Первые славянские монархии на северо-западе Европы — страница 43 из 49

Потеряв Прагу, Болеслав не считал еще потерянным свое дело в Чехии: во многих городах, особенно пограничных, рассажены были польские военные отрады, следовательно, и теперь еще пограничные чешские крепости находились в его руках. Моравия осталась под его властью, как то видно из неоднократного упоминания в следующее время о моравских рыцарях Болеслава. Вообще польский князь не упускал из виду, что сдачей Праги не может кончиться дело с немцами. В октябре того же года с саксонским и чешским войском Генрих перешагнул границы Чехии и возобновил неудавшийся прошлогодний поход в землю мильчан. Но «чрезвычайно утомительная дорога» не позволила ему идти дальше Будишина, который был охраняем поляками. Приступив к осаде города, король встретил сильное сопротивление в польском отряде и при одном приступе сам едва не был убит стрелой. Когда все попытки взять город приступом оказались тщетными, стали делать приготовления зажечь стены, но этому воспрепятствовал Гунцелин, союзник Болеслава. Осада Будишина могла бы затянуться весьма на долгое время, если бы Болеслав, следивший за действиями немцев, своим вмешательством не ускорил развязки: он отдал приказание сдать Будишин под условием свободного выхода поляков. Тогда Генрих занял город и посадил в нем свой отряд. Войско, утомленное походами и голодом, нуждалось в отдыхе, и дальнейший поход в глубь Польши отложен был до следующего года; местные графы должны были оберегать границу и готовиться к новой войне.

B августе 1005 г. собрались немецкие войска близ Девина; Болеслав Польский, оставив незащищенной страну между Одрой и Бобром, укрепился в Кросно, на Одре, на границах Польши. Немецким и чешским войском предводительствовал король Генрих, он ожидал еще вспомогательного отряда от язычников-лютичей. Генрих шел правым берегом Лабы в Лужицы и миновал Добролуг; здесь проводники, подкупленные поляками, долго водили немецкие войска по трясинам и болотам Спревы и по пустынным местам, где нельзя было найти съестных припасов. В то же время польские стрелки неожиданно появлялись перед неприятелем и затрудняли его движения. 6 сентября немцы расположились для отдыха в жупе Нишанской, на берегу Спревы; в это время почти вслед за ними гнавшиеся польские стрелки нанесли им весьма чувствительный ущерб, неожиданно убивая знатнейших и лучших воинов; так пали здесь изящный рыцарь Тидберн, Бернгард, Изон и Бенон со многими другими. Положение немцев было весьма затруднительно, и тем отраднее для них было прибытие дружин лютичских. Лютичи явились на войну под предводительством своих жрецов, несущих впереди языческие изображения ретрийской святыни.

Болеслав в это время находился в Кросно, не предполагая, чтобы немцы могли пробраться далее Одры, берега которой были им сильно защищены. И в самом деле, семь дней стоят немцы над Одрой, наконец Болеслав получил известия, что передняя часть неприятельского войска нашла брод и уже переправляется на правый берег реки. Не выжидая появления врагов, Болеслав поспешно отступил в глубь страны; если бы не лютичи, замечает Титмар, которых пришлись долго ждать, то первые отряды наши еще нашли бы на месте лагерь польский. Местом военных действий сделалась Польша; Болеслав избегал встречи с немцами, отступая перед ними вперед. Преследуя поляков, Генрих 22 сентября в аббатстве межиречском праздновал память св. Маврикия и раскинулся лагерем в двух милях от Познани, где заперся с войском Болеслав. Немцы начали грабить окрестности этого города, но легкие отряды поляков поражали их и заставляли примыкать к главному войску. Сильный голод и другие неприятностн, сопряженные с этим походом, вынуждали немцев к прекращению дальнейшего похода в неприятельскую страну; но Болеслав не начинал переговоров о мире.

Архиепископ Девинский (Магдебургский) Тагино отправился в Познань и заключил здесь мирный договор с Болеславом. Об условиях этого договора не говорят источники, и мы можем сказать о них только в общих чертах. Мир заключается не в немецком лагере, а в Познани, следовательно, нуждались в нем больше немцы; войско немецкое возвращается из этого похода утомленное голодом и несчастьями войны, оплакивая убитых; король считал познанский мир невыгодным и был недоволен этим походом. И Болеслав, не получив Лужиц, на которые он с 1003 г. предъявлял свои права, не мог надолго успокоиться. Одним словом, познанский мир, не удовлетворив ни той, ни другой стороны, не мог быть продолжительным. Возвратившись из похода, Генрих произвел строгое следствие над виновниками неудач; он повесил Брунзиона, славного рыцаря, и двух славянских панов: Бориса и Незамысла; укрепил восточные границы возобновлением Арнебурга, входил в договоры со славянами между Лабой и Одрой, чтобы привлечь их на свою сторону.

V. Войны с немцами

Вторая война с немцами. Межиборский мир. 1007–1013 гг.

