В конце лета в низовьях Аму-Дарьи вспыхнуло восстание казаков Уральского Казачьего полка, вызванное политикой «военного коммунизма», продразверсткой и, как результат – повальным голодом (т. н. «Чимбайское восстание»). После овладения районом Чимбай – Нукус часть казаков переправилась на остров Муйнак в Аральском море и разоружила охранявшую остров партийную дружину. В «Дополнении к обзору военных действий 1 Армии Туркестанского фронта» от 21 февраля 1920 г. упоминается этот эпизод:
«…Остров Муйнак, расположенный в юго-восточной части моря, является центром ловецких предприятий с довольно значительным населением и удобными для стоянки судов берегами. Владение этим островом дает нам господство на море и препятствует проникновению в него из низовьев Аму-Дарьи вражеских банд. Поэтому в средних числах сентября с целью овладения этим островом был отправлен 1 Северный пехотный полк, который занял остров, разогнав сопротивляющиеся казачьи банды, разбежавшиеся по камышам, но все же успевшие захватить пароход («Бухарец»). В октябре 1 Северный полк был сменен командой 1-го броневого поезда. Из местных жителей была организована дружина численностью до 150 человек. Команда 1-го броневого поезда с этим отрядом и составляет гарнизон острова Муйнак».
Осенью 1919 года накалилась обстановка в Хивинском ханстве, где к власти пришел убежденный противник советской власти Джунаид-Хан. Получив военную поддержку от Колчака, он стал готовить совместно с Бухарским эмиром (по версии советских историков) вторжение в Советский Туркестан. В это же время часть туркменских вождей возобновила борьбу против Джунаид-Хана, а в Хиве началось восстание, организованное местными большевиками.
В ноябре отряды Джунаид-Хана вторгаются на территорию Амударьинской области (т. н. отдела), угрожают захватить Петро-Александровск. Руководство Туркестанской республики по согласованию с Москвой принимает решение об усилении борьбы с Джунаид-Ханом и о мерах по установлению Советской власти в Хиве. РВС Туркфронта формирует Амударьинскую группу войск, включающую в себя все войсковые части, от Чарджуя и до Аральского моря. Группу разделяют на два отряда: Северный и Южный. Командующим войсками Южной группы назначается Н.М. Щербаков. Командиром Северного отряда – военный комиссар Чарджуя большевик Н.А. Шайдаков (в ряде публикаций Шейдаков). В его состав включили и отряд Ревякина из бойцов «1-го боевого поезда». Северный отряд под командованием Н.А. Шайдакова выступил из Петро-Александровска 25 декабря по направлению к Нукусу, который был захвачен 29 декабря. Освободив город, отряд двинулся по направлению к Куня-Ургенчу, который был занят 7 января, а 14 января 1920 г. Северный отряд овладел городом Порсу. На сторону красных стали переходить отряды местных туркмен и каракалпаков. 1 февраля 1920 г. красноармейские отряды без боя вступили в Хиву. Джунаид-Хан с остатками своих всадников и казаками-гурьевцами скрылся в песках Кара-Кумов. В результате Хивинское ханство прекратило существование, а в апреле была провозглашена Хорезмская Народная Советская Республика.
Вскоре после этого отряд «1-й боевой поезд» был влит в части Красной армии и фактически, как самостоятельное подразделение, был расформирован. Так завершило свой боевой путь одно из самых первых воинских подразделений Красной армии, совершившее за три года Гражданской войны беспримерный рейд с боями от западной границы России до ее южных рубежей. Всего за весь период Гражданской войны (с 1917 г. по 1921 г.) отряд Константина Ревякина участвовал в 32 боях совместно с другими частями и самостоятельно на Западном, Оренбургском, Закаспийском и Актюбинском фронтах.
Однако бронепоезд отряда продолжал оставаться самостоятельной боевой единицей. В процессе реорганизации войск все бронепоезда Туркестанского фронта были сведены в отдельную бригаду. В июне 1920 года Константин Ревякин назначается командиром бригады бронепоездов в составе б/п № 10, № 23, № 28, № 1, № 14 и направляется на Бухарский фронт, где в августе-сентябре участвует в Бухарской операции Туркестанского фронта под командованием М.В. Фрунзе. Там Ревякину довелось вновь повстречаться с Г. В. Зиновьевым, который командовал основной группой войск, в которую были включены и бронепоезда.
К этому времени относится эпизод личного знакомства К.П. Ревякина с командующим Туркестанским Фронтом Михаилом Фрунзе.
В августе 1920 года на станцию Каган ночью прибыл поезд Командующего фронтом. В 6 утра Константин Ревякин был вызван к Фрунзе для доклада о состоянии бронепоезда. Вот как описывает дальнейшие события сам Ревякин.
«После доклада М.В. Фрунзе спросил меня – завтракал ли я. Я был очень смущен – и не знал, что ответить. М.В. Фрунзе меня выручил – повторил приглашение на завтрак и сказал, что еще ему надо со мной поговорить. Затем позвонил – явился адъютант, которому он приказал относительно завтрака.
Когда принесли завтрак – М.В. Фрунзе пригласил Вал. Вл. Куйбышева и меня к столу. Я был все время страшно смущен, и тем, что находился среди таких больших людей и тем, что я был хуже их одет и при том они были в новой, только что установленной для Красной Армии форме, о которой мы слышали, но никогда не видели и сами не носили. Поэтому я очень часто бросал свой взгляд на рукава Командующего фронтом М.В. Фрунзе и т. Куйбышева, на которых были нашиты «погоны» с четырьмя ромбами. М.В.
