— Ты забыла свой телефон у меня в машине, — сказал Джош.
Он сидел, опершись локтями на колени, одной рукой небрежно протягивая ей телефон.
— Ой! Спасибо.
Она взяла телефон и сунула в рюкзак. Так вот куда он запропастился. Она нигде не могла его найти, когда мама в наказание хотела его забрать, как будто Бэй жить без него не могла и его отсутствие стало бы для нее вселенской трагедией.
Она принялась рыться в рюкзаке, думая, что он сейчас встанет и пойдет дальше по своим делам. Но чем дольше она копалась в недрах рюкзака, бессмысленно перетасовывая учебники, тем отчетливее осознавала: он вовсе не собирается никуда уходить.
В конце концов она снова повернулась к нему. Взгляд Джоша сквозь темные стекла солнцезащитных очков был устремлен на нее. Он был в джинсах и полосатом свитере. Она молча уставилась на него в ответ, вскинув брови. Если он рассчитывает завязать с ней разговор, пусть тогда первый и начинает.
— Прости, что грубо повел себя с тобой, — произнес наконец Джош. — У меня был не самый удачный вечер, но это не причина срывать злость на тебе. — Он принялся разглядывать свои руки, сжатые в замок между широко расставленными коленями. — Я рад, что ты туда пришла. Я много думал об этом на выходных. И понял, что даже не сказал тебе спасибо. Вот говорю.
— О’кей.
— О’кей?
— Я принимаю твои извинения.
Он улыбнулся:
— Это очень великодушно с твоей стороны.
— Да, я такая. Воплощенное великодушие.
Еще несколько минут они просидели молча.
— Ты все еще здесь, — в конце концов произнесла Бэй — не грубо, а скорее с любопытством, как будто он мог об этом позабыть.
— Да, — кивнул он.
— Это что, — она взмахнула рукой, указывая куда-то в направлении него, имея в виду его присутствие, — тоже часть извинения?
— Нет. Но я понимаю, почему ты задаешь этот вопрос. И хочу извиниться еще раз.
— Из-за чего ты подрался с тем парнем?
Бэй до смерти хотелось это узнать, но она была уверена, что это так и останется для нее тайной за семью печатями.
Джош пожал плечами:
— Он стал острить на тему того, что у моего отца не хватило денег, чтобы проплатить мне место в чемпионате штата. Мы — хорошая команда. И папа тут совершенно ни при чем. В самом прямом смысле. Он терпеть не может футбол.
— Ты отличный игрок. Я видела, как ты играешь. Ну то есть мы все видели, — поправилась она поспешно.
— В глубине души я даже где-то надеялся, что нас застукают. Кто-то даже выложил в Интернет видео драки. Я думал, маму с папой вызовут из отпуска и они замучают меня нотациями на тему того, как они во мне разочарованы. Но директор сегодня и не взглянул в мою сторону, несмотря даже на это. — Джош снял очки и указал на фингал под глазом. За эти два дня он успел стать меланхоличного фиолетово-желтого цвета. — Они никогда ни о чем не узнают, если я сам им не расскажу.
— Зачем тебе рассказывать им?
Джош покачал головой:
— Иногда мне очень хочется, чтобы они поняли: я не тот, кем они меня считают.
Это было настолько неожиданное признание, что Бэй машинально спросила:
— А кто ты?
И тут она поймала себя на мысли, что действительно этого не знает. Она знала о нем ничуть не больше, чем он о ней. Единственное ее преимущество перед ним — это то, что она, в отличие от него, знала, и знала точно, где ей необходимо оказаться в итоге.
— Я — Джош Мэттисон, приятно познакомиться, — дурашливо произнес он с преувеличенно широкой улыбкой и протянул руку, как будто хотел, чтобы она ее пожала.
Она не стала этого делать. Его улыбка угасла, и он снова надел солнцезащитные очки.
— Я не хочу идти учиться в Нотр-Дам, как мой дед. И не хочу вести бизнес вместе с отцом.
— Это не отвечает на вопрос, кто ты такой. Это отвечает на вопрос, кем ты не являешься, — заметила она. — А ты-то сам чего хочешь?
Ее вопрос, похоже, привел его в замешательство.
— Я не знаю, — признался он. — По утрам, когда я сижу в машине, пытаясь заставить себя ехать в школу, меня бросает в холодный пот. Вечером я отрубаюсь в девять часов, потому что у меня нет сил. Иногда у меня болят щеки от улыбок, от притворства, будто меня устраивает то, куда идет моя жизнь.
Ответ был настолько очевиден, что поначалу Бэй решила — он играет с ней.
— Так прекрати притворяться.
Он посмотрел на нее с таким видом, как будто она сказала что-то очень остроумное.
— Готов поспорить, что ты в своей жизни ни дня не притворялась.
— Ты так говоришь, как будто это очень просто.
Джош пожал плечами.
— Иногда мне снится, как будто я подстригаю траву, — признался он. — Мне нравится смотреть, как подстригают траву на футбольном поле. Мне кажется, это такое медитативное занятие — ездить на газонокосилке, туда и обратно, час за часом.
Подъехали вечерние автобусы, и ребята из Дальних Далей, подхватив свои рюкзаки и футляры с музыкальными инструментами, стали выстраиваться в очередь.
Бэй поднялась.
— Ты мог бы устроиться работать на стадион в Хикори. Там наверняка масса работы для газонокосильщиков. И для игроков. И для тренеров.
