Впрочем, она тут же отбросила эту мысль, решив, что это не имеет никакого значения. Правила не имеют никакого значения, убежденно подумала она.
Тем более когда это несправедливые правила.
Так ведь?
Ночь выдалась пасмурная и прохладная, луна пряталась за облаками. На земле за головой Горация Дж. Ориона в сквере было еще холоднее, но, по правде говоря, Джош не чувствовал холода. Они с Бэй утеплились, надев куртки, шапки и перчатки, и слишком много смеялись, чтобы по-настоящему замерзнуть.
Джош доел свой сэндвич и привалился к голове Ориона. Бэй сидела напротив него по-турецки, держа в руке стаканчик с кофе, который он ей принес. Он рассказывал ей, как однажды едва не сбежал из дома, потому что родители разрешили его старшему брату Пайтону посмотреть телевизор после отбоя, а ему не разрешили. Их экономка Джоанна поймала его и загнала обратно в комнату, прежде чем его успели хватиться родители, которые так и остались в неведении о его затее.
— Больше я сбегать не пытался, — сказал он. — Джоанна убедила меня, что за мной постоянно следит специальная видеокамера и, если я снова попробую удрать, она сразу же об этом узнает. После этого я еще бог знает сколько времени мылся в шортах. По-моему, до тебя я никому об этом не рассказывал.
— Я очень рада, — засмеялась Бэй. — Это же готовый компромат.
Джош наблюдал за ней в темноте. Он знал, что нравится ей. Она же завораживала его до такой степени, что в последнее время это стало для него практически навязчивой идеей, но он не был уверен, что его чувства лежат в романтической плоскости. А с другой стороны, романтических чувств он не испытывал никогда и ни к кому, так что откуда ему знать, как это? Целоваться с девушками ему случалось уже не раз, а с Тринити Кейл они в одиннадцатом классе дошли уже практически до самого конца, но потом она остановила его, сказав, что лучше им оставаться просто друзьями. Он согласился с этим так быстро, что это ее даже задело. Иногда он задавался вопросом: может, с ним что-то не так?
Так почему он на самом деле пришел сюда? Неужели он и впрямь считает, что эта милая и странная пятнадцатилетняя девушка знает ответы на все его вопросы? Ему очень хотелось, чтобы это было правдой. Но даже если это не было правдой, Бэй заставила его поверить в возможность того, что это правда, а это уже давало ему больше надежды, чем у него было за долгое время. Рядом с ней он испытывал ощущение счастья, безопасности и радостного волнения. Даже начал ждать этих разговоров с ней после уроков на крыльце школы. Уже несколько месяцев подряд он каждый день по дороге с занятий домой специально проезжал мимо входа в школу, чтобы посмотреть, действительно ли она будет ждать его там, как написала в той записке. Он сам принял такое решение, сам пошел на этот шаг. Это было странное ощущение. Он ему не доверял.
Джош вытянул ногу и легонько ткнул носком кроссовки ее ботинок.
— И что же ты намерена делать со своей жизнью, Бэй Уэверли?
— В конце концов я окажусь в доме Уэверли. В этом я уверена, — без заминки отозвалась она. — Мне нравится оформительская работа. Возможно, я займусь чем-нибудь в этом роде. Пойду в колледж, тогда и решу окончательно.
— Ты очень здорово украсила спортзал к Хеллоуину, — сказал он, внезапно вспомнив тот миг, когда увидел ее на трибунах.
Тогда она поднялась с сиденья в том своем платье, с цветами в волосах, точь-в-точь как во сне, который он видел мальчишкой, и он не мог думать ни о чем другом, кроме как о том, чтобы поскорее оттуда уйти, чтобы не надо было смотреть в лицо факту, что он не сможет жить в этом сне, что у него никогда не было ничего такого, чего ему по-настоящему хотелось. А все то, что у него было, на самом деле вовсе ему не принадлежало.
— И потрясающе выглядела на вечеринке, — добавил он. — Надо было сразу тебе об этом сказать. Но когда я до этого додумался, ты уже была вся в зомби-крови.
Она распрямила плечи и с гордостью посмотрела на него:
— Думаю, я неплохо справилась с образом.
— Я тоже так думаю.
Он долго смотрел на нее, так долго, что даже она, привычная к чужим взглядам, отвела глаза.
— Ну и как работает эта твоя штука? — спросил он наконец. — В смысле, что в твоем понимании значит это самое «быть вместе»?
Она рассмеялась и, придвинувшись поближе к нему, тоже прислонилась к затылку Горация и запрокинула голову, глядя в ночное небо, как будто ожидала, что оттуда что-то упадет. На ней была розовая вязаная шапка с ушами на завязках, которые ниспадали по обе стороны головы на плечи.
— Я вовсе не жду, что ты бросишься меня целовать или еще что-нибудь в этом роде, — сказала она, все так же глядя в небо.
— Правда?
Она кивнула:
— Правда. То, что есть между нами сейчас, то, что мы оба чувствуем, наши разговоры и смех, а иногда и молчание тоже. Когда моя тетя звонит моей маме, они иногда просто сидят, прижимая трубку к уху, и ни слова друг другу не говорят. Вот так это и работает.
