Ровно в шесть – «предзаправочное заседание» Государственной комиссии. По существу, уже формальные доклады разработчиков систем и полигонщиков по результатам предстартового контроля. Утверждается окончательное решение о готовности корабля и носителя к полету.
Главный конструктор нервно прохаживается по площадке, пристально вглядываясь вдаль. Наконец-то. Белоголубой автобус доставляет к ракете оба экипажа. Беляев и Леонов уже в скафандрах. Горбатко и Хрунов помогают товарищам выйти из автобуса. Командир Беляев докладывает генералу Тюлину о готовности экипажа к полету.
Особое пожелание – от Главного конструктора:
– Дорогие мои орелики! Науке требуется очень серьезный эксперимент. Если в космосе случатся какие-нибудь неполадки, то вы сами должны принять разумные решения.
Перед входом в лифт Сергей Павлович придерживает Леонова за рукав, трогательно просит его:
– Леша, я не буду тебе много советовать и желать. Я попрошу тебя только об одном: ты выйди из корабля и войди обратно. Вот и все. Рекордов мне не надо. Попутного тебе солнечного ветра!
Вопрос о составе экипажа «Восхода-2» решился вроде бы сам собой. Никто ни с кем не спорил, не доказывал, что для такого полета лучше, чем Беляев, подходит Волынов или Шонин. Ни Каманин, ни Кузнецов ни разу не обмолвились перед членами Государственной комиссии, что вместо Леонова стоит включить вторым пилотом Горбатко или Хрунова. Эту надежную связку, Беляев – Леонов, задолго до марта шестьдесят пятого назвал сам Главный конструктор, и с ним все согласились.
Для самих космонавтов ситуация с экипажем начала проясняться более-менее в середине октября шестьдесят четвертого, когда «ударная четверка» – Беляев, Леонов, Горбатко и Хрунов – не полетела на Байконур, чтобы присутствовать при старте первого пилотируемого «Восхода», а продолжала упорные тренировки на своей базе. Они выдались не менее трудными, чем были в год полетов Гагарина и Титова. Парашютные прыжки сменялись вестибулярными тренировками, а те – ночными полетами на МиГе и «Иле» с целью изучения звездного неба и работы с секстантом.
В конце ноября Сергей Павлович пригласил весь отряд космонавтов в ОКБ для знакомства с новым кораблем. Он подробно рассказал о задачах предстоящего полета, а затем предложил Леонову облачиться в тяжелейший скафандр и произвести выход из кабины через шлюзовую камеру. Для Алексея получилось очень волнующее занятие, ведь за его действиями наблюдали десятки глаз специалистов предприятия и коллег. Волнение усиливалось и от того, что после выполнения операции по шлюзованию требовалось дать грамотное заключение о возможности выполнения задуманного эксперимента с выходом в открытый космос.
…«Восход-2» стартовал ровно в десять по Москве 18 марта. В конце первого витка корабль, миновав мыс Горн, оказался над Африкой. Леонов покинул свое кресло и открыл люк шлюзовой камеры. Внутрь кабины ворвался сноп света, по яркости не уступающий пламени электросварки. Беляев предупреждает: «Не спеши, еще рано, Алексей». Проходит несколько томительных минут…
Динамик на командном пункте транслирует все переговоры космонавтов между собой и с Землей. Слышится голос Беляева:
– Вот теперь пора… Пошел!
Леонов выплывает из кабины корабля, докладывает:
– Я – «Алмаз-2». Место в шлюзовой камере занял!
Командир закрывает люк, соединяющий кабину и шлюзовую камеру, и докладывает на командный пункт:
– Я – «Алмаз-1»… «Алмаз-2» находится в шлюзовой камере. Крышка люка в шлюзовую камеру закрыта. Все идет по плану. Самочувствие отличное. Я – «Алмаз-1»… Прием.
Хоть и мечтали космонавты об этом, хоть и ждали встречи с открытым космосом, а все-таки было тревожно на душе: как-то получится на самом деле, как сработают технические устройства, насколько надежным окажется скафандр?..
Снова четко звучат слова Беляева:
– Люк шлюзовой камеры открыт. Приготовиться к выходу!
Ослепительный поток нестерпимого солнечного света хлынул в тесное пространство шлюзовой камеры. Впечатление такое, будто сквозь синие стекла очков смотришь на кипящую сталь мартена или на дугу электросварки.
– К выходу готов! – докладывает Леонов. И тут же: – Я – «Алмаз-2», нахожусь на обрезе шлюзовой камеры. Самочувствие отличное. Под собой вижу облачность… Море.
– «Алмаз-2», тебя понял, – констатирует Беляев. – Слышу хорошо. Говори немного потише… Поздравляю с выходом! Время одиннадцать тридцать пять… Все идет по плану.
– Я – «Алмаз-2»… Понял тебя, командир… Спасибо!
Леонову вспомнилось, что две пластины, сложенные в вакууме, свариваются. А что получится с ним? Не прилипнет ли он к обрезу люка шлюзовой камеры, сможет ли свободно развести в стороны, сложенные вместе руки? Алексей наполовину высовывается из люка, разводит в стороны руки… Все нормально.
– «Алмаз-2», снять крышку с кинокамеры, – четко отдает команду Беляев.
– Крышка с кинокамеры снята, – докладывает Леонов.
В переговоры экипажа вмешивается командный пункт. На связи Гагарин. Юрий спрашивает:
– «Алмаз-2»… Я – «Заря»… Что наблюдаешь?
