Зная со слов Храпа о пристрастиях Костолома, я заранее зажал в кулаке алмаз. Золотые ключи открывают любые замки, а алмазные — тем более.
— Так говоришь, Храп Непогода привет мне передает? — разговаривая со мной, Костолом продолжал сосредоточенно колотить молотком по заготовке ножа. — А больше ничего?
— Больше ничего, — я стоял перед ним, понурившись, словно напроказивший школьник.
— Как он сам поживает?
— Никак не поживает. Помер Храп Непогода. Прямо у меня на руках помер.
— Что так? В кузнице надорвался или с соседями повздорил?
— Повздорил… Только не с соседями, а с сыщиками, которые чужаков повсюду выискивают.
— Понимаю. У меня они тоже побывали. Все вокруг обшарили. Едва наковальню не перевернули. Хотел их турнуть, да не стал связываться.
— А вот Храп связался.
— Кузнецов, надеюсь, он не опозорил?
— Нет. Все сыщики вместе с ним полегли.
— Молодец… А тебе что от меня надо?
— Сам не знаю… Храп перед смертью велел мне сюда идти. Здесь приют искать.
— Здесь, говоришь? — только теперь я заметил, что Костолом лупит молотком куда ни попадя, раз за разом промахиваясь по заготовке. — Храп сам окочурился и меня вслед за собой тянет! Думаешь, я не догадываюсь, кто ты есть такой на самом деле? Сыщики все твои приметы подробно описали. Светлый, лохматый, стройный, руки до колен, а ноги еще длиннее рук.
— Под такие приметы каждый второй чужак подходит, — возразил я. — Да только не надо забывать, что тот, кого они ищут, был глухим.
— Долго ли глухим прикинуться? Нет, меня не проведешь! Если бы не последняя воля Храпа, ты бы уже давно сидел в цепях. Но ради его памяти обойдемся без шума. Ступай своей дорогой, и будем считать, что мы вообще не встречались.
— Я и сам не хочу здесь задерживаться. Сейчас уйду. Но сначала ответь мне на несколько вопросов.
— Да ты, оказывается, смельчак! — Костолом резко выпрямился и поудобнее перехватил молоток. — Ищешь себе неприятностей?
— Я ищу только ответы на свои вопросы. И ничего больше. Взамен за них готов заплатить вот этим, — моя ладонь, в которой давно грелся алмаз, разжалась.
— Ну ты меня и удивил! — скептически скривился Костолом. — Можно подумать, что я камушков прежде не видал.
— Может, и видал, да не таких. Это камушек особенный. Драгоценный.
— Что из того? В наших болотах такое добро не в чести. Куда я его дену?
— Но ведь вы собираетесь покинуть болота и переселиться в Ясмень. Там начнется совсем другая жизнь и на смену прежним ценностям придут новые. Примерно вот такие… Да что я говорю! Ты и сам все прекрасно понимаешь.
— Дай взглянуть, — Костолом немного поостыл.
— Возьми. А я тем временем подержу твой молоток. Учти, что по крайней мере двое из троих сыщиков — на моем счету.
— Об этом я сразу догадался. В железе Храп разбирался, ничего не скажу, а вот бойцом всегда был никудышным.
Он посмотрел сквозь алмаз на огонь, а потом чиркнул его гранью по точильному камню. Дабы разжечь его алчность, я с видом знатока пояснил:
— За эту безделушку можно приобрести целую гору самого лучшего железа. Или десять кузниц, подобных этой.
— Может быть, — он продолжал рассматривать алмаз со всех сторон. — Но за нее не купишь Костолома Маету. Я не стану предателем. Ты зря соблазняешь меня.
— Никто и не предлагает тебе стать предателем. Меня не интересуют ваши секреты. Услышав мои вопросы, ты сам в этом убедишься. В любом случае, заподозрив подвох, ты можешь воздержаться от ответа.
— Ты затеял какую-то коварную игру и заранее уверен в успехе. Но не считай других глупее себя. В искусстве строить словесные ловушки мне приходилось состязаться с самим Кудесником.
Услышав странное имя, не раз упоминавшееся Храпом, я полюбопытствовал:
— С кем, с кем?
— Неважно, — отрезал Костолом. — Просто я хочу предупредить, чтобы ты не надеялся на легкую победу. Твоей хитрости будет противостоять моя проницательность.
— Я не собираюсь хитрить и тебе не советую. Поверь, честные и прямые ответы принесут пользу очень многим, в том числе, возможно, и твоему народу.
— Мой народ сам позаботится о себе… Так и быть, сыграем в твою игру. Но вопросов должно быть не больше пяти. Это мое первое условие. Условие второе — отвечать я буду односложно. Только да или нет. Ты согласен?
— Если других условий не предвидится, придется принять те, которые есть.
— Тогда спрашивай, — он положил алмаз в центр наковальни, на шаг от себя и на два шага от меня.
— Это ты научил Храпа кузнечному ремеслу? — первый вопрос был потрачен в общем-то бездарно, на простое, хотя и необходимое, уточнение.
— Да.
— Кто научил тебя?
— Ты забыл условия игры. Вопросы, на которые нельзя ответить односложно, отклоняются.
— Согласен. Тогда я спрошу иначе. Тебя научил кузнечному ремеслу Поводырь?
