Часовня замка в Цешине. XI в.
Заключив с немцами будишинский мир, Болеслав предпринял в 1018 г. поход на Русь. Этот поход Болеслава вызван был двумя обстоятельствами: жалобой зятя на то, что Ярослав Киевский лишил его прав на княжение и выгнал из земли, и тем, что киевский князь был в союзе с немцами против Польши.
Поход открылся летом, в июле. Собственное численное войско Болеслава усилено было 300 немцев, 500 угров и 1000 печенегов. 22 июля он подошел к Бугу, служившему границей между русскими и поляками. На другом берегу реки ждал его Ярослав с киевлянами, новгородцами и варягами. Воевода Ярослава Будый, разъезжая по берегу, начал смеяться над Болеславом: «Вот мы проткнем палкой брюхо твое толстое!»[248] Был Болеслав велик и тяжел, так что и на коне с трудом сидел, но зато смышлен, замечает летописец. Не выдержал он насмешки и, обратившись к дружине, сказал: «Если вам это ничего, так я один погибну», потом сел на коня, бросился в реку, а за ним и все войско. Ярослав не ожидал такого оборота дела, не приготовил к битве своих дружин, войско его не выдержало нападения врагов, частью разбежалось, частью было избито; сам он с четырьмя мужами ушел в Новгород. С того дня почти без сопротивления шел Болеслав по русской земле. Весьма вероятно, что его успеху много помогло то, что с ним был русский князь, который мог иметь в Киеве свою партию; куда ни приходил Болеслав, везде принимали его с дарами, 14 августа подошли поляки к Киеву; городские стены еще прошедший год выдержали сильную осаду печенегов и были попорчены пожаром, поэтому киевляне не могли долго сопротивляться. Митрополит Киевский в торжественной процессии, с мощами святых и другими святынями, встретил князей в монастыре Св. Софии. Болеслав нашел в Киеве мачеху, жену и девять сестер князя Ярослава: одну из последних, в руке которой незадолго перед тем ему было отказано, взял себе в наложницы. Тогдашний Киев удивлял иностранцев своим богатством, роскошью и многолюдством: здесь было более 400 церквей, 8 рынков, постоянный прилив иноземных гостей. Болеслав нашел в нем неизмеримое множество скопленных богатств, золота и дорогих одежд, большую часть которых разделил между своими дружинниками и любимцами, а часть отослал в Польшу. Овладев Киевом, Болеслав распустил все союзнические войска, а свое рыцарство разослал по городам на кормление. Гордясь своим успехом, послал митрополита Киевского к Ярославу с предложением выдать ему дочь его, жену Святополка, обещая взамен освободить мачеху, жену и сестер Ярославовых.
Десять месяцев, по словам Галла, проживал Болеслав в Киеве. Очень понравилась ему новая столица, и он спешил заявить о своих успехах могущественным императорам, восточному и западному. Любимец его, аббат Туни, отправился с дарами к немецкому императору засвидетельствовать перед ним преданность Болеслава; византийскому императору, сделавшемуся теперь соседом Польши, Болеслав обещал мир и спокойствие, если он окажет себя верным другом; если же нет, грозил сделаться упорным и непреодолимым врагом его. Вообще, можно заметить, что Болеслав не считал себя гостем в Киеве и задумывал оставить киевский стол не за Рюриковичем, но за Пястовичем. Но оказалось сильное народное движение против поляков, подобно тому как это раз случилось уже в Праге. Летописец[249] говорит, что Святополк приказал избивать рассевшихся по городам поляков; но могло и не быть прямого повеления: взаимное неудовольствие между поляками и русскими было и тогда, и продолжалось через всю историю, и последние не могли спокойно смотреть на хозяйничание первых. Оставшись без надежной опоры и угрожаемый движением северных дружин, Болеслав решился оставить захваченный город. Он взял с собой все имущество Ярослава и повез богатую добычу из Киева; известно лицо, которое весьма усердно при этом помогало польскому королю, – это был Анастас, священник Десятинной церкви, хитрый грек, уже раз изменивший своим соотечественникам (когда великий князь Владимир осаждал Корсунь) и менявший привязанности, смотря по выгодам. Болеслав увел с собой из Киева бояр Ярославовых, и двух сестер его, и множество пленников; дорогой захватил Червенские города, принадлежавшие России с 981 г. Святополк начал княжить в Киеве[250].
Между тем Ярослав, разбитый Болеславом, явился в Новгород и хотел оттуда бежать за море. Но новгородцы успокоили его обещанием выставить новое войско и действительно скоро двинулись к Киеву. Можно предполагать, что это движение северных дружин и заставило короля польского поскорее выбраться из Киева. Святополк, захвативший киевский стол, испугался приближавшегося Ярослава, убежал к печенегам и, получив от них помощь, снова явился в Русь с намерением овладеть великокняжеским престолом. Печенеги встретились с русским войском на Альте, на том месте, где убит был, по проискам Святополка, князь Борис; между ними произошла тут злая сеча, какой и не бывало на Руси, по замечанию летописца. Святополк был побежден «и пробежа лядьскую землю, гоним божьим гневом, прибежа в пустыню межю Ляхы и Чехы, испроверже зле живот свой». А Ярослав сел в Киеве и утер пот с дружиною, показав победу и труд великий.
