есть от высоты полета. Это позволяло значительно облегчить работу экипажа.
Даже весла для резиновой аварийной лодки были сделаны новые — из дюраля, вместо деревянных, что уменьшало их вес, за чем следили строжайшим образом все и особенно командир корабля Чкалов и ведущий инженер Стоман.
Пока Валерий Павлович отлаживал взлет, мы с Сашей Беляковым вспоминали курс радиотелеграфных передач и приема на слух. Наш радист — инструктор Ковалевский скидок нам не делал.
Кроме того, штурман и я добивались снайперских навыков в определении секстантом высот небесных светил — Солнца, Луны и звезд — и вычисления по ним положения «сомнеровых линий». Это тем более было важно, что флагштурман воздушной экспедиции Иван Тимофеевич Спирин сообщил нам со станции «Северный полюс» массу ценных сведений о влиянии магнитного полюса на компасную и гиромагнитную навигацию, справедливо утверждая, что основным штурманским методом в нашем полете следует считать метод астрономический, особенно при прохождении полярного бассейна.
Получив от Ивана Тимофеевича важные для нас данные о величинах магнитного склонения и состоянии льдов на участке Земля Франца-Иосифа — Северный полюс, Валерий Павлович сказал нам:
— Посмотрите, ребята, что они делают: двадцать пятого мая с острова Рудольфа под руководством заместителя начальника экспедиции Марка Шевелева поднялись остальные три корабля. Молоков добрался до полюса, нашел станцию Папанина и благополучно доставил грузы. Алексеев, сомнева ясь, что с ходу не найдет самолет Водопьянова, сел в семнадцати километрах от полюса. О Мазуруке, правда, сведений еще нет.— Чкалов улыбнулся.— Вроде как на подмосковные поля садятся в ледяной пустыне и ни черта не боятся.
Наш командир восхищался полярными летчиками.
Вскоре мы узнали, что Алексеев благополучно перебрался на станцию Папанина, а Илья Павлович Мазурук радировал, что благополучно сел на льдину и находится всего в 50 километрах от полюса. Через несколько дней и он был на месте.
— Действительно, чудеса, если вспомнить всю историю непрерывных трагедий прежних претендентов на завоевание полюса.
К этим словам Саши Белякова искренне присоединился Валерий Павлович:
— Великое дело совершила экспедиция Шмидта и Водопьянова! А папанинцы еще покажут всю силу нашей науки.
5 июня Валерий Павлович поднялся на «АНТ-25» с 2000 килограммов шариковых подшипников, зашитых в небольшие мешки. Сбросив этот груз на краю аэродрома, Чкалов успешно посадил самолет с допустимым полетным весом. Это был испытательный полет с максимально допустимым грузом.
Вечером того же дня мы обсуждали сроки вылета. По заданию правительства мы должны первыми установить возможность перелета в США через полюс. Поэтому решено было вылетать не позже конца июня, чтобы Громов, летевший по этому же маршруту вслед за нами, успел учесть особенности нашего перелета, наши наблюдения, рекомендации по доработке отдельных элементов самолета, мотора и оборудования «АНТ-25». Намеченный срок был реальным, так как в течение прошедшей зимы наш экипаж сделал очень много. Немаловажный пример: наш Александр Васильевич приобрел за это время специальность летчика, прошел в летной школе ускоренный курс подготовки. При необходимости Саша мог стать на вахту летчика. Однако планировать его в вахтенных сменах пилотов мы не решились, так как понимали, что в этом полете ему будет еще потуже: чуть ли не половина всего пути будет проходить над Северным Ледовитым океаном...
Предвидя трудности, Беляков для облегчения работы по астрономическим вычислениям заказал институту имени Штернберга специальные таблицы, которые резко сократят время на математическую обработку измерений высот небесных тел.
— Значит, объявляем всем, что дней через десять — пятнадцать мы готовы к старту? — спрашивал командир, поглядывая то на штурмана, то на меня.
— Сроки вылета может серьезно скорректировать погода,— заметил Беляков.— Долгосрочный прогноз ничего путного не сулит.
— Милый мой,— возразил Чкалов,— разве можно серьезно считаться с прогнозом на такой колоссальный маршрут?
Чкалов знал, что Беляков отлично разбирается в метеорологической науке, и поэтому добивался от штурмана подробных соображений о прогнозе погоды на вторую половину июня.
— Как я понял Василия Ивановича Альтовского,— доложил Александр Васильевич,— в конце июня предполагается вторжение в Центральную Европу очень теплых масс воздуха с утренними температурами более пятнадцати — восемнадцати градусов...
— При такой температуре мы не сможем стартовать на «АНТ-25» с весом в одиннадцать с половиной тонн! — прервал я Сашу.
Мы понимали, что вылетать нужно самое позднее недели через две, а этого ох как мало для того, чтобы успеть закончить всю наземную и летную подготовку. С другой стороны, ожидать похолодания придется, быть может, две-три недели, а это резко осложнит вылет экипажа М. М. Громова.
До поздней ночи прикидывали мы «за» и «против» и единогласно решили: подготовку к полету завершить быстрее, чтобы дней через десять провести последний контрольный полет.
