В конце лета 1010 г. объявлен новый поход на Болеслава; сборным местом было назначено Белогорье, близ Лабы. Сюда явились архиепископ Девинский, Тагино, аббат Вальтерд, епископы: гальберштадтский Арнульф, падерборнский Мейнверк, межиборский Титмар, саксонский герцог Бернгард, маркграфы Геро и Герман и князь чешский Яромир, «во всем верный королю»; во главе своего и приведенного ими войска стоял сам Генрих. Сначала сделано было предложение Болеславу отказаться без кровопролития от занятых им земель; но когда посланные с этой целью – герцог Бернгард и аббат Вальтерд – возвратились без успеха, тогда король перевел свои войска через Черную Эльстру. Здесь в стране, бывшей прежде в ведении маркграфа Геро, а теперь подчиненной Болеславу, немцы стали поступать как неприятели: они выжигали селения и истребляли народ. На границе Лужицкой марки Генриху еще раз пришлось убедиться, как далеко раскинуты сети Болеславом, как широки его замыслы: близ Ярина привели к нему двух человек из колена гаволян, которых подозревали в шпионстве и в сношениях с Болеславом. Это было очевидным доказательством, что король польский старается поднять против немцев и тех славян, которые были подчинены им. Внезапная болезнь захватила во время похода и самого Генриха и архиепископа Тагино; болезни распространились и на значительную часть войска. На военном совете, состоявшемся по этому поводу, было определено королю с больными оставить военный лагерь, а остальным, под предводительством Яромира, продолжать начатый поход по направлению к Одре, в жупы дедошан и силезцев.
Болеслав сидел в это время в крепости Глогове, на Одре; сюда направлялись и передовые отряды немецкого войска. Польские рыцари, завидевшие их с городских стен, пылали желанием сразиться; но Болеслав так удерживал свое любимое рыцарство: «Войско, которое вы видите, невелико числом, но зато отборное и храброе; если я сделаю нападение, то или одержу победу, или буду побежден, во всяком случае ослаблю себя; король тотчас же может собрать новое войско. Гораздо лучше теперь сдержаться, а сделать на них нападение в другой раз, так чтобы это не было сопряжено с большим уроном». Осенние дожди и разлив рек заставили немцев прекратить опустошение страны. Чехи пошли домой, а немцы через страну мильчан к Лабе. Весь этот поход слишком замечателен, чтобы не сказать о нем еще несколько слов. Вообще Болеслав щадит свои силы в войнах с немцами, предпочитает наносить врагу вред быстрыми наездами и неожиданными нападениями; он редко пускался в общую открытую свалку, вел почти всегда войну оборонительную. И замечателен способ его отступления. Достаточно взглянуть на карту, чтобы увидеть, по каким пустынным местам, по каким болотам и трясинам Нижней Спревы ведет Болеслав немцев сперва в жупу силезцев, а потом отсюда поворачивает на юг, в Глогов. Следуя за ним, немцы должны были, с одной стороны, терпеть недостаток в продовольствии, с другой – описывать круг вдвое больший, чем по прямой дороге от Белогорья до Глогова. Это странствование было весьма обременительно для немцев; нет ничего удивительного, что утомленное войско, подошедши под самый Глогов, где сидел неприятель, за которым оно гналось, не решилось сделать приступ на этот город.
Этот поход не принес немцам никакой пользы; Болеслав остался при своих завоеваниях. Генрих считал за лучшее заняться укреплением некоторых городов и предложил Болеславу перемирие, которое и было заключено 25 декабря в Межиборе на пять лет[234]. Как скоро сделаны были нужные приготовления, восстановлен город Любуша[235] и укреплены берега Лабы, немцы предприняли третий поход против Болеслава. Он состоялся в 1012 г. в июле. Но военные действия на этот раз отличались крайней медленностью, очевидной неуверенностью в собственных силах. Из Белогорья, куда собрались немецкие войска, отправляется архиепископ Девинский Вальтерд в Нижние Лужицы[236] с мирными предложениями к Болеславу; а когда переговоры не привели к желаемой цели, поход открылся весьма вяло: саксонские графы отказались от наступательной войны и ограничились укреплением границ[237]. Наступила осень, полились сильные дожди, Лаба выступила из берегов, и на некоторое время сделались невозможными сообщения между отдельными немецкими крепостями и между частями войск; в то же время предводитель войск, архиепископ Вальтерд, захворал и потом вскоре умер – все это были обстоятельства, которыми не мог не воспользоваться польский король. Он стал разрушать крепости, которые сооружены были в прошлом году немцами, когда они готовились к войне. Дело началось с Любуши – это была сильная крепость, которую охранял многочисленный отряд войска; овладеть ей для Болеслава было весьма важно. Его рыцари взяли город в то время, когда сам князь пировал со своими придворными (20 августа 1012 г.). Множество добычи досталось полякам, попались в плен важные сановники, как Гунцелин, Визон и «несчастный командир крепости Сцих», которому, по словам Титмара, какой бы город ни поручили, он всегда терял его. «Разделивши бесчисленное множество добычи и зажегши город, победоносное войско воротилось назад».
