ов назывались вильцами. Эти два названия перешли из истории в область народных повествований, как синонимы величины, ужаса, чудовищности. Велеты или велетабы и вильцы произвели еще третье название – лютичи, которое явилось поздние: так называли их обыкновенно чужестранцы. Может быть, это название обозначало политическое единство, федерацию колен. 3) Сербы, в нынешних Лужицах и Саксонии, к ним принадлежали две большие ветви лужичан и сербов собственно и множество малых. Лужичанами первоначально назывались обитатели жупы, именуемой Лужица, обнимавшей почти то же самое пространство, что и позднейшая Нижняя Лужица. Впоследствии имя это перенесено и на ближайшие края к северу и востоку, по самую Одру; напоследок перешло и на южные края, заселенные мильчанами и нишанами, и Лужица в этом обширном смысле возведена в маркграфство и разделена на Верхнюю и Нижнюю. Мильчане[151] занимали пространство между Нижней Лужицей, рекой Квисой, чешским погорьем и Мишнией, почти до Черной Эльстры, иначе всю Верхнюю Лужицу. Другие колена, принадлежавшие к этому народу, были: голешинцы, нишане, слубяне, либушане, низовцы или нижане, суслы, или сусельцы, гломачи, хутичи[152].
Король Генрих I (919–936) приготовил грозные средства к войне со славянами; при нем сделано весьма много удачных походов на славян полабских, славяне чешские тоже были обязаны к дани. Видукинд и Титмар говорят, что Генрих заставил платить себе дань бодричей, вильцев, гаволян, гломачей, ратарей и чехов. Действительно, он начал налагать тяжелое ярмо на соседние славянские народы. Победив сербов на Сале, он отодвинул за Лабу жившие тут народы; на освободившейся земле поселил своих людей и обязал их к военной службе. Так основал Генрих военные колонии, чтобы постоянно держать на глазах и теснить к востоку славян. Для этого на границе строились новые и укреплялись старые города; так получил начало Кведлинбург, с этой целью обведен каменной стеной Межибор. В Межиборе и его окрестностях открыто было убежище для преступников, чтобы населить город и сделать его более сильным. Подозрительный народ помещен был в предместье города, между тем как в самом городе был посажен отряд военных людей. Так численно было население предместья, что немного спустя оно могло выставить 1000 человек на войну с чехами. Этим молодцам и в мирное время можно было промышлять грабежами – на неприятельской только земле. Места народных собраний и торжищ Генрих приказал укрепить или устроить их за стенами города. В этих пограничных крепостях враги при новых нападениях должны были встретить сильный отпор, сюда могли сбегаться и все окрестные жители при появлении врага. Каждые 9 военных поселенцев должны были выстроить в городе дом и магазин для съестных припасов, куда приказано было доставлять третью часть всех плодов. Для этого они выбирали из своей среды одного и посылали его в город, обязываясь обрабатывать его участок и собирать с него жатву. Служилые люди не должны были иметь домов за городом, так как при первом нападении врага таковые могли быть разрушены. Важным учреждением Генриха было еще то, что он обязал вассалов своих являться на войну на коне и, таким образом, ввел новый способ военных действий. Как говорит Гизебрехт, «день и ночь производились постройки в пограничных землях… все обводилось стенами и валами; быстро появились окруженные стенами крепости, распространялись маленькие селения, восстанавливались разрушенные укрепления; неожиданно возникло бесчисленное множество жилищ человеческих в таких местах, где ранее можно было встретить разве одну хижину».
Четыре года проведено было в приготовительных работах по укреплению марки и в обучении войска. Потом начата война с ближайшим коленом полабских славян – гаволянами, жившими по берегам Гаволи и Шире. После нескольких сражений, в суровую зиму, добрался Генрих до главной крепости гаволян Бранибора, построенного между рукавами Гаволи, расположился лагерем на льду и осадил город: голод, железо и холод помогли ему, гаволяне сдались победителю. Поход продолжался на юг, против гломачей. Они не смели в открытом поле противостоять королю и заперлись в крепости Гроне, но на двадцатый день взята и эта крепость. Между саксами и славянами давно уже была сильная ненависть, и саксы весьма сурово пользовались своей победой. Город разграблен, мужчины перебиты, дети распроданы в рабство. Безостановочно шел Генрих к югу и вторгся в Чехию, пригласив на помощь баварского герцога Арнульфа. В том же 928-м или в следующем году без личного участия Генриха покорены ратари, жившие в озерной области, на север от Гаволи до Пены, потом бодричи и вильцы, жившие на север и запад от ратарей до Балтики. В короткое время славяне между Лабой и Одрой были подчинены немцами[153]; в области ратарей основана была марка, надзор за ней поручен графу Бернгарду.
