Толстяк смерил Сидни взглядом — с ее черными колготками и черными туфлями на каблуках, коротким клетчатым плащом и тугим пучком на затылке.
— Чего вам? — буркнул он, перекрывая орущий телевизор.
— Кто там? — поинтересовалась из кресла женщина. Ей могло быть все семьдесят, а может, и пятьдесят, просто она «плохо сохранилась».
— Я приехала к Вайолет, — сказала Сидни. — Ее сегодня не было на работе.
— Вайолет! — рявкнул толстяк.
Дверь гостиной распахнулась.
— Что?! — огрызнулась Вайолет, потом увидела на пороге Сидни. — Ой! Проходите скорее, — сказала она, торопливо делая Сидни знак войти в комнату.
Сидни пересекла гостиную.
— Простите, у нас тут очень жарко. Рой с Флоренс вечно врубают печку на полную мощность, — сказала Вайолет, закрывая дверь комнаты.
Единственное окно было раскрыто настежь, и поток прохладного воздуха, сталкиваясь со струями горячего, выдуваемого сквозь радиаторные решетки, создавал в комнате завихрения, из-за которых казалось, что все здесь находится в постоянном движении. Вайолет была в одних шортах и майке.
— Простите, что не смогла прийти сегодня. Чарли устроил мне веселую ночку.
— Надо было позвонить, — сказала Сиди, подходя к Чарли.
Малыш сидел на полу и играл старыми пластмассовыми кубиками. Она опустилась перед ним на корточки и пощупала ему лобик. Он засунул кубик в рот и вскинул на нее свои огромные черные глаза.
— Привет, малыш. Ты что, заболел?
— Ему уже лучше, — заверила ее Вайолет так поспешно, что, видимо, никакого недомогания на самом деле не было.
Сидни обвела крохотную комнатушку взглядом. На пол был брошен голый матрас, накрытый индейским пледом. Никакой мебели. Повсюду валялась одежда и игрушки.
За дверью стоял комплект из нескольких голубых чемоданов. Из всей обстановки комнаты, похоже, лишь к нему относились хотя бы с каким-то подобием уважения.
— Зачем тебе эти чемоданы? — спросила Сидни.
— Уеду же я когда-нибудь отсюда. Это не мой дом. Я и не отношусь к нему как к дому. Это все временное. И всегда было временным.
— В Бэскоме жить не так уж и плохо. Ты просто к этому привыкаешь. Все привыкают. Ты никогда не думала о том, чтобы окончить школу визажа?
Вайолет плюхнулась на матрас и прислонилась спиной к обитой панелями стенке.
— Может, и думала.
— Я помогла бы тебе совмещать работу с учебой. Может быть, тебе даже стипендию удалось бы выбить.
— Может быть. Но если я и пойду в школу визажа, это будет где-нибудь подальше отсюда.
Она вскинула голую худую руку, подставляя ее потоку прохладного воздуха из окна.
— Бэском на самом деле не такое уж и плохое место.
— Вы же уехали, — напомнила ей Вайолет.
— Я вернулась.
Вайолет пожала плечами и опустила руку, сжав пальцы в кулак, как будто поймала прохладу, точно птицу.
— Может, я тоже вернусь, а может, и нет.
— Когда я уехала, я была сама по себе. И в этом не было никакой трагедии. Я сама делала ошибки и сама на них училась. Но когда родилась Бэй, все изменилось. Я отвечала уже не только за себя. Я вернулась туда, где могла растить ее в стабильной обстановке, где у меня было к кому обратиться за поддержкой.
— Чарли — хороший малыш, — сказала Вайолет. — С ним не будет никаких проблем.
— Я знаю, что он хороший малыш. — Сидни погладила мальчика по густым темным волосам. — Но задача заключается в том, чтобы вырастить его сначала хорошим мальчиком, а потом хорошим человеком. Думаешь, это возможно, когда тебе негде жить? Как, по-твоему, будут развиваться события, когда ты уедешь из города? Ты найдешь себе идеальную работу, идеальный дом, идеального мужчину?
— Да! — заявила Вайолет. — Я не думаю, я знаю. Потому что здесь я уже искала. Их здесь нет.
— Все будет точно так же, как здесь, куда бы ты ни поехала, если ты сначала не изменишься сама.
Вайолет сползла с матраса и, обойдя Сидни, подхватила Чарли на руки.
— Я уволена? — спросила она, устраивая его на бедре. Малыш забеспокоился. — Мне нужна эта работа. Я почти скопила денег, чтобы купить у Роя его старую «тойоту».
Сидни поднялась.
— Нет, ты не уволена.
— Почему вы так со мной возитесь? — спросила Вайолет, принимаясь качать уже успевшего расплакаться Чарли.
Сидни с трудом подавила желание забрать у нее малыша.
— Потому что когда-то давно я была на твоем месте.
Вайолет фыркнула:
— Вы понятия не имеете, каково это — быть на моем месте.
— Ты выйдешь завтра на работу?
— Да, я буду.
Бросив на них последний взгляд на прощание, Сидни вышла из комнатки. Пожилая пара в гостиной с подозрением проводила ее глазами, когда она прошла между ними и телевизором к двери.
Вернувшись в свой «мини-купер», Сидни долго сидела в прохладных сумерках, чувствуя бессильную досаду. Как ни старайся, нельзя подхватить человека, который даже не подозревает, что падает.
