— У меня есть костюм развратной вампирши, — сказала Джейни.
— Нет.
— Развратной медсестры? — предложила Джейни.
— Нет.
— Развратной…
— Никакого разврата, — перебила ее Сидни. — О господи, это катастрофа! Иди сюда. Может быть, я сумею что-нибудь сделать с твоими волосами.
Сидни похлопала по креслу, которое не так давно освободила Мэдисон Эллиот. Опустив голову, Бэй подошла к матери, совершенно смущенная. Проходя мимо Клер, она старательно избегала смотреть ей в глаза, и Клер подавила улыбку. Когда Бэй опустилась в кресло, Сидни сдернула с нее бейсболку, и длинные темные волосы рассыпались по плечам. Сидни провела по ним пальцами, глядя на отражение дочери в зеркале.
За его раму были заткнуты многочисленные фотографии Бэй. На одной она, шестилетняя, лежала под яблоней. На другой была запечатлена на вечеринке в честь ее девятилетия, когда Клер испекла для нее черничный торт. Еще на одной она, двенадцатилетняя, стояла рядом с Финеасом Янгом на автобусной остановке: это был первый раз, когда Сидни позволила им дожидаться школьного автобуса без нее. А теперь Бэй была в зеркале, пятнадцатилетняя и готовая отправиться на свою первую в жизни дискотеку.
Сидни, похоже, почувствовала, что Бэй сейчас отпустит комментарий относительно круглых, как два пятака, глаз матери, потому что откашлялась и велела администраторше:
— Вайолет, когда придет миссис Чин, попроси ее немного подождать, а потом вымой ей голову вместо меня.
— А как же обед? — возмутилась Вайолет.
— Клер еще даже за ним не уехала. У тебя полно времени.
Бэй поерзала в кресле.
— Мама, приходить в костюме вовсе не обязательно. Подумаешь, дискотека.
— Это твоя первая дискотека. И вовсе не «подумаешь». Я не позволю тебе пойти без костюма. Ни у кого нет какой-нибудь одежды из восьмидесятых? — спросила она своих парикмахерш. — Я делаю отличные начесы.
Клер наконец решила прийти племяннице на помощь.
— У бабушки Мэри было несколько старинных платьев, я их сохранила. Они такие длинные и полупрозрачные, в духе вечерних платьев времен двадцатых годов. Думаю, они могли принадлежать ее матери.
Сидни улыбнулась, как будто вспомнила что-то почти забытое.
— Я думала, ты единственный человек в семье, который устраивает садовые вечеринки вроде празднования первых заморозков, но теперь я припоминаю, что бабушка Мэри как-то рассказывала мне про пикники в саду. Она приглашала гостей и одевалась садовой нимфой.
— Отлично, — быстро и решительно произнесла Бэй, желая положить этому конец. — Я надену платье бабушки Мэри и буду садовой нимфой.
Клер с Сидни переглянулись. Для Сидни принять этот поступок дочери было большим шагом. Бэй была Уэверли, которая хотела нарядиться Уэверли. И не в насмешку, как однажды в их детстве сделала Сидни, на Хеллоуин нарядившаяся Клер: она нацепила длинный черный парик, чуть ли не полностью закрывавший лицо, и фартук с надписью «Поцелуй повариху» на груди; это показалось ей очень смешным, потому что целоваться с чудаковатой Клер желающих не было. Из всех возможных вариантов Бэй выбрала быть Уэверли. Потому что она ею была. И костюм этот на самом деле вовсе не был маскарадным. Сидни сдалась окончательно, увлеченная открывшейся перспективой поколдовать над волосами Бэй. Многие годы дочь позволяла ей исключительно подстригать кончики.
— Замечательно, — заключила Сидни, регулируя высоту кресла. — Клер, купишь у Фреда каких-нибудь цветов, чтобы я могла вплести их в ее волосы?
— Я быстро.
— Погодите, захватите заодно мне еще какой-нибудь пирожок, ладно? — спохватилась Вайолет.
Но Клер уже прошла мимо ее стойки и переступала порог.
Рыжие осенние лучи косо падали на землю, как будто полуденное солнце рухнуло где-то вдалеке. В эту пору года свет становился каким-то другим, точно огонь маяка, который медленно затухал.
Клер уже собиралась свернуть направо, к кафе и лавке Фреда, когда заметила слева какой-то серебристый проблеск. Обернувшись, увидела, что перед магазином одежды «Максин» стоят две дамы и о чем-то разговаривают с пожилым мужчиной в сером костюме.
Это был он. Тот самый старик, которого она видела рядом со своим домом — дважды. Клер торопливо двинулась к ним, но наткнулась на ватагу студентов: те встали посреди тротуара, чтобы сделать групповое селфи, как будто им требовалось задокументировать сам факт совместной прогулки по тротуару. Клер стала обходить их вокруг и на мгновение упустила старика из виду.
Когда она вновь вскинула глаза, его уже и след простыл.
Озадаченная, Клер подошла к женщинам. Обе были ей хорошо знакомы. Одна из них, Пэтрис, раньше нанимала Клер обслуживать все ее юбилеи и дни рождения. Вторая была Тара, ее сестра, частенько приезжавшая погостить из Роли. Клер с Пэтрис ходили в одну школу. Сидни очень хотелось, чтобы у Бэй остались хорошие воспоминания о старших классах. Клер же, откровенно говоря, почти ничего не помнила о своей учебе в старших классах. Она приходила в школу, ни с кем там не общалась и ждала, когда можно будет после уроков пойти домой и присоединиться к бабушке на кухне.
