– В большинстве случаев – конечно. Но… это случай исключительный.
– Мы представим доклад Королевскому обществу, как и положено, – сказал Редвуд.
Позднее Уинклс опять вернулся к этому разговору.
– Все-таки Пища – во многих отношениях исключительное открытие.
– Это неважно, – ответил Редвуд.
– Оно может породить серьезные злоупотребления…
Чревато серьезными опасностями, как выражается Кейтэрем. Редвуд промолчал.
– И даже простая небрежность тоже чревата… А вот если бы нам образовать комиссию из самых надежных людей для контроля над производством Чудо-пищи… то есть Гераклеофорбии… мы могли бы…
Он умолк, но Редвуд, втайне чувствуя себя неловко, все же сделал вид, будто не заметил его вопросительной интонации.
Всюду и везде (только не в присутствии Редвуда и
Бенсингтона) Уинклс, хоть и знал для этого слишком мало, выступал в роли главного авторитета по Чудо-пище. Он писал письма в ее защиту, сочинял записки и статьи, в которых разъяснял ее возможности, и совершенно не к месту вскакивал на заседаниях научных и медицинских обществ, чтобы высказаться о ней; словом, всем и каждому старался внушить, что он и Пища нераздельны. Наконец он напечатал брошюру под названием «Правда о Чудо-пище», где постарался представить в самом безобидном свете все, что произошло в Хиклибрау. Нелепо даже думать, утверждал он, будто Чудо-пища может довести рост человека до тридцати семи футов, это – «явное преувеличение». Конечно, люди станут немного повыше, но и только…
Двум ученым друзьям было ясно одно: Уинклс непременно хочет участвовать в изготовлении Гераклеофорбии; он готов был читать любые корректуры для любых газет и изданий, которые печатали материалы о Чудо-пище, – одним словом, всячески старался проникнуть в тайну ее изготовления. Опять и опять он твердил им обоим, что понимает, какая это огромная сила и какие огромные у нее возможности. Но ее создатели непременно должны как-то себя «обезопасить»… В конце концов он напрямик спросил, как они ее изготовляют.
– Я тут обдумывал ваши слова, – начал Редвуд.
– И что же? – оживился Уинклс.
– Вы говорили, что такое открытие может породить серьезные злоупотребления, – напомнил Редвуд.
– Да. Но я не понимаю, какая связь…
– Самая прямая, – ответил Редвуд.
Несколько дней Уинклс обдумывал этот разговор. Потом пришел к Редвуду и заявил, что чувствует себя не вправе давать его сыну порошок, о котором сам ничего не знает; ведь это означает брать на себя чрезмерную ответственность, идти на ничем не оправданный риск. Тут Редвуд, в свою очередь, призадумался.
Между тем Уинклс заговорил о другом:
– Вы заметили? Общество борьбы с Чудо-пищей заявило, что оно насчитывает уже несколько тысяч членов.
Они внесли законопроект и уговорили молодого Кейтэрема провести его в парламенте; он охотно согласился. Они так и рвутся в бой. Организуют в округах комитеты, дабы влиять на кандидатов. Хотят добиться, чтобы нельзя было изготовлять и хранить Гераклеофорбию без особого на то разрешения, – это будет караться законом. А если кто-нибудь станет кормить Чудо-пищей (так они ее называют) лицо, не достигшее совершеннолетия, значит, он уголовный преступник и его засадят в тюрьму, и даже нельзя будет отделаться штрафом. Но появились еще и параллельные общества. Состав у них самый пестрый. Говорят, Национальное Общество Охраны Надлежащих Пропорций хочет ввести в правление мистера Фредерика Гаррисона, – он ведь написал этакое изящное эссе, утверждает, что слишком большой рост – это пошло и грубо и в корне противоречит учению Огюста Конта о путях развития человечества. Даже восемнадцатый век – век заблуждений – не докатывался до таких крайностей. Конту мысль о подобной
Пище и в голову не приходила, а отсюда ясно, что затея эта дурна и греховна. Ни один человек, говорит Гаррисон, который действительно понимает Конта…
– Но неужели… – прервал Редвуд: он так встревожился, что даже забыл на миг о своем презрении к Уинклсу.
– Ничего этого они не сделают, – ответил Уинклс, – но общественное мнение остается общественным мнением, и голоса избирателей остаются голосами. Все видят, что от вашей выдумки одно беспокойство. А человек – это существо, которое не любит, чтобы его беспокоили. Когда
Кейтэрем кричит, что люди будут тридцати семи футов ростом и не смогут войти в церковь, или в молитвенный дом, или в какое-либо общественное здание или учреждение, потому что они там не поместятся, ему вряд ли кто верит, и все-таки всем становится не по себе. Все чувствуют, что тут что-то есть… что это не простое открытие.
– Что-то есть во всяком открытии, – заметил Редвуд.
– Как бы там ни было, люди волнуются. Кейтэрем долбит, как дятел, одно и то же: а вдруг Пища опять вырвется из-под контроля и опять, начнутся всякие ужасы. Я
не устаю повторять, что этого быть не может и не будет, но… Вы же знаете, каковы люди!
Уинклс еще некоторое время пружинисто шагал по комнате, словно собираясь опять заговорить о секрете изготовления Пищи, но потом вдруг передумал и откланялся.
Ученые переглянулись. Несколько минут говорили только глаза. Наконец Редвуд решился.
