Что же в это время делается в других концах? Генрих Сварливый, чтобы иметь более успеха в исполнении своих замыслов, подкупами и заманчивыми обещаниями привлекает на свою сторону многих князей немецких; местом собрания его партии назначен был Кведлинбург, тут мы видим представителей трех славянских народов, князей чешского, польского и бодричского: они обещают Генриху помощь и верность. Но дело Генриха не удалось, партия его в Германии была сравнительно мала; славянские князья, взявшиеся помогать ему, бросают его и пристают к партии Феофании. При этом князья чешский и польский разошлись в своих политических воззрениях. Мечислав, видимо, заискивал в немецком правительстве, посылал богатые подарки, помогал Феофании уладить дела в марках, участвовал в двух походах на славян полабских[196]. В это же время Болеслав Чешский, не желавший отказаться от завоеваний, сделанных во время неурядиц в Германии, привлекает на Чехию гнев немецкого правительства и саксонско-тюрингское войско; немцам помогает при этом польский князь.
Очевидно, тут все действуют в одиночку, каждый имеет в виду свои узкие выгоды. Это безотрадное явление объясняется разделяющей политикой немцев, которые привлекали на свою сторону врага, чтобы с его помощью погубить других врагов.
Приведем еще один факт. В 990 г. чехи и поляки были в войне из-за обладания частью Лужиц. Болеслав Чешский пригласил на помощь лютичей, всегда бывших в союзе с ним и с его предками; Мечислав получил подкрепление от немецкой правительницы Феофании. Случилось так, что дело между чехами и поляками уладилось довольно скоро и немцы должны были воротиться на родину; тут оставался неразрешенным вопрос о союзниках чешского князя – лютичах. Они весьма усердно принялись за дело; послав отряд воинов на помощь чешскому князю, поднялись поголовно на родине, разрушили бранденбургскую церковь, выгнали из города какого-то Кизо, изменившего им, делали нападения на прилабские селения и поставили Оттона в необходимость принять решительные меры. Замечательно то, что рассказывается об этом в гильдесгеймских летописях под 992 г.: «Император Оттон с сильным войском опять пришел под Бранибор; к нему явились на помощь баварский герцог Генрих и Болеслав, князь чешский, – с огромным войском». Итак, Болеслав Чешский сделался на этот раз орудием политики немцев: они разделили врага и побили его его же силами. Очевидно, князь чешский разрушал собственное дело: едва ли после того могли лютичи скоро отозваться на его приглашение о помощи. Мы ограничимся этими фактами[197], которые достаточно доказывают мысль, что полное разъединение интересов господствовало у западных славян в конце Х века.
В связи с этим тогдашнее западное славянство характеризует еще другое, довольно важное обстоятельство. Западные славяне вступали в разные степени подданства к немцам. Слабая степень подданства состояла в принятии на себя обязанности платить определенную дань; при этом оставались нетронутыми внутренние отношения страны, оставалось народное правительство и предоставлялась свобода во внешних сношениях, лишь бы они не клонились ко вреду императорской власти. Обязательство доставлять вспомогательный отряд военных людей на случай походов императора было другой степенью подчиненности. Оба этих обязательства налагались как на язычников, так и на христиан, и притом или одно, или оба вместе. Лютичи после подчинения стали доставлять вспомогательный отряд немецкому королю, такое же обязательство несли чехи и поляки. Трудно указать примеры, где бы была обязательна одна дань: мы не знаем, что значат посольства к немецкому императору с дарами в торжественные дни, т. е. имели ли они характер обязательный; неприсылка даров, впрочем, считалась дурным признаком, подготовлением к восстанию, бунту. Надо думать, что дань с подвластных народов обязаны были собирать маркграфы, откуда и можно объяснить летописные выражения, что жадность маркграфа такого-то побудила народ к восстанию. Если это так, то посольства ко двору должны были иметь характер чисто свободный, дружественный, потому-то и император в свою очередь одаривал славянских послов богатыми дарами. В таком случае обязательство платить дань и доставлять военный отряд принимали на себя все те народы, областями которых заведовали маркграфы. Был и еще особый вид подчиненности, на первый взгляд довольно слабый, в сущности же опаснейший из предыдущих видов, потому что в основании его лежала идея разъединения власти и народа, а следствием было забвение национальных и преследование личных интересов.
