ее была уже склепана.
Кейворит был в марте наполовину готов, металлическая паста прошла уже через две стадии процесса, и мы наложили большую часть ее на стальные прутья и заслонки. Мы почти ни в чем не отступали от первоначального плана
Кейвора, и это было поистине удивительно. Когда шар был склепан, Кейвор предложил снять крышу с временной лаборатории, где производились работы, и построить там печь. Таким образом, последняя стадия изготовления кейворита, во время которой паста нагревается докрасна в струе гелия, должна была закончиться тогда, когда мы будем уже внутри шара.
Теперь нам оставалось обсудить и решить, что нужно взять с собой: пищевые концентраты, консервированные эссенции, стальные цилиндры с запасным кислородом, аппараты для удаления углекислоты из воздуха и для восстановления кислорода посредством перекиси натрия, конденсаторы для воды и так далее. Помню, какую внушительную груду образовали в углу все эти жестянки, свертки, ящики – убедительные доказательства нашего будущего путешествия.
В это горячее время некогда было предаваться раздумью. Но однажды, когда сборы уже подходили к концу, странное настроение овладело мною. Все утро я складывал печь и, выбившись из сил, присел отдохнуть. Все показалось мне вдруг сумасбродным и невероятным.
– Послушайте, Кейвор, – сказал я. – Собственно говоря, к чему все это?
Он улыбнулся.
– Теперь уже поздно.
– Луна, – размышлял я вслух, – что вы рассчитываете там увидеть? Я всегда думал, что Луна – мертвый мир.
Он пожал плечами.
– Что вы рассчитываете там увидеть?
– А вот посмотрим.
– Посмотрим ли? – усомнился я и задумался.
– Вы утомлены, – заметил Кейвор, – вам надо прогуляться сегодня после обеда.
– Нет, – сказал я упрямо. – Я закончу кладку печи.
Действительно, я ее кончил и ночью потом мучился от бессонницы.
Никогда еще у меня не было такой бессонницы. Было, правда, несколько скверных ночей перед моим банкротством, но даже самая худшая из них показалась бы сладкой дремой по сравнению с этой бесконечной головной болью.
Я вдруг испугался нашей затеи.
До этой ночи я, кажется, ни разу и не подумал об опасностях нашего путешествия. Теперь они явились, словно полчища привидений, осаждавших некогда Прагу, и окружили меня тесным кольцом. Необычайность того, что мы собирались предпринять, потрясла меня. Я походил на человека, пробудившегося от сладких грез в самой ужасающей действительности. Я лежал с широко раскрытыми глазами, и наш шар казался мне все более хрупким и жалким, Кейвор – все более сумасбродным фантазером, а все предприятие – более и более безумным.
Я встал с кровати и начал ходить по комнате, затем сел у окна и стал тоскливо смотреть в бесконечное космическое пространство. Между звездами такая бездонная пустота, такой мрак! Я старался припомнить отрывочные сведения по астрономии из случайно прочитанных книг, но они были слишком смутны и не давали никакого представления о том, что может нас ожидать. Наконец я лег в постель и ненадолго уснул или, вернее, промучился в кошмарах. Мне снилось, будто я стремглав падаю в бездонную пропасть неба.
За завтраком я очень удивил Кейвора, когда объявил ему решительно:
– Я не намерен лететь с вами.
На все его попытки убедить меня я упорно отвечал:
– Затея ваша безрассудна, и я не желаю в ней участвовать. Затея ваша безумна.
Я не пошел с ним в лабораторию и, походив немного вокруг моего домика, взял шляпу и трость и отправился куда глаза глядят. Утро было великолепное: теплый ветер и синее небо, первая зелень весны, пение птиц. Я позавтракал бифштексом и пивом в трактире около Элхэма и удивил хозяина своим замечанием по поводу погоды:
– Человек, покидающий землю в такую прекрасную погоду, – безумец!
– То же самое сказал и я, как только услышал об этом, –
подтвердил хозяин, и тут же выяснилось, что какой-то бедняга покончил самоубийством. Я ушел, но мысли мои приняли несколько иное направление.
После обеда я подремал на солнце и, освеженный, отправился дальше.
Недалеко от Кентербери я зашел в уютный ресторан.
Домик был весь увит плющом, и хозяйка, опрятная старушка, мне понравилась. У меня хватило денег, чтобы заплатить за номер, и я решил там переночевать. Хозяйка была особа разговорчивая и, между прочим, сообщила мне, что она никогда не бывала в Лондоне.
– Дальше Кентербери я никуда не ездила, – сказала она. – Я не бродяга какая-нибудь.
– А не хотели бы вы полететь на Луну? – спросил я.
– Мне, знаете, никогда не нравились эти воздушные шары, – ответила она, полагая, очевидно, что это довольно обыкновенная прогулка. – Ни за что не полетела бы на воздушном шаре, нет уж, увольте.
Это прозвучало комично. После ужина я сел на скамейку у двери трактира и поболтал с двумя рабочими о выделке кирпича, об автомобилях, о крикете прошлого года. А на небе новый месяц, голубой и далекий, как альпийская вершина, плыл к западу вслед за солнцем.
На следующий день я вернулся к Кейвору.
– Я лечу, – сказал я. – Я просто был немного не в духе.