Фрунзе – очень наблюдательный человек, видимо обратил на это внимание. И не успели мы выпить по стакану (чая), как он мне заявил: «Товарищ Ревякин, я Вам приказываю снять гимнастерку». Я подумал, что он шутит, но страшно смутился и заявил, что: «у меня белье чистое, товарищ Командующий». Но он с серьезным выражением лица опять повторил свой приказ. Тогда я вижу, что надо подчиниться – встал и стал снимать гимнастерку, предварительно сняв ремень и оружие, которое стал прятать в карман. И до того я был смущен, что вспотел весь, пока снимал гимнастерку. «Не бойтесь, никто вашего оружия у меня не тронет. А, впрочем, дайте его мне» – сказал М.В. Фрунзе и протянул ко мне руку. Я посмотрел ему в глаза – вижу, не шутит, и передал ему свой «наган». А сам думаю: «Ну и вляпался. Раздел, обезоружил и, наверное, сейчас прикажет арестовать[14].
И вдруг тов. Фрунзе берет трубку телефона, вызывает адъютанта и говорит ему: «Немедленно ко мне». Я после этого до того растерялся, что перестал снимать гимнастерку. Затем кое-как снял, вынул из карманов документы и спрятал их в карманы брюк. Смотрю, тов. Фрунзе наблюдает за мной серьезно и разбирает мой «Наган», а тов. Куйбышев смотрит то на меня, то на тов. Фрунзе с еле заметной улыбкой. Затем пришел адъютант. Тов. Фрунзе приказал ему взять мою гимнастерку и на ухо ему что то сказал. Тот ответил короткое: «Есть», и ушел из вагона, унося мою гимнастерку. Тов. Фрунзе, все еще продолжая хмуриться, возвратил мне «Наган» и спросил меня – «Товарищ Ревякин, в таком ли порядке, как Ваш «Наган», Вы содержите пушки и пулеметы на бронепоезде?».
Зная, что мой «Наган» чистый, хорошо смазан и в порядке, я ответил:
– Товарищ Командующий, я сперва проверяю чистоту и исправность оружия дальнего боя (т. е. орудий и пулеметов бронепоезда), а затем уже привожу в порядок личное оружие красноармейцев и свое.
На это тов. Фрунзе улыбаясь мне заявил:
– Сейчас Вас оденем, позавтракаем и проверим, так ли это. Все ли у Вас в порядке.
Скоро адъютант принес мою гимнастерку и подал мне. Но когда я ее взял в руки и развернул, то с изумлением обнаружил, что это новая гимнастерка, нового образца»
Этот, на первый взгляд, анекдотичный эпизод показывает, насколько назрела, на том момент, проблема отсутствия единой военной формы у частей Красной Армии Туркестана. Известно, что Фрунзе был крайне раздосадован и недоволен внешним видом бойцов Актюбинского и Закаспийского фронтов. В телеграмме Ленину от 24 марта 1920 г. Фрунзе докладывал о состоянии войск Туркестанской республики: «Все части представляют неописуемый сброд. Пограничная охрана отсутствует… Вооружение войск разнокалиберное. Таким образом, в военном отношении мы сейчас представляем ничтожество…». В связи с отсутствием поставок обмундирования из Центральной России Туркестанской Красной Армии приходилось использовать местные ресурсы. Красноармейцы донашивали остатки старой российской формы, интернационалисты щеголяли в мундирах и шинелях австрийской армии, бойцы из местного населения в национальной одежде – ватных халатах. В качестве иллюстрации плачевной ситуации с обмундированием можно привести, например, фразу их журнала заседаний Реввоенсовета Закаспийского фронта от 27 октября 1919 года: «Ввиду совершенного отсутствия в данное время на фронте всякого зимнего обмундирования предложить начальнику [штаба армии] выделить из имеющегося запаса халатов 170 штук на фронт, 170 штук в Гинцбург и 280 – в хозяйственный отдел штаба армии для раздачи тем рабочим, которые сейчас совершенно раздеты и благодаря этому не могут выполнять нормально работы. Для удовлетворения нужд рабочих поездов распределить между последними 80 халатов по усмотрению начальника штаба армии, которому вменить в обязанность собрать необходимые для сего [заявки] от заведующих рабочими поездами». После взятия Асхабада, Красноводска и захвата британских интендантских складов войска фронта стали использовать английскую военную форму. Головные уборы также отличались разнообразием – от фуражек и папах, до бараньих шапок, британских панам и тропических шлемов. Следует также остановиться на военной символике Туркестанской республики. В силу описанных выше причин, из основных символов Красной Армии в Туркестане использовалось только красное знамя. Причем, зачастую на нем изображался двуглавый орел Временного правительства. Таким, например, было знамя Черняевского полка. Двуглавый орел использовался также на денежных знаках Туркреспублики, печатях Закаспийского фронта, причем, вплоть до 1920 г. и на печати Ташкентских курсов Красных Командиров и, вероятно, в целом в советских органах Туркестанской республики. На коллективных фото представителей командования Закаспийского фронта из архива Ревякина, красную звездочку мы видим только на фуражке председателя Реввоенсовета Паскуцкого.