Кубок. Из древностей западных славян
Мелкие славянские владетели (коленные князья, жупаны и т. п.) не всегда видели для себя благо в борьбе за национальную свободу и независимость. В их сознании нашла широкое место ослепляющая идея всемирной императорской власти, которая в то время понималась неразрывно с идеей католической церкви. Император управлял всеми христианскими землями, в которых власть его признавалась высшей на земле; от него зависело избрать и посадить на епископскую кафедру главу всей христианской церкви. Император учреждал новые епископии, разграничивал диоцезы: всякий епископ получал от него знаки своей власти. Вследствие того при Оттонах союз светской и духовной власти был весьма силен, а это и было причиной, что завоевания немецких императоров и проповедь католического духовенства шли рука об руку. Не было полной победы над народом, пока он не был окрещен; вслед за обращением в христианство налагалось ярмо зависимости политической. Проповедники шли на дело проповеди к язычникам по назначению и указанию императора. Новообращенный вместе с понятием о едином Боге приобретал понятие об одном цезаре, одной высшей светской власти на земле. Ставши членом церкви, он делался членом общества, признававшего и одну светскую власть. Славянские народы, успевшие образовать плотные государственные союзы, боролись более или менее успешно с этим опасным для их государственной жизни духом времени; представители этих союзов, князья, спешили окружить своих подданных национальным духовенством, старались приобрести от императоров признание своих владетельных прав и разными мерами стремились к получению королевской короны. Но, пока еще не сознано было это, мелкие князья, стоявшие в зависимости от немцев, вполне предоставлены были совместному влиянию и католических проповедников, и ослепляющему блеску всемирной императорской власти. Народы между Лабой и Одрой, по преимуществу подверженные действию таких идей, по необходимости должны были впутаться в немецкую политику, разъединиться, потерять идею национальности и принять в себя принципы, выработанные чужой жизнью. Мелких славянских владетелей весьма занимал блеск императорского двора, чиновничество и аристократизм, развившиеся в Германии. Верные сыны католической церкви, они старалось сделаться и верными вассалами императора. На этом пути они могли приобретать и приобретали особенные права, имевшие основание и расположении к ним императоров. Это была зависимость, подслащенная лестным правом добиться преимуществ и привилегий, какими владели чиновники императорские: герцоги, графы, маркграфы. Князь, принявший христианскую веру и давший опыт вассальной верности, не считался уже данником, но получал права имперского графа или герцога, принимал участие в военных походах императора, являлся на сеймы и совещания, словом, становился членом романо-германской империи. При непосредственной зависимости от императора, власть его над своим народом была надежнее, он был устранен от сношения с высокомерными маркграфами, презрительное обращение которых тяжело было выносить князьям славянским: мы знаем, что польский князь Мечислав не смел сесть в присутствии графа Годо и войти в верхней одежде в ту комнату, в которой находился этот граф.
Но трудно было провести народ, его всего менее удавалось обмануть католическому духовенству. Если проповедь веры и завоевания шли рука об руку, то, в свою очередь, славянские народы, в попытках вырваться из-под чужеземной власти, первым делом старались уничтожить церкви, духовенство и все, напоминавшее им о новой вере. Очевидно, тут шли по противоположным направлениям интересы народа и интересы старшин его. Это ненормальное отношение между властью и народом вело к внутренним переворотам, общественным смутам, перемене правителей. Мы укажем на одно событие из конца X в., которое подтвердит мысль нашу. В то время как маркграф Тидрих и герцог Бернгард своей жадностью, по выражению Гельмольда, выводили славян из терпения и жестокими притеснениями делали их положение невыносимым, сильнейшие и более известные тогда князья славянские (дело идет о славянах полабских) стоят в весьма близких отношениях к императору и этим графам. У графа Бернгарда была племянница, руки которой домогался князь Мстивой. Сначала граф соглашался на этот брак, чем и расположил Мстивоя в пользу немецкой политики. В 982 г. Мстивой отправляется вместе с Оттоном в Италию против сарацин и ведет с собой отряд в тысячу воинов[198], из которого никто не остался в живых. Возвратившись из Италии в 983 г., когда началась жестокая двенадцатилетняя славянская война, Мстивой снова вошел в переговоры о руке обещанной ему девушки, но получил оскорбительный ответ: «Не годится родственнице герцога выходить за собаку». Скоро граф осознал резкость своих слов и послал сказать Мстивою, что он согласен выдать за него свою родственницу. Глубоко оскорбленный, Мстивой гордо отвечал: «Благородной племяннице великого графа прилично быть за высокородным мужем, а не за таким, как я, псом. До большой чести дослужились мы, что даже и за людей-то не считают нас! Но помните, весьма больно кусается сильная собака!» Тогда Мстивой воспользовался обнаружившимся против немцев сильным движением между славянами и решился жестоко мстить за обиду. Он явился к лютичам, в город Ретру, рассказал на народном сейме, как его оскорбил саксонский граф, и возбудил в лютичах справедливое негодование. «Поделом тебе, – говорили ему, – ты презираеш