— Да ты просто не хочешь подумать.
— Нет, действительно, ничего не могу плохого сказать об Александре Васильевиче.
— Почему плохое? Бывают недостатки у человека, но они не умаляют его достоинств.
— Ерунду говоришь, Егор. Наш чапаевец храбр, умен и дьявольски скромен.
— Вот про Чапая-то нужно тут сказать...
— Что-либо серьезное? — спросил Чкалов.
— Как-то смотрели мы кинофильм «Чапаев». Помнишь, Василий Иванович, выйдя на крылечко или склонившись над картой боевых действий, любил задумчиво напевать?
— Как же, хорошо помню! Эту сцену Бабочкин так великолепно играет, что я и сейчас ее представляю во всех деталях...
— И вот когда на экране Чапаев запел до боли знакомую Саше песню, наш бесстрашный рыцарь не выдержал. «Не могу, говорит, душат слезы...» И, спотыкаясь, наступая на ноги сидящим, ушел из кинозала... А ты говоришь...
— Это прекрасно, Ягор! Значит, и душа у Сашка мягкая, человечная. Это «мокрая», как ты называешь, слабость, говорит о его благородстве...
В дни после 7 июня главный метеоролог Альтовский завершил увязку сложной сети метеостанций СССР, Канады и США, несколько раз в сутки составлял обзорные сводки погоды и давал прогнозы на трое суток вперед.
Подготовительные полеты проходили успешно.
Мы тщательно изучали Америку. Я подготовил для друзей обзор: о политических и торговых отношениях между США и Советским Союзом. Сам командир поделился своими впечатлениями о прочитанных произведениях Теодора Драйзера, которого он высоко ценил. Александр Васильевич доложил географическую и навигационную характеристику маршрута.
Во время сообщения Александра Васильевича выяснилась одна очень важная деталь. Скажем, пролетели «полюс недоступности», вышли на территорию Канады, подошли к Скалистым горам, а тут, как назло, циклон, с непременной облачностью высотой более 5—6 километров, и вдобавок ко всему ночь. Как быть? В облачности может возникнуть обледенение, а избавиться от него почти невозможно, так как «АНТ-25» выше шести тысяч метров не залезает, а снижаться ниже 4—5 километров не позволят высокие хребты гор, вершины которых ночью и не заметишь. После длительного обсуждения Чкалов согласился с предложением разработать запасной вариант маршрута: с резким поворотом от меридиана Северный полюс — Сан-Франциско в сторону Тихого океана, пересекая горы перпендикулярно с востока на запад.
Последние приготовления
После того как отрегулировали двигатель, был проведен запланированный десятичасовой полет для проверки работы винтомоторной группы. В этом полете Беляков и я тренировались в пользовании новым радиокомпасом и вели передачу и прием на слух, работая с усовершенствованной самолетной радиостанцией. Валерий Павлович и инженеры Стоман, Минкнер и Тайц замеряли расход горючего на разных режимах полета. Без этого нельзя было уточнить график полета.
Дел у каждого было так много, что мы удивились, как быстро подошло время посадки. Все работало хорошо, у экипажа серьезных замечаний не было, хотя Евгений Карлович был чем-то недоволен и после полета долго шумел, давая указания механику и мотористу.
Вечером Чкалов просил Сашу и меня еще раз обсудить вопросы питания, снаряжения и одежды, учитывая, что множество фабрик и заводов прислали столько различных предметов — их не поднять даже тяжелому бомбардировщику.
Военврач 2 ранга П. Калмыков предложил скорректированный Беляковым вариант текущего и аварийного питания.
В полете экипажу предлагали только свежие продукты. Сюда входили бутерброды с ветчиной ( по 100 граммов на человека в день), со сливочным маслом ( по 50 граммов), говядиной (50 граммов), телятиной (50 граммов), зернистой икрой (30 граммов), швейцарским сыром (50 граммов). Кроме того, в суточный рацион во время полета предлагалось включить: свежие пирожки с капустой, шоколад (по 100 граммов на человека), кекс (50 граммов), лимоны, апельсины, яблоки. В термосах — горячий чай с лимоном. Полный суточный рацион трех членов экипажа составлял около трех килограммов различных продуктов.
Аварийный запас продовольствия также достигал одного килограмма продуктов в сутки на каждого члена экипажа. Состоял он главным образом из разнообразных концентрированных продуктов при малом весе, большой портативности и чрезвычайно высокой калорийности.
Суточный запас аварийного продовольствия на каждого члена экипажа был упакован в пергаментную бумагу и фольгу. По девять таких комплектов укладывалось в десяти резиновых мешках. Каждый мешок обеспечивал питание экипажу в течение трех дней, а все десять мешков составляли месячный запас.
Все продовольствие весило 115 килограммов, из них десятая часть предназначалась для трехсуточного полета.
Чкалов стал азартно спорить с врачом Калмыковым и заместителем начальника штаба перелета Антоновым.
— Куда, к черту, столько еды? Если сбросить сто килограммов продовольствия, мы дополнительно зальем бензина, на котором пролетим в конце полета еще триста километров пути! Триста! Понимаешь, Дмитрий Иванович? Триста!—доказывал он Антонову, который лишь ласково поглядывал на нашего командира и ухмылялся в коротко подстриженные усики.