Вместе со смертью Святополка прекратилось и влияние на Русь Болеслава. Ни немецкие, ни польские, ни русские источники не говорят ничего о последних годах его жизни. Может быть, упоенный славой последних побед, он почитал задачу жизни своей конченой. Нам остается взглянуть на сочувственный образ храброго короля, как он проявлялся в его домашней жизни и каким он остался в народном воспоминании.
Образ польского короля был бы далеко не очерченным, если бы мы не обратили внимания на поэтическую окраску, приданную этому королю в народном предании. Вместе с Болеславом вступила Польша на путь военной славы, приняла участие в западном просвещении, старательно разносимом по стране чужеземным духовенством. Война питала военное сословие и приближала его к королю; духовенство пользовалось его расположением, получало обширные поземельные участки, – с Болеславом явилось резкое (конечно, не сразу) разграничение и выделение сословий, это повело к сословным привилегиям, к понятию о родовитости и знатности. Понятно, почему память Болеслава не умирала в предании дворянства и духовенства. Но любопытно то, что имя его пользовалось популярностью между кметами, на Болеслава смотрело ближайшее потомство как на справедливого и нелицеприятного судью, как на батюшку-царя, щедрого питателя и кормильца, к которому вход во всякое время открыт и самому бедному кмету[251]. Народный идеал князя русского Владимира весьма родствен идеалу короля Болеслава, рисуемому Галлом. Мы попытаемся сопоставить несколько сходственных черт. Одно из свойств предания – это окружать с течением времени любимую личность теми признаками, с отсутствием которых в государях известного времени не мирятся представления народа о государе вообще. Сопоставление народных представлений о князьях польском и русском может выяснить идеал славянского князя.
Самые резкие черты этого идеала – справедливость ко всем равная общедоступность и щедрость, доходящая до баснословных размеров, щедрость пригревающая, кормящая и ласкающая всякого, кто бы ни появился вблизи княжеского двора.
Рыцарское сословие приняло весьма широкое развитие при Болеславе и, обратившись затем в шляхетство, стеснило кметское сословие; кметы пытались было возвратить свои прежние права, возмущались против новых порядков, но должны были притихнуть и погрязнуть еще глубже в унижении и бесправности. Тем незабвеннее должен был казаться им тот король, который никогда не отказывал им в справедливости. «Обладал король Болеслав великою справедливостию и дивною доступностию. Когда какой бедный крестьянин или женщина жаловались ему на кого-нибудь из воевод, Болеслав, хотя бы он был занят и важными делами и окружен большою толпою панов и рыцарей, не сходил с места, пока не выслушает всей жалобы и не пошлет коморника своего за тем, на кого жаловались. Тогда же препоручал жалобщика одному из своих доверенных лиц с тем, чтобы он охранял его от обид и доложил королю его дело, когда явится обвиняемый; при этом уговаривал кмета, как своего сына, чтобы отсутствующего он не винил без причины и чтобы таким образом не привлек на себя того бедствия, которое готовил другому… С одинаким вниманием разбирал он дело кмета и знатного пана». Не обременял он кмета тяжелыми повинностями; но, как любящий отец, доставлял ему спокойную жизнь. Во всех местах имел определенные места для стоянки и постоянную прислугу, не любил останавливаться в нежилых местах, но предпочитал города и замки. Перенося свой двор с места на место, всякий раз переменял начальников… Когда проезжал какую область, никто не скрывал от него своих быков или овец, но богатый и бедный с радостною улыбкою смотрели на него, целый край сбегался навстречу своему королю».
Огромные богатства королевские шли или на подарки его верному рыцарству, или на праздники народные. Быть ко всем щедрым, раздавать богатые одежды, устраивать праздники на целый округ – все это принадлежало к существенным чертам королевского достоинства. Князь настолько пользовался расположением народа, насколько, по словам надгробной похвалы Болеславу, большими владел он богатствами и был щедрым распорядителем государственной собственности. Каждый торжественный день проводился в шумных, на целый край даваемых праздниках; обыкновенный обед королевский был накрываем на сорока столах больших и на нескольких малых; чтобы был всегда готовый запас живности и припасов, нанимаемы были для этого из разных краев толпы птичников и охотников, которые ловили и доставляли ко двору все роды крылатого и четвероногого зверя. В многочисленных городах княжеских были запасы богатых одежд, меду и разных яств, которые назначались для народа. Рассылая своих наместников по городам, приказывал им в известные дни давать пиры горожанам и окрестным поселянам, раздавать одежды и другие королевские дары, какие сам он обыкновенно давал народу