— А почему так сложно? — спросил кто-то из гостей.
— Даже в районе своего аэродрома встретиться с заправщиком сложновато. А если будет плохая погодка? Как тогда? — сказал Чкалов, откладывая газету в сторону.
Наступило молчание. Я взял газету и увидел в ней статьи Громова, Юмашева и Данилина.
— Валерьян, Саша,— сказал я,— послушайте, какие дифирамбы воздают нам члены экипажа «АНТ-25-1».
Чкалов оторвался от окна и, взглянув на меня, спросил, усмехаясь:
— Опять, поди, выдумал подначку?
— А вот послушай, что пишет Громов: «Пилот мирового класса... Эти строки пишутся на пути в Сан-Франциско — в город, который совсем недавно так гостеприимно встречал наших товарищей Чкалова, Байдукова и Белякова. Они сейчас приближаются к Москве, с которой связаны наши мысли и чувства. Мы представляем себе, какая восторженная встреча ожидает наших товарищей в столице нашей Родины, какие заслуженные овации приготовлены им, впервые после Линдберга совершившим перелет мирового значения.
Хочется присоединить и свой голос к общему потоку приветствий, которые будут направлены в эти дни по адресу славного экипажа «АНТ-25». Нам, знающим трудности этого полета, особенно понятно все значение подвига пионеров трансполярного рейса, и мы знаем, какого признания они заслужили. Да будет позволено мне прямо сказать: я люблю Валерия.
Я помню, как в серпуховской школе он проходил со мной курс высшего пилотажа и воздушного боя. С тех пор я знаю этого исключительной храбрости пилота-истребителя, отличного товарища и сердечного человека. Такое мнение укрепилось среди всех, хорошо знающих Валерия Чкалова.
Еще в то время, когда Валерий кончал школу, все считали его летчиком выдающимся по мужеству и умению. В последние годы он стал пилотом мирового класса, обладающим феноменальной выносливостью, храбростью, решимостью. Это было видно и раньше, а сейчас это доказано на деле. Жму твою руку, Валерий, и поздравляю тебя, Байдукова и Белякова со счастливым возвращением на Родину. Михаил Громов, Герой Советского Союза. Сан-Франциско».
Чкалов, глядя на всех, тихо сказал:
— Спасибо тебе, мой учитель, за добрые слова.— И добавил: — Вот оно что! И тебе и Саше отдельные посвящения. Читаю, слышите? «Гордость советской авиации...»
Вскоре поезд убавил ход и в 16 часов 13 минут подошел к перрону Белорусского вокзала. К дверям вагона подошел Чкалов. Взволнованный, он весело улыбался и, видя забитый тысячами людей перрон, поднял руку, приветствуя встречающих. Поезд остановился, и мы трое, стоя рядом друг с другом, услышали восторженные овации и приветственные возгласы.
Вместе с нашими женами и детьми, родными и друзьями проходим через людской коридор и появляемся перед десятками тысяч москвичей на привокзальной площади.
Валерий говорит мне на ухо:
— Черт его знает почему, а волнуюсь, как еще до этого ни разу не волновался, даже в Америке.
Поднимаемся на трибуну. Оркестр играет «Интернационал».
Многотысячные делегации трудящихся столицы встречают экипаж «АНТ-25» поздравительными лозунгами.
Митинг открыт по поручению ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР. Экипажу «АНТ-25» передают привет руководителей партии и правительства. С краткой ответной речью выступает Чкалов, которому несколько минут тысячи встречающих не дают возможности начать слово.
— Здравствуй, родная страна! — говорит командир «АНТ-25».— Здравствуй, родная Москва! Мы очень счастливы и горды тем, что нам первым пришлось проложить новый маршрут, который лежал через Северный полюс в США...
И вновь долго не смолкающие аплодисменты и крики «ура!». Митинг окончен. Мы сходим с трибуны. Усаживаемся в увитые гирляндами цветов открытые автомобили и медленно выезжаем на улицу Горького, эту, ставшую уже традиционной, магистраль героев. Чкалов, прижимая к себе жену и сына, говорит восторженно:
— Лелик, Игорюшка! Поглядите кругом: какие улыбки, сколько доброжелательства...
Улица Горького — сплошное море людей. По мере продвижения по этой магистрали с балконов домов сыплется пурга листовок, напоминая о тех полярных циклонах и вьюгах, сквозь которые пробивался «АНТ-25», летя через пространства «полюса недоступности».
В Георгиевском зале состоялся прием нашего экипажа, устроенный ЦК ВКП(б) и Советским правительством. В зале было много рабочих и работников авиационной промышленности, родных, друзей и товарищей, специалистов оборонной промышленности и других наркоматов и организаций, работавших непосредственно по обслуживанию перелетов.
На следующий день утром ко мне в квартиру постучался Валерий, одетый в домашний халат. Он держал в руке «Известия» и спрашивал меня:
— Ты статью Трояновского читал?
— Я, Валерьян, спал, как все честные люди.
— Ты и Саша, я вам об этом говорю сотни раз, люди с пониженной чувствительностью душевных струн...
