ким образом, вредный для славянства и для чешской национальности союз мог быть выгодным и должен был поддерживаться лишь князьями и высшими слоями дворянства, в массе же народа этот порядок вещей встречал сильное сопротивление. Требовалось много настойчивости со стороны отдельных лиц, много ломки старых преданий, чтобы поставить Чехию на новый, случайно намеченный путь, уничтожив исторические предания, и изменив народные верования, и заменив их новыми, ничем не коренившимися в славянской жизни. Епископ Войтех, первый западник в славянском мире, всего более хлопотавший о распространении в Чехии латинского христианства, не оставил по себе доброй памяти ни у чехов, ни у других славян. «Пришед Войтех Латинянин в мораву, и в чехи, и ляхи, разрушил веру правоверную и русскую грамоту отвергнул, а латинскую грамоту и веру утвердил», – читаем в паннонском житии Кирилла.
Получив христианство с Востока, чехи привыкли слушать Священное Писание на родном языке. Когда же, вследствие исторических обстоятельств, они вошли в епархию немецкого епископа, обряды и обычаи восточного христианства должны были уступить место соответствующим обрядам западного. Но при всем гнете исторических обстоятельств, при всей настоятельности тесного союза с немцами славяне крепко отстаивали право слушать проповедь веры на родном языке. Почему некоторые из немецких епископов пытались помочь делу, учась по-славянски и сочиняя проповеди на этом языке. Можно заметить, что эта мера казалась необходимой именно в то время, когда сильнее обнаруживалась ненависть славян к навязанному им христианству, когда они стали заключать между собой союзы, одновременно вооружаться и жестоко мстить церкви и ее служителям. Епископ Межиборский Титмар говорит о своем предшественнике Бозо, что он писал на славянском языке, чтобы облегчить славянам понимание христианской веры. Сам он тоже знал славянский язык, чему доказательством служит его хроника, где во многих местах приводятся, хотя и не всегда удачные, объяснения славянских слов. Епископ Вернер велел изготовить себе книги на славянском языке, чтобы потом и самому писать по-славянски латинскими буквами и проповедовать на нем. Гельмольд, описывая проповедническую деятельность между бодричами Бруно, замечает, что он говорил проповеди на славянском языке; ревностный покровитель проповедников и сам лучший христианин, князь Готшалк находил нужным пояснять народу простым языком то, что было непонятного и темного в проповедях священнических. С указанными свидетельствами нельзя не сопоставить того, что говорит Козьма о встрече епископа Титмара в Праге: «В то время как клир пел: «Тебя Бога хвалим», простой народ восклицал: «Кирие элейсон», а также и того, что говорит Титмар о Бозо, который был столько снисходителен к славянам, что писал проповеди на языке их и вместе с тем позволил им петь «кирие элейсон». Каким путем попало сюда «кирие элейсон», не есть ли это отголосок проповеднической деятельности в славянских землях греческих братьев? Тогда бы оно стояло в связи с другими явлениями, идущими из IX века и продолжавшимся в Х и XI веках, о чем было говорено в своем месте. Вообще нельзя опускать из виду, что моравская держава обнимала весьма широкое пространство и простиралась до Девина, что везде на этом пространстве мог и должен был господствовать славянский язык и богослужение. Недаром же были безуспешны все усилия Оттона – упрочить между Лабой и Одрой немецкое церковное устройство. Притом латинские проповедники могли быть сильны только в странах, завоеванных немецким оружием; на восток же от Лабы немецкое оружие проникло только во второй половине Х века, и здесь могли быть в одно и то же время и немецкие, и славянские проповедники[171].
Реконструкция позднелужицкого поселения Бискупин, по данным раскопок
По этой причине учение Мефодия должно было храниться еще в Чехии и Моравии и находить благоприятный прием в Силезии и Лужицах. Сохранилось предание, что в окрестности Сгорельца приходил сам св. Константин, что он был в королевской роще, в Яворнике, и поставил там церковь на месте тогдашнего капища. И долго благочестивые ходили сюда в день св. Вячеслава на поклонение кресту, поставленному на горе Яворницкой. Хотя жизнеописатели Войтеха и жалуются на недостаток веры и языческие обычаи чехов[172], но нужно помнить, что это были друзья и ученики его; притом же настойчивая, но крайне бесследная и неблагодарная деятельность Войтеха в Чехии сама по себе уже много говорит против этого человека. Войтеху хотелось ввести в Чехии те же порядки, какие он видел у немцев, среди которых получил воспитание; но его план должен был оказаться бессильным, в соприкосновении с силой, которой он совсем не хотел признать в народе, силой обычая, предания и истории. При проведении строгих правил и учреждений западного христианства в Чехии ему не удалось найти точки опоры ни в народе, ни в князе чешском. Мы постараемся доказать то и другое при изложении его деятельности.
Войтех происходил от одной из первых фамилий чешских. Отец его был Славник, любицкий коленный князь, мать звали Стрезиславой. Родители Войтеха были благочестивые христиане, особенно мать его, «чистая в нравах, речах, строгая в посте, мать странных и сирот, ничего не жалевшая для бедных». Мальчик был чрезвычайно красив, и родители надеялись, что его ожидают блестящее положение и высокие государственные должности[173]; но тяжкая болезнь, заставлявшая опасаться за самую жизнь Войтеха, была причиной того, что он был обречен на служение Богу.
Первоначальные уроки грамоты Войтех брал у одного священника, у него он научился читать и на память заучил Псалтырь. Дальнейшее образование получал в известной тогда школе, при новооснованной архиепископской кафедре в Девине, состоявшей под управлением знаменитого Отрика, Цицерона саксонского. Девинский архиепископ Адальберт в октябре 972 г. совершил над ним конфирмацию и в знак особенного расположения дал ему свое имя. Девять лет прожил Войтех в этой школе, окруженный с детства иноземцами; он успел в это время отвыкнуть от своего народа, забыть родную землю и, сжившись с чужими людьми, полюбить их обычаи. В 981 г. умер архиепископ Адальберт, Отрик оставил управление школой, в том же году умер и Славник, отец Войтеха; все эти обстоятельства заставили его оставить школу и возвратиться в Чехию. В Праге принял он сан священника от тогдашнего епископа Титмара и заслужил его расположение.
Раскопки Бискупина с высоты птичьего полета
Епископ Титмар не был доволен плодами своей пастырской деятельности. В тяжкой болезни приходилось ему проверять свою прошедшую жизнь и с беспокойством сознавать, что не всегда с самоотвержением исполнял свои обязанности. Перед самой смертью, когда у его постели собрались некоторые из граждан и духовенства, между которыми был и Войтех, Титмар громко сознавал свое нерадение об обязанностях пастыря, мучился сознанием страшной ответственности за грехи всего народа… «И вот теперь сойду я в преисподнюю, где червь мой не умрет и огнь не угаснет!» Глубокое впечатление произвели на Войтеха слова эти; в ту же ночь он оделся во власяницу, посыпал голову пеплом, ходил по церквям, раздавая свое имущество убогим. Быстрая перемена совершилась с ним.
Как образованный человек и член знатной фамилии, Войтех еще при Титмаре пользовался значением и почетом в Праге. По смерти епископа (ум. 2 января 982 г.), собравшийся невдалеке от Праги, в Левом Градце, народ единогласно указал на Войтеха как способного занять епископскую кафедру: «Кто же другой, как не земляк наш Войтех? Его знатность, богатство и жизнь совершенно будут соответствовать этому сану. Он сам отлично знает, куда должно идти и с благоразумием будет устроять спасение наших душ». Войтех не отказался от выбора. Избранный народом в пражские епископы обыкновенно отправлялся к императору за инвеститурой; и Войтех с чешским посольством явился на собрание государственных членов Германии в Верону, где в то время находился император Оттон II, занятый войной с сарацинами[174]. Согласие свое на избрание Войтеха в пражские епископы Оттон выразил пожалованием ему кольца и пастырского жезла; архиепископ Майнцский Виллигиз, которому подчинена была Чехия по церковным делам, 29 июня 983 г. совершил посвящение Войтеха в епископы[175]. Вступление в Прагу нового епископа было весьма торжественно; клир и народ встретили его с радостью и песнями. Еще не доезжая до Праги, Войтех сошел с коня и босой, в бедной одежде, с печальным видом вступил в ликующий город.
В то время как Войтех начал управлять чешской церковью, совершились весьма важные события, отвлекшие внимание Болеслава II от домашних дел: смерть Оттона II возбудила в Германии внутренние смуты, сильное движение в марках. Чешский князь примкнул к претенденту на императорскую корону, Генриху Баварскому, увлекся политическими событиями времени и не оказал новопоставленноиу епископу ни поддержки, ни поощрения. Но епископ Войтех не мог нравиться пражанам. Их земляк оказался совсем чуждым для них человеком. Он строго и неумолимо стал преследовать в них то, что не подходило под его идеалы, или выработанные чужой жизнью, или осуществляемые лишь в стенах монастырских. В своей же земле он явился непризнанным пророком.
По словам жизнеописателя[176], Войтех вел суровый образ жизни. Только небольшую долю своих доходов отделил он на удовлетворение личных потребностей: большая же часть шла на дела благотвортельности. Каждый праздник призывал к себе неимущих, выспрашивал их нужды и награждал их; редко ранее полудня успевал он есть, никогда ранее полночи не ложился спать; постелью ему служили или голая земля, или власяница, и камень изголовьем. Никому лучше его не было известно, кто, под каким именем и где лежал в больнице, сколько выздоровело из больных и сколько умерло. При таком широком круге дел милосердия он занимался еще ручным делом, любил съесть то, что изготовил собственными руками.