— Она съела яблоко? — Бэй невольно поморщилась. — Никто из Уэверли не ест яблок!
— Я не знаю, правда это или нет, солнышко. Я никогда особенно не верила в эту историю. С ней дело обстоит точно так же, как и со многим касательно нашей семьи. Это слух. Миф. Думаю, у нее могли быть какие-то проблемы с психикой. Все время, что я ее помню, она была неестественно возбуждена, а если не возбуждена, то в депрессии. А бабушка Мэри старалась дать нам с Клер все, что могла, но она была своеобразная женщина.
Бэй принялась теребить концы своих длинных волос, заплетая их в косички.
— А какой магический дар Уэверли был у нее?
— Мы с Клер как-то говорили об этом. Мы не знаем. — Сидни пожала плечами.
— Это все, что ты о ней помнишь?
— У меня есть одно странное воспоминание о ней. Забавно, но я, кажется, никому о нем не рассказывала, — со смешком отозвалась Сидни. — Я тогда была совсем маленькая, года, наверное, три или четыре, и сидела на траве, не знаю точно где, видимо в саду, потная и зареванная, потому что упала и ободрала себе локоть. Мама присела передо мной на корточки и попыталась утешить. У нее ничего не вышло. Чем больше внимания я получала, тем громче рыдала. В детстве я была склонна… устроить драму на ровном месте.
Бэй улыбнулась, как будто с тех пор мало что изменилось.
— В общем, я помню, как она сказала мне: «Смотри-ка сюда». Она разжала кулак и показала мне ладонь, но там ничего не было. А потом она подула на ладонь, и ледяные искорки взвились в воздух и осели на моем лице. Они были такие мягкие и прохладные. — Сидни коснулась ладонью щеки, погруженная в воспоминания. — Я представления не имею, как она это сделала. Это случилось в разгар лета. Я так поразилась, что даже плакать перестала.
Бэй слушала словно завороженная, как будто Сидни рассказывала ей сказку. Что, в общем-то, было недалеко от истины. Сказку про Уэверли.
— Кто твой отец?
— Я не знаю. Она никогда мне этого не говорила. Клер тоже не знает, кто ее отец. Но мы почти уверены, что это разные люди.
— Как бабушка Мэри относилась к тому, что ты встречаешься с Хантером-Джоном Мэттисоном? — спросила Бэй, вдребезги сокрушив надежду Сидни на то, что эта тема исчерпана.
Сидни сделала глубокий вдох, пытаясь припомнить то, что так усердно старалась забыть. Потом потянулась к коробке с «Птичьим молоком», взяла одну конфету себе, а вторую протянула Бэй.
— Ей это нравилось. Мне кажется, в молодости она была немного тщеславна, и ей грела душу мысль о том, что ее внучка породнится с семейством Мэттисон. Думаю, она выучила Клер так отменно готовить отчасти из примерно тех же соображений. Мы — ее преемницы, хорошо это или плохо.
— Джош не такой, как они все, — убежденно произнесла Бэй.
Сидни посмотрела дочери в глаза с серьезным видом, подчеркивая значительность того, что собиралась сказать.
— Я всегда подталкивала тебя пробовать все новое, не ограничиваться рамками нашего наследия Уэверли. Но ты неизменно бросала мне ответный вызов. Не было такого момента, когда бы ты не была абсолютно уверена в том, кто ты такая и где твое место. И я не хочу, чтобы какой-то парень отнял у тебя это. Не хочу, чтобы кто-то заставил тебя поверить в то, что ты другая, а потом отнял у тебя эту веру со словами: «Я думал, ты все понимаешь».
— Я не могу заставить его испытывать ко мне те же чувства, что я испытываю к нему. Я это понимаю, — сказала Бэй. — Но я совершенно точно знаю, что должна так или иначе присутствовать в его жизни. А он — в моей.
— Если ты должна присутствовать в его жизни, почему он встречается с тобой украдкой? — поинтересовалась Сидни. — Почему бы ему не делать это в открытую?
Бэй молчала, упрямо вздернув подбородок. Эта картина была Сидни отлично знакома. Она всегда вздергивала так подбородок, когда кто-то ставил под сомнение ее здравый смысл.
— Бэй, одно я тебе могу сказать совершенно точно: Джош знает про нас с его отцом. Он знает — и все равно это делает. Пока его родителей нет дома.
— Он не такой, — снова повторила Бэй.
— Поживем — увидим, — сказала Сидни. — Но больше никаких тайных свиданий по ночам.
Сидни потянулась встать с кровати, но Бэй остановила ее, попросив:
— Ты посидишь со мной немножко?
Сидни улыбнулась дочери, поражаясь ее способности в считаные секунды превращаться из женщины в ребенка. Потом плюхнулась обратно на кровать и притянула Бэй к себе под мышку.
В такой позе они и проснулись поздно утром в четверг, обнаружив, что Бэй проспала несколько первых уроков в школе, а Сидни опоздала на работу в салон.
Разбудил их телефонный звонок Клер: та была в истерике.
Похоже, неприятности, которые всегда преследовали Уэверли в преддверии первых заморозков, наконец решили нагрянуть и к Клер.
