Получив известие об этом поражении, император хотел возвратиться и отдать последний долг христианского погребения павшим воинам. Но, уступая общей просьбе, поручил епископу Мишенскому Эйдо испросить у князя польского позволение на погребение убитых и выкупить тело маркграфа Геро. При виде поля сражения, покрытого трупами соотечественников, Эйдо заплакал горькими слезами и стал молиться за души убитых. Польские воины, продолжавшие еще грабить павших, проводили его к Болеславу; выпросив у него разрешение, Эйдо при помощи самих поляков стал предавать земле трупы своих соотечественников; тела маркграфа Геро и его товарища Видреда отправлены были в Мишну.
Между тем император с остальным войском отступал по стране мильчанской к городу Стреле; следом за ним шел польский королевич Мечислав. Но император успел добраться до Межибора и был вне опасности; маркграфу Герману поручил он следить за движениями Мечислава и защищать от него Мишенскую марку. Под утро 13 сентября поляки перешли Лабу, в количестве семи конных полков, и встали под самой Мишной, часть войска начала опустошать окрестности, другая осаждать город. Стража городского предместья Ветники, отчаявшись в успехе защиты, покинула свой пост и перебралась в вышгород. Поляки заняли покинутое предместье, захватили в нем все, что нашли, и зажгли его; в двух местах подожгли и вышгород и делали на него непрерывные нападения. Маркграф Герман, замечая, что его отряд теряет силы и присутствие духа, призывает к защите города и женщин. Они, вошедши на укрепления, подготовляли камни и бросали ими в осаждающих; пожар заливали водой, а когда ее не хватало, выкачивали бочки с медом и тушили пламя. Так держалась Мишна целый день. Наблюдая за действиями осаждающих и осажденных с горы, поблизости находящейся, Мечислав поджидал те отряды, которые отделились для грабежа и опустошения окрестностей; а они, прошедши страну с огнем и мечом до реки Яны, вернулись поздно вечером на усталых конях. Предположено было переночевать здесь и утром снова ударить на город. Но замеченная прибыль воды в Лабе заставила принять меры предосторожности и отступить от города. Этим кончились военные события 1015 г. – Мишна скоро получила от императора новые подкрепления, 8 октября приступили к восстановлению предместья, 22-го работа была уже кончена.
Весь следующий год император провел на западе и поручил защиту Саксонии императрице и дворянству. Но саксонские графы возобновили взаимные распри и дали Болеславу время укрепить за собой недавние приобретения. При дворе императорском говорили, что если бы пойти на Болеслава в этом году, то не только бы можно было принудить его отказаться от всех завоеваний, но даже наложить на него иго рабства. 6 января 1017 г. был имперский сейм в Старграде, здесь предложено было на рассмотрение князей и недоконченное дело с Польшей. Император отложил поход в Бургундию, на который он решился было в этом году; ему было весьма желательно завязать переговоры с Болеславом, с которым действительно и начался обмен посольствами. Чтобы ускорить дело, два архиепископа Эрканбард Майнцский и Геро Девинский, с графами Зигфридом и Бернгардом и другими имперскими князьями, отправились на границу тогдашних немецких владений, встали на реке Мульде и приглашали Болеслава явиться к Лабе для переговоров с ними. Болеслав находился в ту пору в Сцициане и никак не хотел унизиться, чтобы выступить за границы своих владений. Немцы сделали уступку, предлагали несколько придвинуться к нему. «А что, – спрашивали послы их, – если бы наши князья явились к Черной Эльстре (до этой реки доходили тогда границы польские), приехал ли бы ты к этой реке?» – «Я не решусь даже перейти за тот мост, на котором теперь стою», – отвечал он. Целых две недели стояло немецкое посольство близ Мульды и употребляло все средства, чтобы склонить Болеслава к открытию переговоров. Наконец, оскорбленные презрением и обманом Болеслава, они возвращаются в Межибор и своим отчетом о результате посольства возбуждают гнев императора. Объявлен был на лето поход в Польшу, саксонские графы обязались сделать к нему нужные приготовления; наложено положительное запрещение на обмен посольствами с открытым врагом государства, тщательно разыскивали тех, кто доселе имел с ним сношения. Предполагалось употребить все силы государства, чтобы нанести чувствительный удар гордому поляку. Начались дипломатические сношения с государями, с которыми прежде еще никогда не сносились императоры: в самом деле, в первый раз тогда Русь и Германия совокупными силами обязались действовать против общего им врага. Между тем как Генрих намеревался ударить на Польшу с запада, русский великий князь Ярослав должен был придвинуть свои войска к восточным границам ее[243].
Этот последний поход Генриха II на Польшу начался в июле 1017 г. и продолжался два месяца; чехи, лютичи и русские были его союзниками. Характеризуется и этот поход теми же чертами, что и предыдущие: вялость немецкого движения, бесцельное углубление в страну неприятельскую, оставленный без надежного прикрытия тыл. Поляки действуют осмотрительно, отступают перед главным войском, врассыпную делают наезды на области немецкие, выжигают города, уводят в плен население, угрожают с неприкрытой для отступления стороны.