– Что ж, – с нарочитым спокойствием сказал он, – на худой конец я буду давать Пищу моему маленькому Тедди собственными руками.
Прошло всего несколько дней, и, раскрыв утреннюю газету, Редвуд увидел сообщение о том, что премьер-министр намерен созвать Королевскую комиссию по
Чудо-пище. С газетой в руке Редвуд помчался к Бенсингтону.
– Я уверен, это все проделки Уинклса. Он играет на руку Кейтэрему. Без конца болтает о Пище и о ее последствиях и только будоражит людей. Если так будет продолжаться, он повредит нашим исследованиям. Ведь даже сейчас… когда у нас такие неприятности с моим малышом…
Бенсингтон согласился, что это очень дурно со стороны
Уинклса.
– А вы заметили, что он теперь тоже называет ее только
Чудо-пищей?
– Не нравится мне это название, – сказал Бенсингтон, глядя на Редвуда поверх очков.
– Зато для Уинклса в нем вся суть.
– А чего он, собственно, к ней прицепился? Он же тут совершенно ни при чем.
– Понимаете, он старается ради рекламы, – сказал
Редвуд. – Я-то плохо понимаю, для чего это. Конечно, он тут ни при чем, но все начинают думать, что он-то ее и выдумал. Разумеется, это не имеет значения…
– Но если они от этой невежественной, нелепой болтовни перейдут к делу… – начал Бенсингтон.
– Мой Тедди уже не может обойтись без Пищи, – сказал
Редвуд. – Я тут ничего не могу поделать. На худой конец…
Послышались приглушенные пружинистые шаги, и посреди комнаты, по обыкновению потирая руки, возник
Уинклс.
– Почему вы всегда входите без стука? – спросил Бенсингтон, сердито глядя поверх очков.
Уинклс поспешно извинился.
– Я рад, что застал вас здесь, – сказал он Редвуду. –
Дело в том…
– Вы читали об этой Королевской комиссии? – прервал его Редвуд.
– Да, – ответил Уинклс, на минуту растерявшись. – Да.
– Что вы об этом думаете?
– Превосходная мысль, – сказал Уинклс. – Комиссия прекратит весь этот крик и шум. Разрешит все сомнения.
Заткнет глотку Кейтэрему. Но я пришел не за этим, Редвуд.
Дело в том…
– Не нравится мне эта Королевская комиссия, – сказал
Бенсингтон.
– Все будет в порядке, уверяю вас. Могу вам сообщить
– надеюсь, это не сочтут разглашением тайны, – что я, возможно, тоже войду в состав комиссии.
– Гм-м, – промычал Редвуд, глядя в огонь.
– Я могу все повернуть, как надо. Могу доказать, что, во-первых, эту самую Пищу совсем нетрудно держать под контролем, и, во-вторых, что катастрофа вроде той, какая произошла в Хиклибрау, просто не может повториться, разве только чудом. А такое авторитетное заявление – это именно то, что нужно. Конечно, я мог бы говорить с большей убежденностью, если бы знал… но это так, к слову. А сейчас я хотел бы с вами посоветоваться, тут встает один небольшой вопрос. М-м… Дело в том, что…
Собственно… Я оказался в несколько затруднительном положении, и вы могли бы мне помочь.
Редвуд удивленно поднял брови, но в душе обрадовался.
– Дело… м-м… совершенно секретное.
– Говорите, не бойтесь, – подбодрил Редвуд.
– Недавно моим попечениям вверили ребенка… м-м…
ребенка одной… м-м… высокопоставленной особы.
Уинклс откашлялся.
– Мы вас слушаем, – сказал Редвуд.
– Признаться, тут немалую роль сыграл ваш порошок…
и ведь широко известно, как я вылечил вашего малыша…
Что скрывать, многие сейчас настроены очень враждебно по отношению к Пище… И все же среди наиболее разумных людей… Но действовать нужно осторожно, понимаете? Очень постепенно. И, однако, ее светлость… я хочу сказать, моя новая маленькая пациентка… Собственно, это предложил ее отец… Сам я никогда бы не…
Редвуд с изумлением заметил, что Уинклс смущен.
– А я думал, вы сомневались, следует ли применять этот порошок, – сказал он.
– Это было минутное сомнение.
– И вы не собираетесь прекратить…
– В отношении вашего малыша? Конечно, нет!
– Насколько я понимаю, это было бы убийством.
– Я бы ни за что на это не пошел.
– Вы получите порошок, – сказал Редвуд.
– А не могли бы вы…
– Нет, – сказал Редвуд. – Никаких рецептов не существует. Простите за откровенность, Уинклс, но напрасно вы стараетесь. Я приготовлю порошок сам.
– Что ж, мне все равно, – буркнул Уинклс, метнув злобный взгляд на Редвуда. – Да, все равно. – И, чуть помедлив, прибавил: – Уверяю вас, меня это ничуть не огорчает.
Когда Уинклс ушел, Бенсингтон стал перед камином и посмотрел на Редвуда.
– Ее светлость, – задумчиво сказал он.
– Ее светлость, – откликнулся Редвуд.
– Это принцесса Везер-Дрейбургская!
– Ни много ни мало троюродная сестра самого…
– Редвуд, – сказал затем Бенсингтон, – я знаю, это смешно, но… как, по-вашему, Уинклс понимает?