– Кавказ… Наш Кавказ вижу под собой! – звучит радостный голос «Алмаза-2», Алексея Леонова.
– «Алмаз-2», каковы условия для работы? – снова спрашивает «Заря», Гагарин.
Бодрый тон доклада Леонова не меняется:
– Я – «Алмаз-2»… Докладываю: «Условия нормальные. Начинаю отход от корабля… Чувствую себя отлично!»
Космонавт, не спеша, полностью выбирается из шлюзовой камеры. Лишь тонкий шнур фала соединяет его отныне с «Восходом-2». Алексей осторожно отталкивается от обреза люка и плывет рядом с кораблем. Внизу зияет бездна Вселенной. Земля кажется ему плоской, как блин, и только по окоему ясно обозначается слегка изогнутая линия, окрашенная в цвета радуги.
– Да, Земля все-таки круглая, – заключил про себя Леонов и улыбнулся своему неожиданному открытию.
На командном пункте тут же набатом прозвучали слова командира «Восхода-2» Павла Беляева:
– Я – «Алмаз-1»… Человек вышел в космическое пространство… Человек вышел в космическое пространство… Находится в свободном плавании… «Заря», как поняли?.. Прием.
Его доклад всколыхнул командный пункт. Все сгрудились у телевизионного экрана, с замиранием сердца наблюдая, как Алексей Леонов работал в открытом космосе. Раскрылив в стороны руки, он парил рядом с кораблем. Это было феноменальное зрелище.
Стоя рядом с Гагариным, Королев раз за разом проводил платком по высокому лбу. Лицо его внешне не выражало эмоциональных переживаний, но каждый из присутствующих знал, что нервы Главного конструктора напряжены до предела. Наконец лицо Сергея Павловича расплылось в радостной улыбке, помолодело. К нему стали подходить члены Государственной комиссии и поздравлять с удивительным успехом.
Пожимая руку Каманина, Королев сказал:
– Вот и свершилось чудо, Николай Петрович. А мы так боялись встречи с открытым космосом!
Полет продолжался. Экипажу «Восхода-2» было передано Брежневым приветствие ЦК партии, президиума Верховного Совета СССР и Совета Министров страны. В нем говорилось: «Весь советский народ с большой радостью узнал о вашем героическом полете и с огромной любовью следит за тем, с каким мужеством и достоинством выполняете вы почетное задание Родины. Мир знает, что наиболее выдающиеся дерзания в космосе осуществляются в Советском Союзе. Но то, что свершили вы, Павел Иванович и Алексей Архипович, превосходит самое смелое воображение…»
Те двенадцать минут, что Леонов находился в открытом космосе, потрясали воображение, ведь скорость его перемещения превышала двадцать восемь тысяч километров в час! Покинув шлюзовую камеру над Черным морем, Алексей пролетел над Енисеем, над своей родной Листвянкой и вернулся в кабину «Восхода-2» над Сахалином. Все свои впечатления космонавт, «Алмаз-2», тут же записал в бортовой журнал для истории.
В десять часов 19 марта закончились сутки исторического полета. На семнадцатом витке Гагарин передал на борт корабля команду о посадке. Быстро летели тысячи километров. Внизу проплывали океаны и материки, но… показатель спуска не регистрировал изменение орбиты.
Экипаж охватило необычное волнение:
– Отказ техники или такое решение принято на командном пункте?.. Но почему нас не предупредили об этом?
Следует доклад командира «Восхода-2»:
– «Заря»… Я – «Алмаз-1»… Тормозная двигательная установка в автомате не сработала… Как поняли?.. Прием!
В отдельной комнате, из которой шел радиообмен с экипажем, четверо – Королев, Тюлин, Келдыш и Гагарин. Каждый из них отлично понимал, что значит этот отказ. Времени для принятия решения в обрез – корабль находится в зоне радиовидимости всего с десяток минут! Гагарин впился глазами в руководителей полета: «Что будем делать?» На обсуждение критической ситуации, происшедшей впервые, уходит около трех минут… Приемлемое решение найдено. Юрий уверенно передает на борт:
– Я – «Заря»… «Заря»… Ребята, вам разрешена посадка вручную… Как поняли меня?.. Прием!
Беляев отлично вышел из создавшегося положения, хотя ориентация через иллюминатор заставила космонавтов достаточно «покувыркаться» в корабле.
На восемнадцатом витке «Восход-2» сошел с орбиты и устремился к Земле. Но район посадки уже изменился. Она приходилась теперь не на окрестности Кустаная, а значительно севернее. На определенной высоте в действие вступила система мягкой посадки. Она, как и на «Восходе», сработала надежно. Корабль опустился в лесу, в ста восьмидесяти километрах от Перми, в глубокий снег между тремя высокими соснами. На их кроне повис гигантский парашют, с ярко видимыми издалека оранжевыми полосами.
Когда на командном пункте получили подтверждение о благополучном приземлении «Восхода-2», Тюлин от имени Государственной комиссии тотчас обратился в Пермский обком партии с просьбой о помощи. Местное руководство хорошо знало район приземления и, создав оперативную группу, помогло в течение нескольких часов эвакуировать экипаж из тайги.
Через сутки Байконур встречал отважных космонавтов. Государственная комиссия заслушала отчеты Беляева и Леонова о смелом эксперименте, еще более расширившем дорогу к звездам.