Глава 11
Все случилось утром, когда Клер, решив взять небольшую передышку, удалилась в свой кабинет при кухне, чтобы проверить заказы. Утро она обычно проводила в одиночестве. Бастер с Бэй приходили днем, потом Тайлер забирал Марию с занятий одного из десятка кружков, на которые она ходила после школы, и приводил домой, и вот тогда дом оживал, и даже самый воздух становился каким-то легким, как будто танцевал на ее коже. Но по утрам, как и сегодня, в доме царила тишина, если не считать бульканья сиропа в кухне и тех особых поскрипываний и вздохов, которые время от времени издают старые дома, словно жалуясь на ноющие кости.
В дверь позвонили.
Вздрогнув от неожиданности, Клер повернулась в своем крутящемся кресле. Мелодичный перезвон начал было набирать силу и звучность, а потом вдруг захлебнулся, как будто кто-то выдернул вилку из розетки. Наверное, звонок был неисправен. А может, это дом напоминал ей, что нужно заглянуть в кухню и проверить кастрюлю с кипящим сахарным сиропом, пока не начался пожар.
За звонком последовал стук в дверь.
Все-таки там кто-то был. Может, что-то привезли? Но она ничего не заказывала.
Клер поднялась и пошла через весь дом в переднюю, но когда она попыталась открыть дверь, ее заклинило.
— Хватит, — сказала Клер дому. — Я сейчас не в настроении играть в эти игры.
Дверь по-прежнему отказывалась открываться.
— У вас там все в порядке? — послышался из-за двери приглушенный голос.
— Да-да, все в порядке, — отозвалась Клер. — Одну минуту.
Она круто развернулась, поспешила обратно в кухню и вышла из дома через сетчатую дверь, выходившую на заднее крыльцо. Эту дверь не заклинивало никогда, потому что она была новшеством последних лет.
Клер двинулась вокруг дома по дорожке, ведущей к входу. Она была в мягких трикотажных брюках и старой рубашке Тайлера, поверх которой был повязан поварской фартук. Уже успела пожалеть, что не сообразила накинуть куртку: утро было холодное и слегка туманное, как будто всю их округу завернули в вощеную бумагу.
Человек на крыльце обернулся, услышав, как зашелестела под ее ногами опавшая листва тюльпановых деревьев. Подойдя к краю крыльца, он остановился на верхней ступеньке и стал смотреть на нее.
Это был тот самый старик в сером костюме.
— Клер Уэверли? — осведомился он голосом вкрадчивым, как размягченное сливочное масло. — Меня зовут Расселл Залер.
Клер нервозно заправила волосы за уши, не сводя с гостя глаз. Это был он. Тот самый незнакомец, который, точно призрак, всю неделю маячил где-то поблизости от нее.
— Вы уже несколько дней ошиваетесь вокруг моего дома.
— У вас очень милый дом.
Он спустился с крыльца и остановился в нескольких шагах от нее. Потом сунул руки в карманы и принялся оглядывать дом. Это дало ей время изучить его: коротко стриженные седые волосы и бледная кожа. И глаза у него тоже были какие-то бледные, серебристо-серые, как десятицентовые монеты.
— Вижу, дела у вас идут неплохо.
— Что вам нужно? — бросила она.
Он отступил на шаг назад, словно желая убедить ее в безобидности своих намерений.
— Я вас напугал. Приношу свои извинения. В мои намерения это не входило. Я не понимал, как к вам приблизиться. Не знал, что вам сказать.
— Это же вы говорили обо мне с Патрицией Соррелл и ее сестрой Тарой, да? В субботу днем, в городе.
Он кивнул:
— Я просто хотел убедиться, что вы действительно та, кто мне нужен.
— Нужен для чего?
Он сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил сложенный вчетверо лист бумаги, который выглядел так, как будто его вырвали из журнала.
— Это долгая история, но начинается она вот с этого. Я ждал приема у своего врача, когда наткнулся на эту статью в журнале.
Он протянул Клер листок, и она немедленно его узнала. Это была та самая статья из «Жизни в южном стиле», про ее леденцы. Она поймала себя на том, что улыбается. Неужели это ее первый поклонник?
— У меня, знаете ли, больное сердце. О, не пугайтесь. Я принимаю лекарства. Поэтому я и оказался у врача. Мои дети строго следят, чтобы я регулярно показывался доктору. Так вот, я увидел эту статью о вас и понял, что мне знакомо ваше имя. Тогда я поискал вас на компьютере моей внучки и нашел вот что.
Он вытащил из кармана еще один лист бумаги, на сей раз оказавшийся распечаткой интервью, которое Клер дала популярному кулинарному блогу под названием «Сладкий мой малыш» сразу же после того, как вышла статья в «Жизни в южном стиле». Тогда она раздала уйму интервью, опьяненная своим первым успехом, пока все еще не успело закрутиться так стремительно и стать таким сложным.
У него не один материал о ней, а целых два? Да кто он такой?
— Я уже старый человек, — продолжал между тем Расселл. — Мне осталось всего ничего, так что я хотел бы уладить это дело, пока я жив. Я должен был приехать повидаться с вами. Видите эту цитату, вот здесь? Позвольте-ка, — сказал он, забирая у нее распечатку ее интервью из блога. — Вы тут говорите: «Если бы я не была Уэверли, эти леденцы так хорошо не продавались бы. Потому что я продаю свое имя, свое наследие. Женщины семейства Уэверли — это магические и загадочные женщины из рода, уходящего корнями глубоко в прошлое и широко известного на Юге. Эти леденцы приготовлены по их тайным рецептам. В моих жилах течет кровь Уэверли. Именно это и делает мои леденцы особенными. Именно это и делает меня особенной».