— Без такого минимума — всего лишь месячный запас — вас, Валерий Павлович, никто не выпустит. И разговор на эту тему совершенно бесполезен. Мы и так, под вашим напором, сползли с трехсот пятидесяти килограммов на эти несчастные сто...
— Ах, Дмитрий Иванович! Да как же ты не понимаешь, что садиться на вынужденную мы не собираемся, а в полете, как и в прошлом году, можем обойтись чаем да плиткой шоколада.
— И все же нужно согласиться с врачами. Это, конечно, предельный минимум.
Валерий Павлович только развел руками:
— Не ожидал от тебя, Дмитрий Иванович, такой пакости...
Но Антонов продолжал улыбаться и совершенно спокойно заключил, что считает список продовольствия с экипажем согласованным.
После этого стали рассматривать предложения по экипировке экипажа. Для полета нам предлагали теплую и удобную одежду. Кожаные куртки и брюки на гагачьем пуху, они отлично держат тепло, водонепроницаемы и весят около 4,5 килограмма (комплект). В качестве обуви доктор Калмыков советовал надеть двухсторонние меховые унты, способные предохранить ноги от сильных морозов. На случай посадки рекомендовали взять облегченные охотничьи сапоги, меховые ушанки, меховые рукавицы с шерстяными перчатками. Кроме того, в самолет мы должны положить толстые шерстяные свитеры и рейтузы, меховые малицы с капюшоном, шелковые и шерстяные носки. Для предохранения от весьма опасных полярных лучей солнца доктор советовал специальные очки со светофильтрами более эффективными, чем те, которые мы имели в прошлом году.
На случай посадки в необитаемом месте нам давалась шелковая пневматическая надувная палатка с двойными стенками и спальные меховые мешки. Для отопления палатки и приготовления горячей пищи создали специальный примус, не гаснущий на ветру. Затем шли резиновая надувная лодка, резиновые спасательные пояса, канадские лыжи, финские и перочинные ножи, револьверы, два охотничьих ружья и патроны к ним, топорик, лопата и альпеншток для расчистки льда, электрические фонари, бинокль, кастрюли и сковородки.
Снаряжение и обмундирование мы пересматривали уже трижды и теперь даже Валерий Павлович не стал корить доктора и заместителя начальника штаба.
— Можно бы все железо, дерево и резину выбросить, да вас ведь не переспоришь...— говорил командир «АНТ-25».— А не будешь вас слушаться, наябедничаете, чего доброго, на самый верх...
Антонов только покачивал головой:
— Нет на вас бога, Валерий Павлович! В сравнении с прошлым годом, мы вдвое всё облегчили.
— Так ведь все равно не хочется по-пустому возить барахло.
После этого Антонов сказал врачу:
— Все, что отложили, пакуйте для погрузки в самолет. Доктор стал рассказывать, что будет положено в самолетную аптечку. Чкалов сразу оживился.
— Это не наше дело. Мы с Сашей в медицине ничего не понимаем, это пусть Егор решает...— говорил Валерий, лукаво посматривая на меня.
— Нет, нет! — забеспокоился Калмыков.— Вам всем троим нужно знать правила оказания первой помощи.
— Но, надеюсь, милый доктор, вы, вместе со штабом перелета, не всучите нам парусиновые носилки весом килограммов по десять?
— Нужно бы и носилки,— заметил Калмыков,— но мы вас уже хорошо изучили и потому рекомендуем в случае необходимости продеть весла от лодки через рукава двух меховых курток, и у вас получатся великолепные носилки.
— Кто же додумался? — удивленно спросил Чкалов.
— Георгий Филиппович. Он вычеркнул носилки, какие положены любому санитарному подразделению.
— Ну, слава богу, что Егор не карьерист и ради амбиции корабельного врача не стал утяжелять самолет...— Валерий и тут не мог без дружеской подначки.
Калмыков сообщил, что в самолете будут две аптечки: одна — обычная, вторая — аварийная. В обычной положены: 10 перевязочных пакетов, 4 широких бинта, йод, сетчатые шины (на случай переломов), таблетки против головной боли и другие фармацевтические препараты. В аварийной аптечке содержалось более 30 наименований медикаментов. Кроме этого, в ней имелась ксероформная мазь (от ожогов и обмораживаний), морфий и т. д. Беспокойный доктор тут же нам напомнил правила скорой помощи.
В заключение разговор зашел о кислороде и парашютах.
Дмитрий Иванович Антонов предлагал еще добавить три баллона кислорода, но Валерий не на шутку рассвирепел:
— Да вы что задумали? И так на каждого берем по тысяче двести литров кислорода! Это же вдвое больше прошлогоднего!
— Мы не настаиваем,— мирно заметил Антонов.
— А вот парашюты, Валерий Павлович, на этот раз рекомендуем прицепные,— снова взялся за свое Калмыков.
— Что это за штука? — поинтересовался Беляков.
— Сами парашюты лежат у каждого на сиденье, а лямки надеты на каждом из вас. Это позволит легко передвигаться по самолету. А в случае чего, прицепить парашют к лямкам можно за две-три секунды...