И стал читать статью А. А. Трояновского «Вестники мира и дружбы». В статье говорилось, что перелеты Чкалова, Байдукова и Белякова, а вслед за ними Громова, Юмашева и Данилина, являясь гордостью нашей страны, приобрели вместе с тем громадное международное значение. Статья заканчивалась такими словами: «Та кооперация, которая была проявлена в организации перелета американскими и канадскими властями, явилась живым примером дружной и мирной работы между представителями разных стран. Наши герои летчики явились подлинными вестниками мира и дружбы от имени народов СССР».
— Хорошо! — сказал я другу.
— Отлично! — подтвердил Валерий.
В первое же утро Чкалова начал донимать телефон, послышались бесконечные просьбы «выступить и рассказать о своих полетах».
Вскоре были найдены и другие способы приглашения на шего экипажа, и делалось это очень просто. Вожатый или вожатая с солидной группой пионеров добирались до дома, где жил Чкалов. Входили в подъезд, где тетя Люся, неравнодушная к цветам и детям, усаживала ребят по очереди в лифт, поднимала на пятый этаж и с самой доброжелательной улыбкой нажимала кнопку у квартиры 102. Обычно Чкалов дверь открывал сам, и детвора с ходу брала его сердце на абордаж. Он вводил их в свой кабинет, мусолил листки календаря и, нюхая подаренные цветы, кряхтел, выбирая возможные дни и часы для посещения школы, лагеря или пионерского костра.
Если ребята не заставали Чкалова, то они по совету лифтерши тети Люси звонили напротив, в мою, 101-ю квартиру, и ребята нажимали на Байдукова. Третий вариант — это добыть Александра Васильевича Белякова, который жил в соседнем с нами подъезде.
Тактика лифтерши тети Люси действовала безотказно.
Утром 9 августа Валерий Павлович был в Горьком. Встречать земляка-героя вышли десятки тысяч горьковчан. Командир «АНТ-25» ярко и живо отчитался перед ними, рассказав много интересного из трудного путешествия. Выступил он на заводе «Красное Сормово» и на автомобильном заводе. 11 августа отплыл из Горького на скоростном катере вверх по Волге в свое родное Василево. Односельчане встретили Чкалова на высоком волжском откосе. Дома были украшены флагами, как в государственный праздник. Обняв старушку мать, Валерий Павлович с женой и сыном прошли на приволжскую площадь. «Дорогие земляки,— докладывал он василевцам,— разрешите рапортовать вам, что экипаж «АНТ-25» честно выполнил задание партии и правительства».
Когда Чкалов встречался на Волге со своими земляками, в Кремле было подписано Председателем ВЦИК Михаилом Ивановичем Калининым постановление о награждении орденом Красного Знамени Героев Советского Союза: Чкалова В. П.— командира экипажа «АНТ-25», Байдукова Г. Ф.— второго пилота, Белякова А. В.— штурмана, за осуществление героического, впервые выполненного беспосадочного перелета Москва — Северный полюс — Соединенные Штаты Америки.
Участникам перелета была выдана денежная награда.
Трагический полёт Леваневского
12 августа 1937 года с аэродрома Щелково стартовал четырехмоторный самолет «Н-209» конструкции инженера В. Ф. Болховитинова. В экипаж самолета входили: Герой Советского Союза С. А. Леваневский — командир; летчик Н. Г. Кастанаев — второй пилот; В. И. Левченко — штурман; бортмеханики Г. Т. Побежимов и Н. Н. Годовиков; воентехник первого ранга Н. Я. Галковский — радист. В сообщении говорилось, что «правительство удостоверило ходатайство Героя Советского Союза С. А. Леваневского, летчика Н. Г. Кастанаева, штурмана В. И. Левченко о разрешении им беспосадочного перелета по маршруту Москва — Северный полюс — Северная Америка».
В день вылета «Н-209» от радиста Галковского было получено десять радиограмм. Последняя из них была дана в 23 часа 53 минуты за подписью радиста и штурмана: «В 23 часа 39 минут прошли остров Моржовец. Высота полета 2600 метров. Три часа идем ночью. Леваневский и Кастанаев ведут самолет по приборам. В самолете горят все кабинные огни. Все в порядке. Галковский, Левченко».
Утром позвонил в штаб перелета. Мне ответили, что у Леваневского все идет прекрасно. Кроме бортмеханика Побежимова и радиста Галковского, все остальные члены экипажа «Н-209» мне были хорошо знакомы, и со многими из них я дружил. Может, поэтому мне было особенно приятно слышать, что у Леваневского «все прекрасно».
В газетах за 13 августа были опубликованы сообщения о старте самолета «Н-209», статьи о членах экипажа, самолете.
Вскоре позвонил Беляков с Центрального аэродрома.
— Я просидел несколько часов в штабе перелетов,— сказал он,— и узнал, что, довернув самолет над полюсом на меридиан Фербенкса, Леваневский летел на высоте 6000 метров над густой сплошной облачностью, как вдруг у него выбыл из строя крайний правый мотор.
— Когда это произошло? — спросил я.
— В 14 часов 32 минуты.
— Причина отказа?
— Вроде лопнул маслопровод...
— И что дальше? Ведь после двадцати двух часов полета их самолет стал намного легче...
— Не знаю почему,— сказал Саша,— но самолет просел вниз до четырех тысяч шестьсот метров и оказался в сплошной облачности, а потом шел как будто без дальнейшего снижения. Беляков умолк, явно что-то не сказав.