Беляков вспомнил, что никто из троих еще не выполнил взятого на себя обязательства, не подготовил сообщения об Америке и ее отношениях с СССР. Договорились завтра же послушать меня, а через день — Сашу о штурманско-географических характеристиках маршрута.
Некоторым товарищам наше предложение об ускоренном темпе подготовки к вылету не понравилось. Как это так, рассуждали они, 25 мая получили разрешение правительства на полет, а 5 июня сообщают, что дней через десять — пятнадцать уже полетят... Конечно, это несолидно!
Чкалов терпеливо объяснял сомневающимся, что подготовка к полету началась фактически еще в августе прошлого года, когда экипаж «АНТ-25» прилетел с острова Удд в Москву, а если говорить еще точнее, то два года назад.
И руководители комитета по перелету и штаб согласились с предложением экипажа Чкалова.
Вскоре экипаж был подвергнут медицинскому освидетельствованию. Врачи разных специальностей долго «мучили», как шутил Валерий, каждого из нас. Состояние здоровья было признано у всех вполне подходящим для полета.
В те дни Александр Васильевич побывал в Главном управлении Северного морского пути, в Академии наук, в астрономическом институте имени Штернберга и в институте «Атлас Мира».
С обычной аккуратностью и методичностью он занес в свою тетрадь все, что могло пригодиться для нашего полета. Заказал список полярных радиостанций, расписание работы маяков на мысе Желания и на острове Рудольфа. Записал сведения о работе новой радиостанции «УПОЛ» на дрейфующей льдине, откуда Эрнест Теодорович Кренкель держит связь с Москвой, с полярными базами и радиолюбителями всего мира.
В институте «Атлас Мира» Саша раздобыл подробные карты западной части Канады и США. Он был очень обрадован, когда увидел карту магнитных склонений земного шара. Астрономы института имени Штернберга получили от нашего штурмана заказ на разработку для полета таблицы астрономических предвычислений по Солнцу и Луне для географических пунктов, интересующих экипаж «АНТ-25». Белякова всюду знали и, не задавая лишних вопросов, к просьбам его относились с огромным вниманием.
В полдень Александр Васильевич отправил следующую радиограмму:
«Северный полюс. Майору Спирину. Привет славному штурману полярной эскадры. Сообщите: первое — как работали компасы, также гиромагнитный на участке Рудольф — полюс; второе — на какое расстояние слышен радиомаяк Рудольфа и на какой приемник; третье — на какое расстояние имели надежные пеленги радиопеленгатора Рудольфа; четвертое — магнитное склонение на полюсе. Беляков».
А 7 июня Александру Васильевичу принесли ответ.
«Москва, штурману Белякову. Первое: магнитные компасы работали до самого полюса. Требуют очень тщательного соблюдения режима полета. Работал вяло магнитный гирополукомпас. Второе: гироскопический магнитный работал хорошо до 87°. Дальше наблюдались значительные колебания. Третье: гироскопическим полукомпасом можно пользоваться надежно. Четвертое: радиомаяк ориентирует правильно. Пользоваться приемником «Онега». Маяк работал нормально. Пятое: радиопеленгаторы Рудольфа и Мурманска не работали. Шестое: в пути Рудольф — полюс надежно пеленгуются с борта самолета Диксон и Мурманск. Седьмое: магнитное склонение в районе полюса минус 110°. Восьмое: основным надежным видом ориентировки надо считать астрономию. Привет. Спирин».
Беляков показал телеграмму Чкалову. Прочитав ее, Валерий Павлович сказал:
— Получается парадокс: с одной стороны, чтобы в безориентирной местности знать точку нахождения, нужно выдерживать правильно магнитный курс, а чтобы определить его величину — нужно точно знать, где ты сейчас летишь, и, сняв с карты величину магнитного склонения, ввести поправку в компасный курс...
— Совершенно правильно! — подтвердил штурман.— Поэтому нам с Егор Филипповичем надо хорошо овладеть астронавигацией и радионавигацией.
Когда Беляков ушел заниматься с радистом, Валерий сказал мне:
— До чего же мозговит наш Сашок... А как он, Егор, настойчив, организован. Ни минуты не теряет напрасно! Везде и всюду учится...
— И сам учит,— перебил я Чкалова.
— Да еще как учит, Егор!.. Сашок не гоняется за эффектами, не декламирует, но о своем штурманском деле рассказывает так интересно, что, кажется, нет ничего привлекательнее кораблевождения, аэронавигации, ветрочетов, секстантов, гирокомпасов...
— А знаешь его слабость, Валерий?
— Слабость?.. Ну разве что безжалостно аккуратен и требователен к себе.
— Нет, не то, чиф-пайлот! — смеясь, возразил я командиру.
— Понял, ты хочешь сказать, что, изучив французский язык, он теперь репетирует с англичанином?
— Но какая же это слабость? Это отличное качество культурного человека... А вот в характере есть у него одно сырое место...
— Сырое? — удивился Валерий.— У Саши-то? Этого железного, непреклонного, спокойнейшего штурмана?