал рассказывать.
— К морю, под видом груза сельскохозяйственных машин, следует состав с оружием и снарядами. Он пройдёт через нашу станцию. Сведения получены из Ростова.
Забей-Ворота насторожился.
— Сведения проверены?
— Да. Их получил от своего знакомого Фёдор Иваныч, кондуктор и член нашей подпольной организации.
Забей-Ворота нервно похлопывал висевшей на руке плетью по голенищу своего стоптанного сапога.
— Так, так... туман проясняется. Недавно наши ребята поймали одного офицерика, который на допросе сообщил, что в районе предгорных станиц сосредоточился корпус генерала Покровского в количестве не менее одиннадцати тысяч сабель. Это не зря. Офицер рассказывал, что по Черноморскому побережью движется несметная сила войск, называемая «черной армией», которая бьёт всех — и белых и красных. На днях они разгромили у Архипо-Осиповской десант добровольцев, захватив в свои руки батарею. Понятно, почему белые направляют оружие к морю. По некоторым, ещё не проверенным слухам, эта «черная армия» бьёт только белых. Мы и раньше слышали об этой армии. Наши хлопцы называют её «чёрной хмарой». После обеда надо обмозговать положение сообща. Я всё же думаю, что наша задача — всеми силами подрывать белый тыл... Поэтому связь с городской подпольной организацией в данное время является особенно желательной.
Согнувшись, в землянку вошёл Филипп.
— Товарищ командир, обед готов. Приглашай гостей!
— Я и то думаю, — спохватился Забей-Ворота, похлопывая Митю по плечу, — а то хлопчик совсем тут заскучал...
Митя зарделся от удовольствия.
— Я хоть до вечера могу протерпеть!
— Молодец! Хвалю...
По лужайке проходили бойцы с дымными котелками.
— Кума, обедать! — позвал Филипп сестру, окружённую партизанами.
Глава семнадцатая
Город метался в горячке. По вечерним улицам мимо гудевших духанов проходили войска, у витрины Освага толпились обыватели, читая последнюю сводку с фронта. Свеженаписанные плакаты призывали жителей к спокойствию, сообщая о том, что «доблестная добровольческая армия по стратегическим соображениям верховного командования временно оставляет город и что герой — казак станицы Преградной — вышел победителем из неравного боя, зарубив одиннадцать большевиков и захватив два пулемета».
По мостовой пролетали на извозчиках подвыпившие офицеры в обществе всем известных девиц.
В театре ставились «Осенние скрипки».
Из богатых домов выносили мебель и грузили на подводы.
Расстроенный отъездом сына, Хорьков поссорился с Полиной матерью и так толкнул её в грудь, что Анна Егоровна упала и разбила о дверной косяк голову. Поля ухаживала за матерью, накладывая на рану смоченное полотенце. Анна Егоровна беспомощно плакала, уткнувшись лицом в подушку. Сверху, из хозяйской квартиры доносились нервные повизгивания Хорькова, упрашивающего сына остаться.
Сашка что-то отвечал негромким, но упрямым голосом. Хорьков кипятился, и Поле слышны были отдельные слова:
— Я покажу!.. Зараза... Не потерплю!.. Хозяин я в своём доме или нет?
С вечерним поездом прибыл и сам кондуктор. Узнав о поступке Хорькова, он так разгневался, что, схватив утюг, побежал расправляться с хозяином, но его задержал матрос, столкнувшийся с ним в дверях.
— Фёдор Иваныч, заспокой сердце.
— Пусти, я ему, басаврюку, глотку вырву! — кричал Фёдор Иваныч.
— Дорога кажна минута. Сельскохозяйственные орудия уже прибулы у город, — многозначительно произнёс моряк. Кондуктор сразу остыл.
— Зараз, я токо умоюсь...
Вместе с Фёдором Иванычем вернулись домой Леля, Никита и Митя.
* * *
Хорьков упрашивал сына остаться в городе. Сашка сопротивлялся.
— Ты, папа, должен понять, что мне пощады не будет. Латыши и китайцы убивают женщин и детей, а я — солдат, понимаешь, до-бро-во-лец! — убедительно поднимал он палец.
— Шура, — расстроенно моргал отец, — большевики на ладан дышат, а на кого ты старика покидаешь?
— Нет и нет, не могу!
К ужину зашёл с вещами угрястый. Отец поздоровался с ним неприветливо. Угрястый подмигнул Сашке, и тот начал укладывать в чемодан бельё.