Это был единственный раз, когда я всерьез усомнился в нашем предприятии. Нервы! После этого я стал работать не так усердно и ежедневно гулял не менее часа. Наконец все было готово, оставалось только нагреть сплав в печи.
4. ВНУТРИ ШАРА
– Спускайтесь! – сказал Кейвор, когда я вскарабкался на край люка и заглянул в темную внутренность шара. Мы были одни. Смеркалось. Солнце только что село, и надо всем царила тишина сумерек.
Я спустил вторую ногу и соскользнул по гладкому стеклу внутрь шара; потом повернулся, чтобы принять от
Кейвора жестянки с пищей и другие припасы. Внутри было тепло: термометр показывал восемьдесят градусов по Фаренгейту; при полете надо беречь тепло, и мы надели костюмы из тонкой фланели. Кроме того, мы захватили узел толстой шерстяной одежды и несколько теплых одеял
– на случай холода. По указанию Кейвора я расставлял багаж, цилиндры с кислородом и прочее около своих ног, и вскоре мы уложили все необходимое. Кейвор обошел еще раз нашу лабораторию без крыши, чтобы посмотреть, не забыли ли мы чего-нибудь, потом влез в шар следом за мной.
Я заметил что-то у него в руке.
– Что это у вас? – спросил я.
– Взяли ли вы с собой что-нибудь почитать?
– Бог ты мой! Конечно, нет.
– Я забыл сказать вам. Наше путешествие может продлиться… не одну неделю.
– Но…
– Мы будем лететь в этом шаре, и нам совершенно нечего будет делать.
– Жаль, что я не знал об этом раньше.
Кейвор высунулся из люка.
– Посмотрите, тут что-то есть, – сказал он.
– А времени хватит?
– В нашем распоряжении еще час.
Я выглянул. Это был старый номер газеты «Tit Bits», вероятно, принесенный кем-нибудь из наших помощников.
Затем в углу я увидел разорванный журнал «Lloyd's News».
Я забрал все это и полез обратно в шар.
– А что у вас? – спросил я его.
Я взял книгу из его рук и прочел: «Собрание сочинений
Вильяма Шекспира».
Кейвор слегка покраснел.
– Мое воспитание было чисто научным, – сказал он, как бы извиняясь.
– И вы не читали Шекспира?
– Нет, никогда.
– Он тоже кое-что знал, хотя познания его были несистематичны.
– Да, мне об этом говорили, – сказал Кейвор.
Я помог ему завинтить стеклянную крышку люка, затем он нажал кнопку, чтобы закрыть соответствующий заслон в наружной оболочке. Полоса света, проникавшая в отверстие, исчезла, и мы очутились в темноте.
Некоторое время мы оба молчали. Хотя наш шар и пропускал звуки, кругом было тихо. Я заметил, что при старте ухватиться будет не за что и что нам придется испытывать неудобства из-за отсутствия сидений.
– Отчего вы не взяли стульев? – спросил я.
– Ничего, я все устроил, – сказал Кейвор. – Стулья нам не понадобятся.
– Как так?
– А вот увидите, – сказал он тоном человека, не желающего продолжать разговор.
Я замолчал. Мне вдруг ясно представилась вся глупость моего поступка. Не лучше ли вылезти, пока еще не поздно?
Я знал, что мир за пределами шара будет для меня холоден и негостеприимен, – уже несколько недель я жил на средства Кейвора, – но все же мир этот будет не так холоден, как бесконечность, и не так негостеприимен, как пустота.
Если бы не боязнь показаться трусом, то думаю, что даже и в эту минуту я еще мог бы заставить Кейвора выпустить меня наружу. Но я колебался, злился на себя и раздражался, а время шло.
Последовал легкий толчок, послышалось щелканье, как будто в соседней комнате откупорили бутылку шампанского, и слабый свист. На мгновение я почувствовал огромное напряжение, мне показалось, что ноги у меня словно налиты свинцом, но все это длилось лишь одно короткое мгновение.
Однако оно придало мне решимости.
– Кейвор, – сказал я в темноту, – мои нервы больше не выдерживают. Я не думаю, чтобы…
Я умолк. Он ничего не ответил.
– Будь проклята вся эта затея! – вскричал я. – Я безумец! Зачем я здесь? Я не полечу, Кейвор! Дело это слишком рискованное, я вылезаю.
– Вы не можете этого сделать, – спокойно ответил он.
– Не могу? А вот увидим.
Несколько секунд он молчал.
– Теперь уже поздно ссориться, Бедфорд. Легкий толчок – это был старт. Мы уже летим, летим так же быстро, как снаряд, пущенный в бесконечное космическое пространство.
– Я… – начал было я и замолчал. В конце концов теперь все это уже не имело значения. Я был ошеломлен и некоторое время ничего не мог сказать; я будто никогда и не слыхал об этой идее – покинуть нашу Землю; затем я почувствовал удивительную перемену в своих физических ощущениях: необычайную легкость, невесомость, странное головокружение, как при апоплексии, и звон в ушах.
Время шло, но ни одно из этих ощущений не ослабевало, и скоро я так привык к ним, что не испытывал ни малейшего неудобства.
Что-то щелкнуло: вспыхнула электрическая лампочка.