Вскоре за тем прибыли в Рим Гауденций, брат Войтеха, и пресвитер Венедикт, единственные свидетели его мученичества, не разлучавшиеся с ним до конца его жизни. Рассказы о подвигах мученика, о чудесах над его гробом в Гнезне должны были сильно подействовать на восприимчивую душу Оттона; может быть, тогда же было решено у него с папой устроить архиепископа в Гнезне и посвятить ее имени св. Войтеха. Иоанн Канапарий, монах из монастыря Св. Бонифация, составил жизнеописание Войтеха, и папа придал ему санкцию. Несколько ранее того князь польский Болеслав отправил в Рим посольство с просьбой прислать ему священников. Св. Ромуальд, основатель ордена камедулов, согласился выслать к нему своих монахов Иоанна и Венедикта. Все эти лица поддерживали довольно нередкие сношения Рима со столицей польского князя и могли многое рассказать в Риме и о самом Болеславе, и о чудесных знамениях при гробе св. Войтеха. К этому присоединились печальные для Оттона известия о смерти близких родственниц – тетки его Матильды и бабки Адельгейды, которые глубоко потрясли его восприимчивую душу и настроили на благочестивые мысли. Под такими впечатлениями предпринял Оттон III путешествие в Гнезно на поклонение мощам св. Войтеха.
Это императорское пилигримство было обставлено чрезвычайной роскошью; еще ни один император не совершил такого пышного выступления из Вечного города. В свите его было много знатных римлян и важнейшие сановники восстановленной Римской империи, между ними патриций Заццо и облационарий Ротберт с кардиналами[216]. Когда в январе 1000 г. император перешел через Альпы, первые государственные чины Германии встречали его и присоединялись к его свите: близ Регенсбурга встретил его архиепископ Гебегард, потом архиепископ Девинский Гизилер, в Жичах торжественно принял его епископ Гуго, перед Мишной епископ Эндо и маркграф Эккард. Там, где кончается страна мильчан и начинается жупа Дедошская, в местечке Ильва, неподалеку от Глогова, встретил дорогого гостя князь польский Болеслав. Он приготовил пышный прием необычайному посетителю. На обширной равнине расставлены были войска польские: рыцарство и княжеские дружины. Каждый отряд воинов отличался разнообразными цветами одежд. Тут нельзя было встретить дешевых украшений, но собрано было все роскошное и драгоценное, что только производил труд человека. Во время Болеслава каждый рыцарь и придворная дама носили шелковые одежды вместо шерстяных или льняных и не иначе появлялись при его дворе, как в шубе, покрытой шелковой материей и обшитой золотом: золото в его время считалось, по словам Галла, не дороже серебра, а серебро ценилось не выше соломы. Продолжая путь среди расставленных по дороге польских рыцарей, оба государя направлялись к Гнезну, столице Польши. Находясь близ города, Оттон сошел с коня, снял обувь и пошел босой; тут встретил его, во главе духовенства, епископ Унгер и сопровождал в церковь; здесь с горячими слезами просил Оттон у св. мученика ходатайства перед Богом.
Храм, в котором почивали мощи Войтеха, был посвящен имени Богородицы; он блистал украшениями из золота и драгоценных камней, набранных во время военных походов. Главный алтарь в этом храме заложил своими руками император Оттон в честь и славу мученика; рядом с этим алтарем можно было видеть богатые приношения Болеслава: огромное изображение Спасителя на кресте, все вылитое из золота, в три раза превосходившее вес «высокого и тяжелого Болеслава», который, по словам продолжателя Козьмы, весом своего тела отмерил количество золота, употребленного на это изображение, дальше – огромная плита в пять локтей длины и десять пядей ширины, роскошно убранная драгоценными камнями, с надписью: «Триста фунтов золота пошло на это дело».
Увидев эту роскошь, пораженный богатством Болеслава, император воскликнул: «Клянусь моею короною, много я слышал, но теперь увидел гораздо больше! Неприлично называть такого человека князем или герцогом, но должно возвести его на королевский трон и венчать королевскою короною». И, сняв со своей головы корону, Оттон возложил ее на Болеслава в ознаменование союза дружбы. В торжественнейшее доказательство своей приязни подарил ему гвоздь из Креста Господня и копье св. Маврикия, за что Болеслав одарил его рукою мощей св. Войтеха. «И такою любовию и расположением соединены они были в этот день, что император назвал Болеслава братом и соправителем империи, другом и союзником римского народа». Пребывание Оттона в Гнезне весьма важно было для церковного устройства Польши. Мы знаем, что устройство епископских кафедр вообще сопряжено было со многими затруднениями; почти непреодолимые препятствия должно было встретить выделение целой страны из церковной зависимости от немецких епископов; потому что при этом наносился ущерб выгодам не одного епископа, но и высших духовных сановников, архиепископов и митрополитов. Не спрашивая согласия у того лица, которому была подчинена Польша в церковном отношении, Оттон основал в Гнезно архиепископскую кафедру, поручив ее брату св. Войтеха Радиму (или Гауденцию). Гнезненскому архиепископу подчинены были три епископские кафедры, основанные в странах, завоеванных Болеславом и находившихся до этого времени в диоцезе епископа Пражского; сюда относились епископии: Колобрежская, Краковская и Вратиславская. При этом Оттон передал Болеславу право императорской власти – устраивать новые епископские кафедры как в завоеванных его оружием языческих странах, так и в тех, которые имеют быть завоеванными. Папа Сильвестр II вполне сочувствовал идеальным планам императора, поддерживал в нем идею восстановления Римской империи и одобрил его церковные распоряжения относительно Польши.