— Клер, мы как раз говорили о тебе, — сообщила Пэтрис.
Ей было сорок с небольшим, и она вела непримиримую войну с возрастом. Волосы у нее были длинные, неестественно выбеленные и блестящие. Введенные в носогубные складки филеры не позволяли ей широко раскрывать рот, поэтому когда она что-то говорила, то становилась слегка похожей на рыбу. Ее голубые глаза были жирно обведены черной подводкой, что было ей уже несколько не по возрасту, а зрачки у нее от чрезмерного количества транквилизаторов постоянно были слегка расширены, хотя она считала, что этого никто не замечает.
— Что это за мужчина, с которым вы беседовали? — поинтересовалась Клер, стараясь говорить небрежным тоном, чтобы они не подумали, будто речь идет о чем-то важном, потому что это было не важно.
Во всяком случае, она не думала, что это важно.
— Какой мужчина? — переспросила Пэтрис.
— Ну, тот пожилой мужчина, с которым вы только что разговаривали. С седыми волосами. И в серебристом костюме.
— Мы ни с кем не разговаривали, — вмешалась Тара.
Она была старше сестры и никакой войны с возрастом не вела, по большей части потому, что, в отличие от Пэтрис, замуж вышла далеко не так удачно. Волосы у нее были не такие светлые, и она носила туники, призванные прикрыть совершенно приемлемый по меркам среднего возраста животик, которого, однако, не наблюдалось у ее не вылезающей из спортивного зала сестры.
— Он стоял тут, на этом самом месте, — сказала Клер, начиная раздражаться. — Где сейчас стою я.
— Прости, Клер, — заявила Пэтрис. — Мы не видели никого такого.
— Но вы же с ним разговаривали, — нахмурилась Клер.
— Мы разговаривали между собой, — сказала Тара. — Кстати, о чем?
— Я не помню, — ответила Пэтрис.
— Надо же, как забавно, я тоже не помню, — рассмеялась Тара.
— Мы вышли из магазина, и тут к нам подошла ты. Я думала, что мы говорили о тебе, но, кажется, это не так.
Пэтрис пожала плечами.
Клер попрощалась и пошла прочь, оставив Пэтрис с Тарой таращиться в пустоту, как будто кто-то погрузил их в транс.
Кто-то, кто оставил после себя в воздухе еле уловимый запах дыма.
Глава 6
В гостинице «Пендленд-Стрит-Инн» Энн Эйнсли стояла перед дверью комнаты номер шесть, держа в руках комплект чистого постельного белья.
— Мистер Залер? — окликнула она и постучалась.
Он не открыл. Энн и не ожидала, что он откроет. Она собственными глазами видела, как после завтрака он отправился в город.
Она отперла дверь его номера своим ключом и вошла.
Энн была замужем трижды, и каждый раз вранье очередного мужа становилось для нее полной неожиданностью. Неподдельной, ошеломляющей неожиданностью. После того как ее третий муж изменил ей и подчистую снял с ее банковского счета все, что там было, до последнего гроша, лишив ее остатков унаследованных от родителей денег, она поклялась, что никогда больше не даст себя обмануть. Все мужчины врут. Она смирилась с этим. Они врут, и ничего ты тут не попишешь. Такова уж их природа. Они все отрицали, но это лишь подтверждало ее точку зрения.
Расселл Залер тоже кое о чем врал. И ей было на это ровным счетом наплевать. В глубине души она даже испытывала что-то вроде удовлетворения, что Эндрю водят за нос. Но она была любопытна и страдала от скуки. Эндрю не разрешал ей поставить в комнату телевизор. Во всем их чертовом отеле не было ни одного телевизора. «Это не вписывается в историческую атмосферу дома», — твердил Эндрю. «А как же быть с электричеством, Эндрю? — очень подмывало ее поинтересоваться порой. — Оно тоже не очень вписывается в историческую атмосферу дома». Господи, до чего же он временами напоминал их отца! Словом, Энн вынуждена была обеспечивать себе развлечения самостоятельно.
Развлекалась она, главным образом бродя по Интернету за компьютером на стойке регистрации, шпионя за постояльцами и роясь в их вещах во время уборки номеров. Она ни разу ничего не украла. За такое Эндрю вышвырнул бы ее в ту же миллисекунду. Ей просто нравилось рассматривать, что люди привозили с собой из дому, изучать запахи их духов и размер их одежды. Она любила придумывать про них истории.
Энн всегда была немного пронырой и отдавала себе в этом отчет. Их с Эндрю отец был оптометристом, а мать ведала делами в его офисе и в свободное время тайком приторговывала пикантным нижним бельем. Основными ее покупательницами были женщины Кларк, славившиеся искушенностью в сексе и благодаря этому неизменно удачно выходившие замуж. Отец даже не подозревал о побочном бизнесе матери. Эндрю был шокирован, когда после смерти родительницы нашел ее каталоги.
Энн же была прекрасно об этом осведомлена. Те самые каталоги она обнаружила в возрасте десяти лет, наткнувшись в глубине шкафа матери на запертый ящик. Она перерыла весь дом и в конце концов отыскала заветный ключик в бачке унитаза.