Познанский мир не был выгоден для Болеслава; он уничтожал почти в самом зачатке смелую мысль его – образовать из славянских народов одно государство под главенством Польши, к осуществлению которой он стремился в продолжение всей своей жизни. Эта мысль никогда не оставляла Болеслава; еще ни один славянский князь не сознавал так глубоко необходимости соединиться славянам для успешнейшей борьбы с немцами, ни один не ставил так положительно этого вопроса, как король польский Болеслав Храбрый. Ему приходилось встречать крайнее непонимание современными славянскими князьями этого важного вопроса, не раз он должен был снова начинать прежде сделанное; но неудачи не ослабляли его крепкого духа, напротив, заставляли прибегать к новым политическим и стратегическим соображениям. Если не удавались прямые, открытые средства, он пользовался тайными; его агенты рассыпали польское золото при дворах славянских князей и немецкого императора, выведывая политические тайны и приобретая сторонников своему королю.

От лютичей, от Яромира Чешского и из города Любина[230] являлись к королю немецкому послы (1007 г.) и доносили, что Болеслав Польский замышляет против него много нехорошего, подкупом и убеждениями старается склонить и других славян к возмущению; вместе с тем предупреждали, что ему не добиться покорности от славян, пока он будет в мире и согласии с польским князем. Совсем нежелательна была для короля новая война с поляками, так как в этом году требовали его личного присутствия волнения во Фландрии; но замыслы Болеслава были так опасны, что Генрих считал необходимостью принять против них меры. Был послан в Польшу лужицкий граф Герман, сын известного нам Эккарда, семейство которого состояло в родственных связях с Болеславом, и сам Герман был женат на дочери польского князя. Может быть, назначая его послом в Польшу, Генрих думал, что дело как-нибудь уладится и обойдется без разрыва. Но Болеслав принял Германа не как своего зятя, а как посла, объявляющего войну, и сказал ему: «Бог мне свидетель, как неохотно я буду делать то, что вынужден сделать!»

С неожиданностью и быстротой, когда еще немцы не приготовили средств к обороне, Болеслав подошел к самым саксонским границам и остановился близ Девина, на Лабе. Здесь опустшил он жупу морочан, сделал нападение на самый Девин, и «только молитвы св. Маврикия, патрона саксов, спасли от него этот город». Отсюда, по Лабе, поворотил он вверх, к Сербищу, взял с собой окрестных жителей, побежденных частью страхом, частью льстивыми обещаниями, и с огромным количеством военнопленных воротился к пределам Польши[231]. Король Генрих не мог лично вести дела с Болеславом; немецкие войска, под предводительством архиепископа Тагино, поздно собрались и лениво шли за поляками. «Когда мы дошли до Ютрибога, – пишет Титмар, – самые опытные рассудили, что с таким слабым войском, каково наше, опасно было бы пуститься на врага, и мы воротились домой». Тем временем Болеслав повернул в Лужицы, овладел жупами Слубской и Жарованской и немного спустя остановился под Будишином. Город был охраняем военным отрядом, подчиненным мишенскому графу Герману, который тогда был в отлучке; напрасно жители города умоляли своего графа о помощи, все его усилия побудить саксонских графов к скорейшему собранию войска были безуспешны. Будишинцы выпросили у Болеслава перемирие на семь дней, а потом принуждены были сдаться, выговорив себе право на свободный выход.

Так, следствием войны этого года было занятие Лужиц и земли мильчанской, т. е. марок Восточной и Мишенской, из них уведено было огромное множество военнопленных, назначенных для заселения пустопорожних мест в Польше. Эти завоевания Болеслав удержал до самого конца княжения и передал своему преемнику. Много размышлял король Генрих, какие бы меры предпринять ему против Болеслава. Он видел, что многие саксонские дворяне сочувственно относятся к польскому князю и входят с ним в сношения; передают известия о намерениях своего короли и неохотно ведут войну с Болеславом[232]. С другой стороны, Генрих недоумевал, с какой стороны ожидать иападения, где принимать меры предосторожности, потому что слишком нова и непривычна была тактика Болеслава. Весьма вероятно, что не без участия польского князя начались раздоры между саксонскими графами Германом и Гунцелином – это послужило для короля предлогом удалить от занимаемых должностей положительных для него лиц. В 1010 г. явился он в Межибор и призвал на суд графов. Оба они оказались равно виновными; но против Гунцелина было еще обвинение в государственной измене, что он ведет себя независимо, что христиан продает жидам, что старается более войти в расположение Болеслава Польского, чем своего короля[233]. Гунцелин лишен должности маркграфа Мишенского, отдан под стражу, и достоинство его передано Герману. Во время смут в марке, когда еще Герман не вступил в отправление обязанностей маркграфа Мишенского, Болеслав пытался завладеть Мишной. Отряд конных поляков тихо пробрался за Лабу, подступил к этому городу и вошел в переговоры со стражей городских ворот. Хотя попытка не удалась, но поляки, «не причинив никому вреда и не потерпев сами», благополучно вернулись к Будишину, где сидел сам Болеслав. Эта-то быстрота движений, ненадежность на гарнизоны, вероятно, и пугала короля Генриха.