Когда Сидни подъехала к дому Уэверли, уже совсем стемнело. Она терпеть не могла эту раннюю темноту. Кутаясь в плащ на пронизывающем ветру, она взбежала по ступенькам на крыльцо. Скоро уже придется доставать теплую одежду. Интересно, у Вайолет есть зимнее пальто? А у Чарли зимние вещи?
Прекрати, приказала она себе. Ты далеко не всесильна.
Но дело было именно в этом. Она так старалась, потому что ощущала свое полное бессилие. Для Вайолет родить ребенка было плевым делом, а для нее, Сидни, нет. Где справедливость? Пятнадцать лет назад она забеременела легко и непринужденно, настолько бессознательно, что это было как пробуждение. Нечто такое, что ее тело сделало само собой, заявив: время пришло. Теперь же это требовало таких усилий, такого напряжения.
А ведь Клер предупреждала Сидни. Относительно ее привязанности к Чарли. Сидни рассказывала сестре абсолютно все. Наверное, слишком много, но Клер всегда была рядом, всегда выслушивала, всегда говорила правильные вещи, хотелось Сидни ей верить или нет. Иногда Сидни казалось, что в их отношениях с Клер она только берет. Если Клер звонила ей, то исключительно ради того, чтобы спросить, как у Сидни дела. Сама же Клер помощи никогда не просила и никогда, казалось, не сталкивалась с проблемами, для которых у нее не было бы готового решения. Сидни очень любила сестру, но иногда это становилось просто невыносимо! Неплохо было бы, если бы — исключительно ради разнообразия — у Клер тоже время от времени возникали проблемы. Не обязательно серьезные. Хотя бы какая-нибудь мелочь, которая дала бы Сидни повод триумфально заявиться к сестре с бутылкой вина и провозгласить: «Без паники, я знаю, что делать!»
С этими мыслями Сидни взялась за ручку двери и потянула ее. Дверь не поддалась. Сидни вытащила ключ от дома и попыталась открыть дверь ключом. Безрезультатно. Она нажала на кнопку звонка, но он отказался издать хотя бы звук. Озадаченная, она заглянула с крыльца в окно гостиной и увидела, что Бэй с Марией сидят перед телевизором. Внезапно шторы сами собой съехались у нее перед носом, и она осталась стоять на крыльце в полной темноте.
Ах вот оно что. Теперь Сидни все поняла.
Она вернулась обратно к двери и, оглянувшись через плечо, дабы убедиться, что никто ее не слышит, прошептала:
— Мне наплевать, по вкусу тебе, что я посадила ее под домашний арест, или нет. Если ты сейчас же не откроешься, я вернусь сюда с краской и кисточкой и выкрашу тебя в мерзкий зеленый цвет!
Чувствовала она себя при этом полной дурой, как и всегда, когда ей приходилось иметь дело с подобными штучками из арсенала дома Уэверли.
Зато дверь открылась.
Дом всегда был немного тщеславен.
Едва она успела войти, как со второго этажа донесся голос Тайлера:
— Я забыл, что́ ты просила меня сделать наверху?
— Законопатить щели вокруг воздуховодов на чердаке! — отозвалась с кухни Клер.
— Ах да, точно, — сказал Тайлер.
Сидни заглянула в гостиную.
— Ты готова ехать? — спросила она дочь.
Бэй кивнула и поднялась с дивана.
— Я буду через минуту, — сказала Сидни, направляясь в кухню.
Клер вытаскивала из коробки жареную курицу, судя по всему купленную Тайлером по дороге с работы. Услышав шаги Сидни, она оторвалась от курицы, которую выкладывала на тарелку, и вскинула глаза.
— «KFC»? Ниже падать уже просто некуда, — пошутила Сидни, подходя к сестре. — Прошу тебя, начни уже опять готовить, пожалуйста.
— Я подумываю об этом.
— В самом деле? — изумилась Сидни.
Она впервые об этом слышала. Все члены семьи пытались уговорить Клер вернуться к готовке, и не только потому, что любили поесть. Нет, конечно, главным образом именно поэтому. Но дело было еще и в том, что чем успешнее шли дела в новом бизнесе Клер, тем сильнее она снова замыкалась в себе, а в этом не было ровным счетом ничего хорошего. Порой Сидни боялась, что, если ее сестра окончательно уйдет в себя, она может никогда больше не вернуться обратно, как их бабка, которая пряталась под лестницей, когда кто-то стучался в дверь, потому что не желала никого видеть у себя в доме.
— Сегодня заезжала Эванель, дала мне кухонную лопатку. Может, это знак.
Клер пожала плечами, и Сидни поняла, что продолжения ей не дождаться.
Она обернулась и прислонилась к столешнице.
— Как дела у Бэй?
— Почему бы тебе не спросить об этом у нее самой?
— Да надо бы. Я спрошу, — пообещала Сидни с твердой решимостью в голосе. — Мне нужно рассказать ей о вещах, о которых я ей никогда не говорила. Просто не понимаю, с какой стороны к этому подступиться.
Клер вытерла руки о первое попавшееся полотенце.
— Кстати, о вещах, о которых нам никогда не говорили. Эванель сегодня рассказала мне, что мужа бабушки Мэри звали Карл. — Клер заглянула в небольшой кабинет, примыкающий к кухне, и вернулась со старой фотографией, которую протянула Сидни. — Вот этот самый Карл, с фотографий, которые мы нашли в субботу. Как так получилось, что мы этого не знали?
— Наверное, мы просто никогда ее об этом не спрашивали. Сразу видно, что он был тот еще фрукт. Одна улыбка чего стоит. — Сидни внимательно вгляделась в черно-белый снимок. — У мамы был его подбородок.