— Шура, — засуетился отечески Хорьков, — надень мои тёплые кальсоны, теперь холодно. Береги себя. Если можно, при штабе устройся. Помни, что у тебя есть отец!
— До свидания, папаша!
По дороге к школе, где находился штаб полка, угрястый сообщил о том, что ребята, во главе с капитаном Бачуриным, устраивают прощальную попойку.
— Капитан спустил на базаре овёс, две бочки масла и оставшееся в цейхгаузе обмундирование. И прав: не оставлять же большевикам!
— Славный человек капитан.
— Парень — душа нараспашку!
Пыльная дорога матово светилась под луной.
Из ворот школы бабы и ребятишки растаскивали топчаны, скамейки, столы. Высохшая старушка, похожая на девочку, волокла на спине бачок с питьевой водой; висевшая на веревочке кружка, гремя, ударялась о бачок. Старик без шапки, с лунной лысиной горбился под деревянной койкой. Догнав старуху, он услужливо открутил в бачке краник.
— Ты што, аль в водовозы нанялась?
Тонкая стеклянная струйка побежала по старухиной юбке. Не обращая на это внимания, бабка перебежала дорогу и нырнула в тень высокого, утыканного гвоздями забора.
Лысина старика потухла следом.
— Копят, дураки, всё равно большевики отнимут, — перекладывая чемодан на другое плечо, съязвил угрястый.
В полутёмном коридоре казармы толклись добровольцы.
Офицер с белокурой бородкой, сильно подвыпивший, тряс за грудки приземистого, широкоплечего солдата.
— Я, как офицер, не позволю обижать женщин! — гулко отдавался в пустом коридоре голос, набухший пьяным негодованием.
Поручив Сашке чемодан, угрястый подошёл к кучке. Выяснив сущность скандала, он вернулся к вещам.
— Понимаешь, нам поручили охрану поезда с военным снаряжением, капитан взвалил это дело на фельдфебеля. Приходит он сюда, а фельдфебель у какой-то бабы стол отнимает, в то время когда капитан самолично разрешил жителям разбирать вещи. Вот он и всыпал ему по роже!
Фельдфебель был солдатом старой выучки и требовал от подчиненных точнейших исполнений: добровольцы его недолюбливали, капитана же боготворили за простоту и товарищеское благородство, — поэтому Сашка принял известие с удовольствием.
— Мало, мало он ему заехал, барбосу!
Фельдфебель, стуча каблуками, красный и взъерошенный, прошёл мимо них к выходу. Сашка и угрястый подошли к капитану.
— Здравия желаем, господин капитан!
— Здравствуйте, — просто ответил он .— Явились?.. — Проходите в канцелярию.
Миловидный, женственный доброволец Андрюша Баронов, сын владельца гастрономического магазина, и опухший от лени каптенармус, по прозвищу Чмурло, уже расставляли на сдвинутых канцелярских столах вина и закуски. Андрюхна безуспешно пытался откупорить бутылку с малагой: зажав её между колен, он тянул за штопор из последних сил. Угрястый отобрал у него бутылку и без заметного усилия вырвал пробку.
— Как, Андрюша, папашку грабишь? — польстил он, свинчивая со штопора пробку.
— Граблю. В магазине ещё много осталось, но я догадался прихватить с собой ключи.
Андрюшу в роте любили за воспитанность и бескорыстие: он постоянно снабжал приятелей бесплатным вином и хорошими закусками. Кроме того, у него была сестра, которую капитан Батурин находил обворожительной.
Чмурло открывал банки с сардинами и нарезал продолговатыми ломтиками твёрдую копченую колбасу.
— Готово. Как в хороших домах! — жизнерадостно доложил он.
Капитан, тенькая шпорами, стремительно вошёл в канцелярию.
— Ну-ка, Чмурло, налей нам по рюмочке! — сказал он, словно от холода потирая руки. — А без женщин, господа, скучновато...
— Андрей, а где же твоя сестра? — прозрачно справился угрястый.
— Наши ещё утром уехали, — нежно улыбнулся Андрюша.
— Господа, — поднял капитан жёлтый, как рассвет, стакан, — поднимем бокалы за дам... которые красноречиво здесь отсутствуют, — добавил он, печально оглядывая ободранные стены канцелярии.
Сашка, осененный какой-то мыслью, поперхнулся вином.
— Господин капитан, если разрешите, я приложу старание пригласить сюда гармониста и одну знакомую девушку.
Офицер поднял на вилке слизистый маринованный гриб.