По всему выходило, что теперь, когда моя личность была окончательно установлена, сюда должны явиться вредоносцы. Поведение некрашей подтверждало такое предположение — они постоянно поглядывали в сторону леса и вообще вели себя так, словно зеленая трава жгла им пятки. И что только заставляет этих гигантов трепетать перед крошечными прытниками?
Получив возможность озираться по сторонам, я не собирался упускать момент появления тех, кто, вне всякого сомнения, должен был решить мою судьбу. Однако, вопреки всем ожиданиям, по мою душу опять послали вещуна. Это уже становилось смешным. Столько лишней возни из-за какого-то глухого голошмыги.
Еще издали вещун что-то приказал некрашам, и те, быстренько сняв с меня веревки, убрались восвояси. Не по душе им были подобные делишки, ох не по душе!
Мы остались наедине, и ничего вроде бы не мешало мне проломить этому мозгляку голову. Надо было только нагнуться и подобрать с земли подходящий камень.
Однако взволнованный возглас вещуна опередил меня:
— Не задавай никаких вопросов! Хватай мешок и бежим отсюда!
Это был уже не чужак, бесцеремонно перерывший мои вещи, а старый приятель, с которым мы недавно расстались в Ясмене. Что за чудеса! Неужели он обзавелся двойником? Или я стал свидетелем какой-то оптической иллюзии?
Впрочем, сейчас было не до выяснения отношений. Близость Вредоносного бора внушала трепет и мне. Бегом отсюда и как можно быстрее! Да только откуда взяться резвости, если до этого ты много часов простоял неподвижно, выставив на потеху всему свету свой ничем не защищенный зад? Ничего, еще аукнется некрашам мой позор!
Вещун, по-видимому, хорошо знавший местность, вел меня какими-то балками и оврагами, где за буйной травой не было видно неба. Любопытство просто разпирало меня, но беседовать на ходу не так-то просто, особенно если одному собеседнику нужно все время следить за губами другого.
Вот почему я решил отложить расспросы до лучших времен.
Лучшие времена настали лишь после того, как мы достигли берега широкой полноводной реки и, соорудив из подручных средств плот, пустились вниз по течению.
Здесь было полно местных крокодилов и местных бегемотов, но они присматривали в основном друг за другом и на такую мелочь, как три связанных вместе бревна, никакого внимания не обращали.
Отдышавшись и сполоснув разгоряченное лицо, я спросил:
— Как ты вообще оказался здесь? Ведь отсюда до Ясменя топать и топать.
— Это дуракам топать, а умный всегда что-нибудь придумает, — за время нашей разлуки апломб вещуна ничуть не убавился.
— И что же ты такое, интересно, придумал?
— Узнаешь когда-нибудь… Но сначала спасибо тебе за яйцо. Удружил! Такого подвоха и от худшего врага не дождешься.
— Клянусь, моей вины здесь нет, — я ткнул шестом слишком близко подплывшего бегемота. — Яйцо я обнаружил только после приземления.
— Вот бы сразу и выбросил его. Само бы ко мне прикатилось.
— Прости, не догадался…
— Что уж сейчас прошлое вспоминать, — вещун слегка смягчился. — Но и ты войди в мое положение. Потеря яйца — страшный удар для любого вещуна. Ведь в этом случае рассчитывать на второе уже не приходится. Кто не смог сберечь дар королевы, тот больше не смеет предстать перед ее прозорливым взором. Вот мне и пришлось отправиться в погоню за вами.
— По воздуху? — догадался я.
— А как же иначе! Другим путем из Ясменя не выбраться.
— Нелегко, наверное, было уломать тенетников, — посочувствовал я.
— Очень нужно, — фыркнул вещун. — Пусть их вредоносцы уламывают. А я пошел на хитрость. Сначала разузнал, куда, когда и с каким грузом полетят тенетники. Потом, подгадав удобный момент, проник в башню, где сейчас хранятся все товары. Распорол тюк, забрался внутрь и зашил дырку за собой. Знаешь, что было самое сложное в этом деле?
— Буду знать, если скажешь.
— Сложнее всего было сделать так, чтобы мой тюк по весу и форме не отличался от всех остальных. Над этим пришлось попотеть. А полет и посадка прошли гладко. Сейчас, наверное, тенетники ломают себе головы над тем, куда это я подевался.
— Теперь ты к ним больше ни ногой?
— Почему же… Если приспичит, придумаю какую-нибудь правдоподобную историю. Будто бы меня, например, похитили вредоносцы.
— А как встретил тебя новый хозяин товара? В обморок не упал?
— Нет. Мне удалось незаметно покинуть тюк еще до начала торгов.
— С этим, положим, все понятно. Но как ты напал на мой след? Я ведь ни с кем не общался и условных знаков не оставлял.
— Не забывай, я ведь искал не тебя, а свое яйцо, с которым мы связаны неразрывной духовной общностью. Расстояния не властны над этим чувством. Мы стремимся друг к другу, как железо к магниту.
— Не знаю, не знаю… В последнее время яйцо не очень-то рвалось к тебе, — сказано это было не для того, чтобы уязвить вещуна, а исключительно ради объективности.
Но он все равно обиделся:
— Издеваешься надо мной?