По-царски праздновал Болеслав торжественное признание политической и церковной независимости Польши. В продолжение трех дней давал он пиры в честь императора, причем каждый день переменялись сосуды и весь столовый прибор и приготовлялись вместо прежних новые, более ценные. По окончании праздников подчашие и стольники собрали со всех столов, по приказанию его, золотые и серебряные сосуды – деревянных совсем не было, как то: чаши и бокалы, ножи и рога для питья – и все это предложили императору. Коморникам своим Болеслав приказал собрать множество разнообразных одежд и отправить их к императору. Кроме того, подарил множество сосудов золотых и серебряных различной работы, шелковых одежд различных цветов, украшений невиданного качества, драгоценных камней – и всего этого в таком огромном количестве, что император не верил глазам своим. А каждого из свиты высокого посетителя почтил такими богатыми подарками, что приобрел в них преданных себе друзей. Обратное путешествие Оттона из Польши было не менее пышно: Болеслав с многочисленной свитой сопровождал его до Девина, на прощание подарил 300 рыцарей, чем особенно угодил императору, замечает Титмар.
Мы остановимся на гнезненском свидании, чтобы рассмотреть его значение для Польши. Известно, что Мечислав, отец Болеслава, обязан был к дани в пользу римских императоров германской нации, с данью соединялось обязательство или лично являться, или присылать вспомогательный отряд, когда империи угрожал неприятель. В первые годы своего правления Болеслав должен был выполнять эти обязательства, т. е. он платил дань и помогал императору в его войнах. Изменились ли и в какой мере изменились эти отношения со времени гнезненского свидания?
Всего труднее в этом отношении понять то место Титмара, где он говорит, что император назвал Болеслава dominus. На основании этих слов Лелевель делает догадку, что польский князь возведен был в короли, выведен из связи с империей и получил владетельные права. Но королевское достоинство, раздаваемое римскими императорами в Средние века, не выделяло получавших его из связи с империей, хотя и изменяло степень зависимости. Итак, вопрос сводится к тому: со времени гнезненского договора сделался ли Болеслав независимым от империи?
Новые исследователи, не отрицая вассальной зависимости Болеслава от Генриха II, не согласны в мнениях о свойствах ее. Одни полагают, что зависимость Болеслава была чисто личная, не простиравшаяся на всю Польшу, другие, что она простиралась на земли лужицкие. Для нас будет очевидна перемена в отношениях Болеслава к империи, если обратим внимание на следующие обстоятельства: в 1002 г. Болеслав является между немецкими князьями, избиравшими короля и дававшими ему присягу; порядок, в котором перечисляются избирательные чины у Титмара, – епископы, герцоги саксонский и польский и затем маркграфы – показывает, что Болеслав рассматривается здесь как имперский вассал; Болеслав приглашается на суд князей имперских и признает свою подсудность этому суду. Напротив, отец его и сам он в первые годы княжения состоял под ведением одного маркграфа и судился его личным судом до 1000 г. Болеслав сам отправлялся на помощь к императору в войнах его со славянами, после приглашен был сопутствовать императору в Рим и не исполнил данного на это обещания. Из сопоставления подобных мест можно вывести, что Болеслав, вследствие гнезненского договора, освобожден был от дани и возведен в почетнейшее состояние имперского вассала, копье св. Маврикия, данное Болеславу, могло быть символом инвеституры, которой народное герцогство возводилось в имперское[217]. Что касается до коронования Болеслава, то оно было чисто личным делом Оттона и не имело за собой высшей санкции, которой потом и добивался Болеслав от папы, неоднократно отправляя к нему посольства[218].
Мужская голова из кафедрального собора в Гнезно. XII в.
Важнейшим следствием гнезненского свидания было церковное устройство Польши. Уступив Болеславу исконное право римских императоров германской нации – устроять храмы и попирать язычество, – Оттон открыл ему широкую дорогу к завоеваниям в соседних странах, к подчинению своей власти славянских народов, не внимавших немецким проповедникам. Получив право устраивать новые епископии и назначать кандидатов на епископские места, Болеслав приобрел этим весьма выгодное для молодого государства преимущество. Для Польши было важно иметь национальное духовенство. Составленная из разрозненных элементов: частей Чехии и Угрии, из колен, еще не забывших свою особость, Польша должна была стремиться к первоначальной разрозненности. Соединение ее под одной церковной властью было прочным оплотом и ее политического единства; части видели себя вместе с целым, и насильственный захват Болеслава со временем должен был приобрести вид законности. Национальное духовенство должно было оказать более сильное влияние на народ, чем немецкое; в епископах Краковском, Колобрежском и Вратиславском Болеслав должен был иметь надежных защитников своей власти и единства Польши.