8 июля император переправился через Лабу, в Лиске назначено было соединиться всем войскам; два дня император должен был дожидаться здесь медленно подвигавшееся войско; здесь представил ему Генрих, герцог Баварский, результаты неудачных переговоров своих с Болеславом. Когда собрались немецкие и союзнические войска, император повел их знакомой уже дорогой, через Лужицы к Одре и Глогову, где заперся Болеслав; целый месяц провели они в дороге, опустошая попадавшиеся на пути селения, и 9 августа дошли до Глогова. Польские стрелки вызывали немцев на бой, но император удержался от сражения. Не осаждая Глогова, оставив без внимания и другие сильные польские крепости на Одре, как Кросно, Вратиславль и др., он отделяет огромную часть своего войска, двенадцать полков, и посылает ее на юг, в Силезию, осаждать город Нимч (Nimptsch). Этот город был сначала охраняем весьма слабым отрядом; но когда немецкие войска расположились лагерем под его стенами, то, пользуясь темнотой ночи и проливным дождем, пробралось в него сильное подкрепление, подосланное Болеславом. Через три дня прибыл под Нимч и император с главным войском, приказал оцепить со всех сторон город и приступил к правильной осаде его. Сюда же двинулся из Глогова и Болеслав и стал следить за действиями немцев из Вратиславля. Таким образом, в Силезии сосредоточились главные силы врагов[244], но война велась и, пожалуй, гораздо оживленнее во многих других местах. Моравские рыцари Болеслава окружили неосторожный отряд баварцев, избили его и отплатили за поражение, нанесенное им в 1015 г. Мечислав с десятью полками ворвался в Чехию, которая, за отсутствием князя Ольдржиха, могла оказать ему слабое сопротивление, два дня грабил страну и возвратился с бесчисленным множеством пленников. С другой стороны опустошали Чехию моравские рыцари, они с огромной добычей уже возвращались домой, но их накрыл маркграф Генрих, отнял у них добычу и нанес им жестокое поражение. Легкий отряд наездников Болеславовых напал 15 августа на немецкий город Белогорье на Лабе. Из этого можно видеть, что нападения были с разных сторон и что ни одна часть обширного государства Болеслава не осталась незащищенной. Так, часть лютичей напала было на один польский город, но при этом потеряла многих убитыми и пленными и принуждена была довольствоваться грабежом. «Прискорбно вспоминать, – говорит Титмар[245], – о том злодейском поступке, который сделали рыцари Болеславовы 19 сентября в стране между Лабой и Мульдой: быстрым наездом они забрали здесь более тысячи человек военнопленными и на широком пространстве выжгли селения».
А император все сидел под Нимчем и приготовлял средства к приступу; но и в это время «не замеченный ни одним сторожевым, в тишине ночи, пробрался в город большой вспомогательный отряд». Понятное дело, при такой дисциплине и продажности военачальников осада не могла идти успешно. «Мы стали изготовлять машины, но на стороне врагов можно было заметить подобные же приготовления. И я не знаю, защищались ли когда осажденные с большей настойчивостью и лучшим искусством; против язычников они поднимали св. крест и с его помощью надеялись победить их; если имели удачу, никогда не кричали с радости, но также не горевали и при потере». Когда изготовлены были стенобитные машины, после трехнедельного сидения под городом император приказал придвинуть их к стенам; но с городских стен подложен был огонь под осадные снаряды, и они быстро обнялись пламенем. Князь Ольдржих с чехами пытался подняться на стены, но не имел успеха; отброшены были также и лютичи, отважившиеся на подобную же попытку. Так безуспешна была трехнедельная осада города; а между тем во многих местах польское рыцарство одержало перевес над отдельными немецкими отрядами, в войске императорском стали распространяться заразительные болезни и смертность, и над всем этим невдалеке следил за всеми движениями немцев зоркий глаз польского короля.
Генрих решился снять осаду и начать отступление; главное войско с императором отступало через Чехию, маркграф Генрих с лютичами шел другим, северным путем, через страну мильчан и гломачей. Отступление соединено было с величайшими затруднениями как потому, что нужно было отбиваться от преследовавших врагов, так и вследствие внутренних раздоров между союзниками, которые могли повести к важным последствиям. Болеслав преследовал отступающих в том и другом направлении: более шестисот пешего войска отправлены были затруднять путь императорскому войску к Чехии, конный отряд рыцарей пустился в погоню за лютичами и маркграфом Германом и произвел опустошительный наезд на страну между Лабой и Мульдой. Титмар воздерживается входить в подробности описания тяжелых утрат, но и в том, что он говорит, весьма сильно проглядывает униженное чувство патриота: «Можно ли описать тяжести этого похода и в состоянии ли кто изобразить утраты, понесенные всеми? Непреодолимые трудности представляло вступление в Чехию, но еще хуже был выход из нее… чего враги не могли сделать нам при вступлении в Чехию, то позже допущено им было за грехи наши!» Неудовольствие союзников, готовое перейти во враждебное чувство к немцам, произошло вследствие дурных обстоятельств, которыми сопровождалось отступление. Лютичи были в походе со своими жрецами, на своих знаменах они носили изображение богини. Один из друзей маркграфа Германа по неосторожности прорвал изображение лютичской богини брошенным камнем; с огорчением жаловались на это жрецы императору и получили в удовлетворение двенадцать талантов. Когда затем они переправлялись около Вурцина череа Мульду, потеряли в реке и другое изображение своей богини, причем потонуло 50 их лучших воинов. При таких знамениях гнева богов они возвратились домой и намеревались, изменив императору, войти в соглашение против немцев с Болеславом Польским, который уже давно указывал им на выгоды такого союза. Немалого труда стоило императору привлечь на свою сторону старшин их и таким образом удержать лютичей от союза с Болеславом.