Жестокость немцев в обращении с подчиненными и суровое устройство марки были невыносимы для свободолюбивых славян. Бешено поднялись ратари, напали на город Вальслебен, лежавший недалеко от Лабы. Хотя город и окрестности его были густо населены, но против множества врагов он не мог защищаться; ратари взяли его приступом и перебили всех жителей. Это было знаком к общему восстанию. Потушить его поручено было графам Бернгарду и Титмару, которые и начали дело осадой Ленчина, занятого славянами. Четыре дня стояло лагерем саксонское войско под Ленчином, на пятый пришли сторожевые и сказали, что вблизи стоит неприятельское войско, которое в ночь намерено сделать нападение на лагерь. Саксы решились всю ночь стоять под оружием и ждать нападения; одни боялись сражения, другие ему радовались. Наступила ночь темная, с проливным дождем, препятствовавшая славянам напасть на саксонский лагерь. На заре Бернгард решился сам сделать нападение и дал знак к выступлению. Немецкие воины клялись во взаимном прощении обид и оскорблений, давали слово не оставлять друг друга без помощи. Взошло солнце, и с развевающимися знаменами двинулись они вперед. При первой сшибке Бернгард подался назад. Потом он заметил, что если у славян конницы не более чем у него, то на их стороне значительный перевес в пешем войске; но пешее войско было приведено ночным дождем и образовавшейся грязью в такое положение, что едва подвигалось вперед. Был снова дан знак к сражению, с военным криком кидаются саксы на врагов. Густыми рядами стояли славяне, их нельзя было расстроить: только некоторых, отделившихся из ряда, убивали саксы. Много крови было уже пролито с обеих сторон; тогда Бернгард приводит в движение отряд Титмара. Часть конного войска с бока вторглась в ряды славян; они не выдержали неожиданного нападения и обратились в бегство, хотели было спастись в Ленчин, но Титмар занял все пути к нему; в отчаянии кинулись они по открытой дороге к озеру и… кого не нашло оружие сакса, тот потонул в волнах его. Не спасся никто из пехотинцев, убежали только некоторые из конников, война прекратилась потому, что не стало врагов. Дело происходило 4 сентября 929 г. На следующий день сдался Ленчин, под условием сохранения жизни его обитателям, которым приказано было выйти из города безоружными; женщины, дети, рабы, все имение горожан досталось победителям; все военнопленные осуждены на смерть и казнены.
В 932 г. сделан был поход на лужичан, живших по обоим берегам Шпре. Тогда было положено начало пограничной крепости Мишне и сделано основание Лужицкому маркграфству. За лужичанами были покорены мильчане, разорен их город Лебуша, имевший до 10 000 жителей, 10 ворот и крепкие стены. «Много крови было пролито здесь, – говорит Гизебрехт, – потому что с вендами Генрих не церемонился. Уже целые столетия господствует немецкая жизнь между Лабой и Одрой; но она привилась на почве, где каждый шаг полит кровью. То было железное время, когда немецкие обычаи, язык и с ним христианство насаждаемы были в этих странах. Как железо, легла рука саксов на вендов и раздавила их».
Во время этих событий, когда самые отчаянные усилия славянских народов между Лабой и Одрой разбивались в прах перед железной силой немцев, чешский князь Вячеслав с лихорадочной поспешностью занимался церковным устройством своей страны. Не видел ли в этом чешский князь, слабый для успешной борьбы с немцами, постоянно могший опасаться измены со стороны беспокойных жупанов, единственного средства сохранить свой народ и приготовить ему, по крайней мере в будущем, лучшую участь?
В 936 г. в войну с немцами вовлечены и славяне чешские; в то же время снова поднялись и славяне полабские. Надежда возвратить потерянную независимость при новом немецком государе подняла славян полабских, опасность усилившегося влияния немцев в стране и желание сделать господствующей в государстве одну свою волю руководили Болеславом Чешским. Началась упорная и продолжительная война, почти беспрерывно, в продолжение 14 лет, веденная в марках Северной и Чешской; не успеют немцы утвердить свое господство над одним народом, как поднимается другой с новым ожесточением; чехи выдержали борьбу и сохранили свободу, славяне полабские изнемогли и понесли опять тяжелое иго. Болеслава I повели к разрыву с немцами те же обстоятельства, которые уже издавна были причиной многих зол и бедствий для Чехии. Если Болеслав хотел поднять княжескую власть в Чехии, что было необходимо ввиду опасного усиления соседей, то ему нужно было уничтожить те причины, которые парализовали княжескую власть, т. е. обуздать своевольных жупанов и коленных князей, которые интриговали в Праге и за границами Чехии. Этого рода деятельностью занято было его княжение от начала до конца. Чтобы наказать одного жупана, добровольно предавшегося немцам, Болеслав начал против него военные действия. На защиту жупана посланы были два отряда из Саксонии и Тюрингии; Болеслав разделил свои войска и в одиночку уничтожил неприятелей. Потом вошел в область непокорного жупана; не встречая сопротивления, брал крепость за крепостью и столицу его обратил в развалины. Война, начавшаяся таким образом, продолжалась, как сказано, 14 лет; об отдельных столкновениях, вообще о том, как она велась, мы ничего не знаем; но уже самая продолжительность ее говорит, что счастье было то на той, то на другой стороне. Современные летописи о войне немцев с Болеславом упоминают как бы мимоходом; внимание их более обращено на внутренние волнения, интриги и заговоры при дворе Оттона. Если является известие о войне со славянами, то говорится слишком обще, без указания родового имени их. Можно, однако, заметить, что война с Болеславом продолжалась до того времени, пока не прекратились волнения у славян полабских; когда же введено было прочное военное устройство в марках этих славян, то произошло соглашение и между Оттоном и Болеславом; война должна была происходить на границе, иначе трудно объяснить, почему Козьма не записал о ней никакого воспоминания; хотя, впрочем, относительно Болеслава I свидетельства Козьмы вообще весьма пристрастны и недостаточны.