— Нет, — всего на миг его лицо приняло недоуменное выражение.
Скорее всего, никакого Поводыря он и знать не знал. Неужели тенетники снабдили меня непроверенной информацией? А если все дело в терминах? В Польше, например, говорят не «красота», а «урода». Пойди разберись несведущему человеку.
И тут меня осенило!
— Тебя научил Кудесник?
— Да, — сказано это было совершенно спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся.
— Сейчас вопрос будет чуть подлиннее, — от волнения я стал сбиваться. — Приготовься его выслушать.
— Всему, что умеют твои соплеменники, включая и речь, вас тоже обучил Кудесник?
— Да, — ответил Костолом и после паузы по собственной инициативе добавил: — Не всех, конечно, а только таких, как я. Мы потом учили других… В этом на самом деле нет никакого секрета.
— Но сейчас-то вы живете своим умом, не обращаясь ни к кому за советами?
— Да… Зачем нам сейчас чужие советы? Мы сами кому хочешь и что хочешь посоветуем.
— А если…
— Все, все! — Костолом замахал на меня руками. — Как и договаривались, я ответил на пять вопросов. Ответил честно и прямо. Четыре раза произнес да и один раз нет… Можно забрать камень?
— Можно. Но молю тебя, окажи мне одну бесплатную услугу! Надеюсь, я имею на это право. Сведи меня с Кудесником.
— А не много ли чести для тебя? Кто такой ты и кто такой Кудесник?
— Заклинаю тебя памятью Храпа!
— Ну если только так… А больше у тебя таких камушков нет? — он уже опять любовался игрой света в алмазе.
— Этот был единственным. Можешь меня даже обыскать.
— Верю, верю… А теперь слушай меня. Все воды этого болота, горячие и холодные, мутные и чистые, текущие сюда и текущие отсюда, рано или поздно сливаются в единый поток, устремляющийся в дальние края, о которых нам ничего не известно. В том месте, где эта великая река покидает пределы болота, и находится жилище Кудесника… Сырость на него, видите ли, плохо действует. Сам я проводить тебя туда не могу. Кузницу не на кого оставить, да и соседи что-нибудь неладное могут подумать. Но ты получишь проводников, которые обязательно приведут тебя куда следует. Конечно, при условии, что ты не растеряешь их в дороге.
Вода ищет другую воду, вспомнил я пророческие слова старой королевы. Ручьи впадают в реки, а реки устремляются в море. Там, где рождается великая река, на границе хляби и тверди, живет тот, кто мне нужен.
Но сначала придется пройти опасным и запутанным путем камышовых плавней, заросших тиной плесов, коварных омутов, заболоченных протоков, медлительных речушек…
Проводниками Костолом громко именовал шарики обыкновенного шлака, приобретшего в огне твердость стекла и легкость пробки. Брошенные в воду, они реагировали даже на самое слабое течение и в то же время не были подвержены влиянию ветра.
Это был как раз тот случай, когда предстояло довериться средству медленному, но верному.
Вдобавок расщедрившийся Костолом одарил меня тростниковой лодкой и невольничьим обручем, насечки которого свидетельствовали о том, что я отправлен на поиски перспективных рудных месторождений. Лучшего пропуска для чужака нельзя было и придумать.
Затем Костолом состриг мою шевелюру, а с бородой и усами я расправился самостоятельно. Чернить себя сажей перед долгим путешествием по воде смысла не имело — все равно смоет, — но из подручных материалов я соорудил себе новую одежду, цвет которой не подчеркивал, а наоборот, умалял мою природную бледность.
Уже прощаясь, я задал Костолому не совсем лицеприятный вопрос, касавшийся причин, мешавших его соплеменникам преспокойно обитать в лесах и болотах, словно бы специально созданных для них самой природой. Зачем они рвутся в Ясмень, где условия существования во сто крат хуже?
С завидным хладнокровием, выслушав меня, он ответил следующее:
— На то есть много причин, но я назову только самые главные. Неужели ты сам никогда не мечтал о дальних странах, чье небо выше, просторы шире, земля плодородней, вода слаще и где все можно начать сначала? Жить без мечты можно, но как-то скучно. Ясмень и есть наша мечта, наша надежда, прибежище нашей души. Теперь оставим душу и перейдем к телу. Ясмень является нашей истинной родиной, и только там может появиться на свет наше потомство. Об этом постоянно твердил Кудесник. Попав в условия новой страны, мы, конечно же, должны измениться, но изменится и страна, приютившая нас. Можно еще долго говорить на эту тему, выдвигая все новые и новые доводы, но хватит и тех, которые уже прозвучали.
— Так-то оно так. На словах ваша позиция выглядит убедительно. Но в Ясмене сейчас живет совсем другой народ, тоже считающий эту страну своей родиной. Как быть с ними?
— Я не собираюсь доказывать, что у нас больше прав на Ясмень, чем у тенетников. Они правы по-своему, мы по-своему. Как рассудить эти две разные правды? Доводы разума здесь бесполезны. Все решит только страсть, только кровь, только беспощадная схватка.
— В которой, разумеется, победу одержите вы?
— По-моему, в этом нет никаких сомнений. Но Кудесник утверждал, что при любом исходе дела восторжествует высша