— Даже в мыслях ничего такого не было. Просто к слову пришлось… Лучше расскажи про свои нынешние дела. Хлебнул, наверное, горя?
Оказалось, что я попал пальцем в небо. К вещунам в этих краях всегда относились доброжелательно. Ведь иных знахарей, переводчиков и предсказателей здесь даже днем с огнем не сыщешь. Это понимали и вредоносцы, и ульники, и даже некраши. Кому охота ссориться с умственной элитой? Трогать соль земли столь же неосмотрительно, как и кучу дерьма.
— До сих пор не пойму, почему некраши набросились на меня. Ведь прежде у нас были самые добрые отношения, — обратился я к вещуну.
По его словам, это была уже совсем другая история, для понимания которой следовало вернуться к моменту моего прибытия сюда.
Сбив летуна, вредоносцы заподозрили, что тот успел доставить в их владения очередного лазутчика. Нашлись и свидетели, подтвердившие эту версию. В погоню отправили скорохватов — зверей сообразительных, быстрых и вдобавок обладающих завидным нюхом. Однако они вернулись чуть ли не ползком, поджав хвосты и зализывая раны.
Столь опасный противник требовал и соответствующего отношения к себе — так, по крайней мере, полагали вредоносцы. Облава прокатилась по всему лесу, но к этому времени я уже успел покинуть его пределы.
Нападение на ульников никоим образом не было связано с моим вступлением в их братство. Вредоносцы частенько практиковали такие вылазки, имевшие целью отвадить местное население от торговли с тенетниками.
Добычу и вожака, взятого в качестве языка, доставили во Вредоносный бор. Допрашивал пленника тот самый вещун, который впоследствии обыскивал меня (кстати, все выше— и нижеперечисленные подробности стали известны моему приятелю именно с его слов).
Вопрос о находившемся в розыске лазутчике, скорее всего, был задан проформы ради, но ульник сразу вспомнил, что недавно видел существо со сходными приметами и даже принял его в свою артель. Сыщикам, посланным к месту гибели каравана, не удалось разыскать мой труп. Зато до них дошли слухи о глухом жонглере, странствующем по деревням некрашей. Во время одного из представлений я был опознан пленным ульником, уже и без того накликавшим на меня беду.
Эх, придушить бы этого иуду в укромном местечке!
Мою поимку решили поручить некрашам, старавшимся по возможности угождать своим лютым соседям. Грязное и опасное дело (а вредоносцы все еще побаивались меня) лучше всего делать чужими руками.
Однако некраши, обычно смирные и сговорчивые, на сей раз уперлись, ссылаясь на священные законы гостеприимства и свои собственные обычаи. В ответ на это вредоносцы сожгли деревню, лежавшую на моем пути, да еще пригрозили, что подобная участь ожидает всех строптивцев.
Пришлось некрашам уступить — не по доброй воле, так по злому принуждению. Если верить вещуну, все, кто были причастны к нападению на меня, сейчас истово замаливают свой грех.
Дичь, таким образом, оказалась в силках, но мое тождество с лазутчиком, причинившим вредоносцам столько хлопот, все еще оставалось под сомнением. Окончательное опознание было проведено ренегатом-ульником и наименее пострадавшим скорохватом (его напарник надолго утратил чутье).
Вполне возможно, что злопамятный зверь растерзал бы меня, но яйцо, притаившееся в котомке, вновь отпугнуло его.
Окончательную точку в моем деле должен был поставить вещун, находившийся у вредоносцев на посылках. Миссия, порученная ему, напоминала работу сапера — выяснить, какую опасность я представляю, и постараться нейтрализовать ее.
Обнаружив при обыске неизвестно кому принадлежащее яйцо, этот подлый прихвостень решил было, что я прикончил кого-то из его собратьев. Однако поведение яйца опровергло столь опрометчивое предположение.
Так ничего толком и не выяснив, он отправился за консультацией к хозяевам, но на полпути был перехвачен моим приятелем, уже битый час наблюдавшим со стороны за всем происходящим. Между двумя вещунами, никогда прежде не встречавшимися, состоялся разговор по душам, результаты которого были очевидны.
— Как-то не верится, что он сразу принял твою сторону, — усомнился я.
— Да он ее и не принимал, — пожал плечами вещун. — Откровенно говоря, ему глубоко плевать и на вредоносцев, и на нас с тобой. Нашему народу это свойственно. Выручило меня то обстоятельство, что по молодости лет он еще не обзавелся своим собственным яйцом, хотя и страстно мечтает об этом. Вот я и пригрозил, что при случае пожалуюсь нашей королеве. А та, как известно, отказывает в благосклонности всем вещунам, которые вольно или невольно причинили вред своим соплеменникам. Такая перспектива принудила его покориться мне. Мы переговорили на все касающиеся тебя темы и обменялись одеждой. Затем я связал его и оставил лежать на опушке леса. Пусть оправдывается перед своими хозяевами как хочет. Ну а некрашам все равно — что один вещун, что другой. Им бы только побыстрее задать стрекача.
Вещун, уже достаточно хорошо изучивший меня, старался всячески умерить свое бахвальство, но оно так и перло наружу. Дабы немного сбить его апломб, я с удрученным видом произнес: