детях и имуществе». Посредством подкупа выведав, где скрывается изменница супружеской верности, ворвались они в монастырь, схватили несчастную, тщетно старавшуюся у алтаря найти защиту и, когда муж не решался казнить свою жену, передали ее для умерщвления рабу.
Войтех увидел, что его заступничество не принесло никакой пользы женщине, что церковные права и святость алтаря страшно поруганы. Тяжелым и несносным бременем стала для него его кафедра; напрасно уговаривал его успокоиться Анастасий, аббат Бревновского монастыря; он решился снова оставить свою паству (995 г.). Там, на Авентине, в монастыре Бонифация и Алексия, жилось ему лучше, там он спокойно занимался делами спасения; туда-то и теперь стремился он. С радостью приветствовала его монастырская братия и избрала своим аббатом, когда Лев, настоятель этого монастыря, был отправлен в качестве папского легата в Германию и Францию. Войтех погрузился в блаженное созерцание и снова тихо потекла жизнь его. Раз во сне он увидел два разряда святых, один в пурпурных одеждах, другой в белоснежном одеянии, один означал мучеников, другой святых мужей, посвящавших Богу свою жизнь; пища и питье тех и других состояли в вечной хвале Создателя. Тогда же он услышал голос: «Тебе приготовлено место между теми и другими, ты будешь участвовать в трапезе и почестях их». Видение это решительно повлияло на дальнейшую судьбу Войтеха.
В 996 г. король Оттон III, вышедший уже из юношеских лет, предпринял путешествие в Италию. В феврале собралось в Регенсбурге войско дла сопровождения за Альпы молодого короля. Духовные князья лично, с огромной свитой, были при войске; в середине месяца прибыл сюда и сам Оттон. Уже и тогда в его душе происходила борьба мирообладания с отречением от мира. Рассказывают, что разговор с Ромуальдом, аббатом монастыря Св. Эммерама в Регенсбурге, произвел на него глубокое впечатление. На низкой скамейке сидел он у ног аббата, со слезами покаяния выслушивал его увещания, каялся ему в своих грехах и так потом говорил своим спутникам: «Воистину Дух Божий говорит устами сего мужа!» В Павии он получил известие о смерти папы Иоанна XV, в Равенне назначил в кандидаты на папский престол родственника своего Бруно, сына герцога Хорутанского Оттона, который и избран был римским духовенством в папы под именем Григория V. Новый папа 21 мая венчал его в Риме императорской короной. Посещение Италии не прошло даром для Оттона. Здесь так успешно удалось ему все устроить по своему желанию: восстановить немецкое господство, освободить Рим от власти Кресцентия, близкого человека поставить в папы; здесь в блистательном свете явилось перед ним императорское величие; между тем по ту сторону Альп безуспешная война со славянами не вела ни к каким добрым результатам. Оттон близок был к мысли, что поприще его деятельности и есть именно Италия и что он есть счастливый преемник западных римских императоров. Но вместе с тем за Альпами живее почувствовал он расположение к аскетическим подвигам и мистицизму, признаки чего обнаруживались в нем и ранее. Лишь только узнал он все значение мирского могущества, как овладело им настроение, в котором все земное он готов был считать ничтожным. Самые противоречащие состояния уживались в душе этого юноши, развившие в нем фантастический взгляд на жизнь, опасный для каждого человека, но страшный в государе с обширной властью. Случилось так, что люди, с которыми он сошелся здесь, могли только усилить и развить в нем это странное душевное настроение[182].
«Этот христианнейший император, – говорит об Оттоне жизнеописатель Войтеха, – питавший всегда величайшую любовь и имевший ревностное попечение о рабах Божиих, часто во время пребывания своего в Риме разговаривал с Войтехом и, сделавшись другом его, с охотой слушал беседы его». Понятно, какого рода были эти беседы. Не могло быть душ более родственных, много общего имели они, весьма тесные узы уважения и любви связывали императора с Войтехом.
В свите императора находился и архиепископ Майнцский Виллигиз, знавший события в Чехии как стране, подчиненной его верховному надзору. Он желал возвратить Войтеха на пражскую кафедру; но там произошли обстоятельства, которые уже не обещали Войтеху доброго приема в его пастве. Мы упоминали, что еще перед оставлением им Праги Вершовцы грозили выместить свой гнев на его братьях. Болезнь Болеслава II и особенное расположение к этому роду заправлявшего тогда делами Болеслава III способствовали усилению Вершовцев; а вторичное самовольное оставление кафедры должно было возбудить неудовольствие против Войтеха и его родни и в самом князе. Однако Болеслав II не допустил тогда вспыхнуть кровавой вражде между двумя сильными родами. Когда в 995 г. из Чехии отправлен был вспомогательный отряд на помощь Оттону III, воевавшему тогда с бодричами, находившийся в этом отряде старший брат Войтеха Собебор жаловался королю Оттону на притеснения и неприятности, которые приходится переносить его роду. Самое живое участие в положении его принял польский князь Болеслав, также помогавший Оттону в походе на полабских славян; он пригласил Собебора в Польшу, обласкал и наградил его. Но поступок Собебора оскорбил чешского князя и вызвал его негодование на всех Славниковцев, которые доселе пользовалась исключительным положением в стране, владели обширными поместьями, живя в славной столице князей любичских Любице. Теперь пробил последний час Славниковцев: 25 сентябри 996 г. сделано было нападение на Любицу, в которой заперлись члены рода Славниковцев со своей ратью. Отчаянная защита их оказалась безуспешной: город был взят, все население его, мужское и женское, избито, братья Войтеха умерщвлены перед алтарем, где искали они прибежища; их богатства и поместья конфискованы[183].
Для Войтеха это было весьма убедительным доказательством, что в Праге к нему не расположены. И потому он отговаривался, сколько мог, от возвращения на свою кафедру. Архиепископ Виллигиз доказывал на созванном по этому случаю соборе, что требование чехов справедливо, что было бы грехом одну пражскую церковь оставлять вдовой, когда все другие церкви имеют пастырей. Голос его одержал верх, Войтеху предстояло отправиться снова в Чехию. В том случае, если бы чехи не захотели принять его, он имел право обратиться с проповедью к язычникам; трудиться на этом поприще было давним желанием Войтеха, для этого он выхлопотал себе титул архиепископа провинциального. Так оставил он свой монастырь и примкнул к торжественному шествию Оттона III, возвращавшегося тогда же из Италии. Войтех находился в свите его, имел возможность ближе познакомиться с императором-юношей, а этот почувствовал величайшее уважение к боговдохновенному монаху и открыл ему свое сердце[184]. «С ним долгое время проводил угодник Божий… и ночью, так же как и днем, оставался его собеседником. Дружество его к императору вызвано было не любовью к мирским выгодам, а надеждою возжечь в нем желание небесных благ… Он поучал императора не придавать особенной важности своему достоинству, советовал чаще приводить себе на память, что он смертен, что красота его обратится в пепел, в тление и пищу червям… что нужно презирать блага настоящей жизни, а стремиться к вечно пребывающим». В Майнце видел Войтех чудный сон. Снилось ему, что он находится у своего брата, оставшегося в живых. Дом был великолепный: крыша и стены его были белы, как снег; здесь были приготовлены два ложа, одно для него, другое для его брата; но первое роскошно убрано, блистало пурпуром и шелком, на изголовье его была надпись: «Это награда тебе от дочери короля». Этот сон растолкован был в том смысле, что дочь короля есть небесная царица, что эта награда есть награда за мученическую смерть. Еще раз имел Войтех с императором продолжительный разговор, в котором открыл ему свои намерения; потом простились они навсегда так трогательно и с такой скорбью, как отец с сыном (в октябре 996 г.).
Пальчатая фибула из Вецел, в настоящее время атрибутируемая как славянская
Войтех направился в Польшу, к князю Болеславу, высокому другу и патрону его семейства, у которого нашел защиту и покровительство один из его братьев. Для очищения совести он послал отсюда спросить чешского князя, желает ли он и его подданные принять к себе их епископа. Получен был ответ, что никто его не желает; ответ этот утешил и обрадовал Войтеха. Теперь он чувствовал себя совершенно свободным от всех обязанностей к своей епархии и мог, таким образом, без дальнейшего отлагательства посвятить себя делу, которого давно желала душа его, делу проповеди у язычников. Несколько колебался он только относительно того, где начать проповедь: у лютичей ли, которые недавно стряхнули немецкое иго и отпали от христианства, или у других языческих народов. Политические виды Болеслава клонились на север, к берегам Балтийского моря, где некоторые колена поморян уже были покорены им, другие предполагал он покорить в ближайшее время; в соседстве с ними жил еще не покоренный и не обращенный народ пруссов. Проповедническая деятельность между ними приготовила бы поле для его оружия и политической власти; да и симпатии Войтеха более склонялись к диким племенам, еще не слыхавшим о Христе: он желал трудиться на непочатом поле, искал мученической смерти!
Зиму провел Войтех в Гнезно, столице польской. Весной 997 г., получив от князя судно и 30 человек провожатых, отправился он по Висле, сопутствуемый Радимом и одним священником, по имени Венедиктом. Направляясь по течению реки, Войтех доплыл до Гданска, где вышел на землю; встреченный толпой народа, начал между ним проповедь и многих крестил. На следующий день продолжал путь морем, направляясь к востоку, к земле пруссов. После нескольких дней плавания судно остановилось при устье одной реки, здесь высадился Войтех со своими спутниками. Когда местными жителями замечено было появление на их берегу незнакомых людей, они потребовали у пришельцев немедленного удаления и потом прогнали их. Проповедники пошли вверх по реке, но и там не нашли никакого сочувствия к своим словам. Уже Войтех стал отчаиваться в успехе своего дела среди пруссов, им овладело раскаяние: почему он не остановился на лютичах и не начал между ними проповеди? Тут бы было устранено хотя одно затруднение, он мог бы объясняться с ними на понятном им языке. Под влиянием таких мыслей он решился воротиться снова к Болеславу или Оттону и оттуда направиться к лютичам. Тогда Радиму, неразлучному товарищу Войтеха, явился сон, будто он вошел в алтарь и там увидел золотой сосуд с вином. Когда он взял этот сосуд, чтобы несколько отпить из него, быстро подошедший служитель алтаря остановил его словами: «Не тебе назначено пить из сосуда, а Войтеху». На следующий день проповедники продолжали путь лесом, за которым открывалась широкая равнина. Здесь, на свежей траве, Радим пел обедню, Войтех причастился тела и крови Христовой. Затем, утомленные путешествием этого дня, путники опустились на траву и погрузились в глубокий сон. В это время напала на спящих толпа раздраженных язычников и без труда овладела ими