Этим кончилась пока продолжительная война. Генриха II призывали на юг дела итальянские, короля Болеслава тянули на восток дела русские. Вот почему в начале 1013 г. начались мирные переговоры между враждующими сторонами. 2 февраля явился в Девин сын Болеслава Польского Мечислав; он прибыл с богатыми дарами и имел полномочие условиться с королем о мире. Мечислав был принят при немецком дворе с великим почетом, получил от короля рыцарское посвящение и дал ему клятву в рыцарской верности. Спустя некоторое время (25 мая) и Болеслав явился на свидание с немецким королем в Межибор и был принят самым радушным образом. Титмар говорит, что здесь Болеслав признал себя вассалом немецкого короля и во время торжественного королевского выхода в церковь исправлял обязанности оруженосца; Болеслав вступил в ленные отношения к немцам будто бы за те земли, которые были ему уступлены по межиборскому договору. Придавая полную достоверность словам Титмара, Вильгельм Гизебрехт так выражается по этому поводу: «…храбрый поляк, который так часто в разные стороны разгонял врагов своих, нес теперь меч перед немецким королем во время торжественной процессии и этим признал себя пред всем миром вассалом его», и далее: «Богатые подарки принес он королю, еще щедрее отдарен был и, кроме того, получил в лен те земли, к обладанию которыми так долго стремился, – Лужицы и страну мильчанскую».
Кведлинбургский летописец, говоря о межиборском договоре, указывает, что он заключен был «не без ущерба для немецкой империи». В чем же состоял этот ущерб, если Болеслав на правах лена, как всякий немецкий граф, обязался управлять Лужицами? В Средние века вся Германия разделена была на лены, и этого никто не считал явлением унизительным для страны и народа. Одной из статей межиборского договора Болеслав обязывался доставить вспомогательный отряд на предстоящую войну Генриха в Италии, с другой стороны, король Генрих должен был выставить отряд немцев на предположенную тогда войну Болеслава с русским князем. Излишне было бы доказывать, что подобные взаимные обязательства не могли быть следствием вассальной присяги, с одной стороны, и сюзеренных прав – с другой; взаимные обязательства указывают, напротив, что обе стороны вступили тогда в чисто союзнические отношения и обещание помощи было только знаком приязни между ними. Что касается до рыцарского посвящения, о котором говорят источники, то оно не вело за собой вассальной присяги и подчиненности. Это посвящение было рыцарски-религиозным обрядом, начинавшим широко распространяться в то время. Старший по летам и по достоинству посвящал младшего, и между ними завязывались отношения нравственной обязательности, которые ничуть не соединялись с наделением леном и вассальной службой.
Вследствие указанных обстоятельств Титмарово известие о межиборском трактате не должно быть принимаемо в дословном его смысле. Мы знаем, что ни в один из трех походов этой шестилетней войны немцы не отнимали у Болеслава его завоеваний, что все эти походы оканчивались неудачами, которые Титмар извиняет то глубокими снегами, то разливом рек. Без сомнения, ущербом для империи считалось то, что вся марка Восточная и часть Мишенской, иначе Лужицы и страна мильчан с окрестностями, уступлены были по этому миру королю польскому[238]. Впрочем, договор этот нарушен был в том же году; открытая война заменилась интригой и агитацией.
Третья война с немцами. Будишинский мир. 1015–1018 гг.
14 февраля 1014 г. в Италии, в церкви Св. Петра, Генрих венчался императорской короной; полное подчинение Италии было плодом его путешествия в Рим; в том же 1014 г. он уже путешествовал по Германии как император. И король польский недолго был занят восточными делами, да и в этот короткий промежуток не упускал из вида событий на западе. Вот почему скоро снова стояли они друг перед другом – Генрих с усиленным желанием добиться покорности и добровольного отказа Болеслава от завоеванных им областей, а Болеслав с решительным намерением еще больше унизить немцев и ввести в свои политические цели другие славянские народы.
Получив немецкий вспомогательный отряд для войны с русскими, сам Болеслав ничем не содействовал королю в его итальянском походе. «По обычаю обманул и не исполнил своего обещания», – говорит Титмар. Он послал в Италию, вслед за императором, агентов, дабы они разведывали там положение дел и возбуждали, кого можно, против Генриха[239]. При самом папском дворе явились от Болеслава послы с объяснением, что король польский не мог выслать папе обычной церковной дани, вследствие тайных засад, которые устроил Генрих по пути в Италию. Важнейшим же желанием его, при осуществлении которого мог бы образоваться действительно опасный для немцев союз, было ввести в свою политику князя чешского. Там в 1012 г. вследствие какого-то внутреннего переворота лишен был трона «верный вассал короля» Яромир и овладел верховной властью брат его Ольдржих. Хотя новый князь тоже должен был заискивать расположения Генриха, чтобы получить от него признание в княжеском достоинстве; однако польский король, пользуясь отсутствием Генриха из Германии, надеялся привлечь Ольдржиха на свою сторону и с этой целью отправил в Чехию торжественное посольство. Во главе посольства был сын его Мечислав, который именем отца напоминал чешскому князю, что давно уже пора им, соединенным узами родства, прекратить взаимную вражду, что, живя в согласии, они легче могли бы противостоять всем врагам своим, в особенности императору. В то