Джош вдруг ощутил неожиданный эмоциональный подъем. Это было чувство облегчения. Она принесла в его жизнь такое облегчение. Быть с кем-то вместе, говорила она, это совсем не так сложно.
— Думаешь, сегодня пойдет снег? — спросила она.
Вновь устремив взгляд на него, она обнаружила, что их лица оказались неожиданно близко друг к другу. От нее пахло холодом и розами. Она рассказывала ему, что после уроков готовила розовые леденцы дома у тетки. Когда вечером она села в его «пасфайндер», у него было такое чувство, что она принесла с собой июль.
Теперь их лица были так близко, что почти соприкасались. Он вдруг заметил, что ее губы притягивают его взгляд точно магнит.
И тут у него в кармане внезапно зазвонил телефон.
Бэй с Джошем подскочили от неожиданности. Бэй пролила кофе прямо на джинсы и поспешно вскочила, пытаясь отряхнуть их. Джош сунул руку в карман и, вытащив телефон, взглянул на экран. На его лице появилось озадаченное выражение.
— Это ты. Как ты это сделала?
Бэй оторвалась от своих джинсов.
— Что именно?
Он развернул телефон экраном к ней. На нем горела надпись «Бэй Уэверли».
— Это ты мне звонишь, — фыркнул он.
Бэй вдруг принялась судорожно шарить по всем карманам по очереди.
— Я, наверное, выронила его, когда…
Она не договорила.
— Если это не ты, кто тогда звонит мне с твоего телефона?
— Стой…
Но было уже слишком поздно. Джош нажал кнопку «Ответить». Несколько секунд спустя он протянул телефон ей:
— Это твоя мама.
— Извини, — сказала Бэй, когда они сидели в сквере на скамейке бок о бок, глядя прямо перед собой.
— Все в порядке.
— Мне правда очень неудобно, — сказала Бэй.
— Отчасти это и моя вина. Я сразу понял: что-то не так, еще когда ты попросила подобрать тебя на дороге, а не у твоего дома.
Бэй посмотрела на него, спокойно сидящего на скамейке в своей шапочке и теплой куртке в ожидании неминуемых последствий. Он снова замкнулся в привычной раковине уныния, и за ним опять тянулся этот медленно тлеющий шлейф гари. Его беда, как постепенно начинала понимать она, заключалась в том, что он пребывал в оцепенении от нерешительности и страха. Он способен был чувствовать лишь уныние, пока кто-нибудь не предлагал ему альтернативу, и для него это было как глоток кислорода для задыхающегося человека.
Они только-только подошли к сути. Ну почему маме понадобилось позвонить в самый неподходящий момент? Она устраивала сложности там, где прекрасно можно было обойтись без них.
Ее мама настолько не умела наказывать, что забыла снова отобрать у Бэй телефон. Бэй включила его на виброзвонок и, когда Джош позвонил ей, чтобы сказать, что уже едет за ней с сэндвичами и кофе, сунула трубку в карман и выбралась из своей комнаты через окно. Джоша она перехватила на дороге, сказав ему, что ее папа рано ложится и она не хочет, чтобы шум машины его разбудил. Что, к ее чести, было совершенной правдой. Но телефон она, видимо, выронила, когда слезала вниз по дереву, что оказалось сложнее, чем ей представлялось. Номер Джоша был в списке ее звонков последним, так что, когда мама нашла под деревом телефон, обнаружив, что Бэй исчезла, она просто позвонила по нему, и — вуаля! — беглянка попалась.
Бэй с мрачным видом смотрела, как к скверику подъезжает пикап и останавливается перед входом. Оттуда выскочил Генри в джинсах и рабочей куртке поверх футболки и мама в своем красном халате-кимоно. Она даже не переоделась.
Бэй прикрыла глаза ладонью, как будто пыталась сделать так, чтобы они исчезли.
Родители молча двинулись через сквер по направлению к ним.
— Иди-ка сюда, Джош, — подозвал его Генри, когда они подошли поближе. — Нам надо кое-что обсудить.
— Папа! — возмутилась Бэй.
Ну почему они сразу решили, что Джош сделал что-то предосудительное?
— Бэй, все в порядке, — произнес Джош, поднимаясь.
— Вы делаете из мухи слона, — сказала Бэй матери, когда та остановилась перед ней и принялась молча сверлить ее взглядом.
— Ты представляешь, как я испугалась? Я пришла к тебе в комнату перед сном, чтобы заключить перемирие, с двумя чашками чая и коробкой «Птичьего молока». Я хотела положить этому конец раз и навсегда, потому что нам обеим плохо и давно пора поговорить обо всем по-человечески. Но когда я открыла дверь твоей комнаты, то обнаружила, что тебя там нет, а окно распахнуто настежь. Я решила, что тебя похитили!
О господи! «Птичье молоко». Она принесла «Птичье молоко». Они всегда называли его примиренческой едой, потому что спорить за «Птичьим молоком» было решительно невозможно. Едва ли Бэй могла почувствовать себя более виноватой. Она тайком улизнула из дому в ту самую ночь, когда мама собиралась заключить перемирие. Перемирие. Это звучало как музыка. Бэй так устала от всех этих сложностей.
— Я позвонила тете Клер, спросила, не у нее ли ты. Тогда она рассказала мне про странного мужчину, которого ты видела на Пендленд-стрит.
Хуже было уже некуда.