Джош смотрел, как она пристраивает за плечами свой рюкзак. Вид у него был слегка огорошенный, как будто он собирался с духом перед чем-то неприятным. Бэй мысленно закатила глаза. Он что, в самом деле считал, что разговор с ней — такое ужасное дело?
— Хочешь, я подвезу тебя до дому?
— Спасибо, с меня и прошлого раза хватило. Автобусы уже подошли.
Упоминать о том, что находится под домашним арестом, она не стала.
Бэй двинулась по лестнице вниз, а Джош остался сидеть на ступеньке.
— Ты придешь завтра? — спросил он ей вслед.
— Я здесь каждый день, — отозвалась она, встав в очередь.
За мгновение до того, как она собиралась сесть в автобус, Джош окликнул ее:
— Бэй!
Она обернулась. Он поднялся, слегка морщась и держась за бок.
— Передай своему другу Фину от меня спасибо.
— За что?
— Посмотри видео, — бросил он и побрел вверх по ступенькам.
Она попыталась просмотреть видео с телефона по пути к тете Клер, но аккумулятор сел в ноль и требовал зарядки. Да и вообще, все равно ей придется отдать телефон маме, когда она вернется домой.
Изначально условия ее домашнего ареста были таковы:
1. Сидни отвозит Бэй в школу по утрам и забирает от тети Клер по вечерам.
2. Бэй отдает ей свой телефон, как только его найдет.
Сидни сказала, что этот перечень может потом пополниться новыми пунктами, просто она их пока еще не придумала. Бэй уже успела тщательно прокрутить эти условия в голове и обнаружила в них массу лазеек. К примеру, в них не было ни слова о том, что ей не разрешается сидеть на крыльце школы и болтать с Джошем, хотя вероятность этого события была столь исчезающе мала, что мама просто сочла ее не заслуживающей упоминания.
Была и еще одна лазейка: мама ничего не сказала относительно того, что ей нельзя выходить из дому по делам, хотя на самом деле домашний арест именно это и подразумевал.
Судя по всему, ее мать импровизировала на ходу. Этот неожиданный домашний арест, наложенный сутки спустя после предполагаемого проступка, объяснялся тем, что Бэй якобы не попросила разрешения вернуться домой в сопровождении кого-либо еще, кроме мамы Фина. Во всяком случае, именно так пояснил ей явно смущенный отец, пытаясь придать решению матери хотя бы какую-то видимость логики.
Но Бэй понимала: за этим определенно кроется что-то большее.
Ибо, хотя Сидни постоянно уговаривала дочь почаще бывать на людях, знакомиться с мальчиками и ходить на свидания, едва стоило ей признаться, что ей кто-то понравился, как ее мать отреагировала таким образом. Отсюда сам собой напрашивался вывод: ее смущал вовсе не мнимый проступок Бэй. Ее смущал выбор дочери.
Маме не нравился Джош Мэттисон. И Бэй ни малейшего понятия не имела почему.
— Клер, тебе нужен веб-сайт, — заявил Бастер, когда полчаса спустя Бэй вошла в кухню дома Уэверли.
Клер улыбнулась племяннице. Бэй ответила ей отсутствующим взглядом. Пожалуй, она все же выглядела слишком довольной для человека, которого только что впервые в жизни посадили под домашний арест.
— Как можно работать без веб-сайта? — продолжал между тем Бастер. — У меня в голове не укладывается, что ты до сих пор отправляешь все по факсу.
— Я не умею делать веб-сайты, — сказала Клер, помешивая в большом медном тазу смесь из сахара, воды и кукурузного сиропа в ожидании, когда она закипит.
Как только это произойдет, необходимо будет следить по термометру за температурой, чтобы не упустить момент, когда нужно добавить красители и ароматизаторы. Сегодня снова был день лимонной вербены.
Этикетки на жестяных банках, предназначенных для фасовки леденцов с лимонной вербеной, гласили:
Эссенция лимонной вербены успокаивает,
утоляет все горести и дарует блаженный покой.
Мудрость — голос, которому нечего доказывать.
Все должны попробовать его.
Бастер с преувеличенно заговорщицким видом огляделся по сторонам, потом прошептал:
— Так, только никому не говори, но существуют такие секретные специалисты — они называются веб-дизайнеры, — которые сделают все это за тебя. Я сведу тебя с нужными людьми, но тебе придется дать клятву хранить все в строгой тайне!
Клер покачала головой. С Бастером она познакомилась прошлым летом на одном банкете, который организовывала. Он там работал официантом. Позднее из всех нуждавшихся в подработке соискателей с кулинарных курсов при Орионовском колледже она выбрала именно его. Впрочем, иногда она начинала сомневаться в своем решении. Он никогда не затыкался.
— Ладно, забудь про веб-сайт, — сказал Бастер. — Прими предложение «Дикори фудс». Тот бизнес-консультант, с которым ты советовалась, сказал, что тебе нужно продать бизнес в течение ближайшего года, пока ты не потеряла запал. Так что ты продаешь бизнес, но оставляешь себе право решающего голоса. Подумай только: расширение, рекламная кампания, фабрика в Хикори. Можешь себе представить? Никаких тазов с сиропом, который нужно мешать. Никаких этикеток, которые нужно наклеивать. Никаких коробок, которые нужно собирать. Никакого биоразлагаемого пенопласта, который липнет к моей заднице, когда я выхожу из этого дома!