– Да как ты смеешь?! – Ему и в голову не приходило, что она относится к его лучшему другу иначе, чем он.
– Я не выйду за него замуж! – закричала она. – Да лучше мне умереть!
– Ступай в свою комнату, – сказал он с каменным лицом.
Она встала и пошла к двери, которая открывалась на колоннаду.
– Не в гостиную, Ливия Друза. В спальню. И оставайся там, пока не придешь в себя.
Единственным ответом ему был испепеляющий взгляд. Но она повернулась и вышла в дверь, ведущую в атрий.
Друз так и остался стоять около кресла, где она только что сидела. Тщетно пытался он побороть свой гнев. Неслыханно! Как она посмела ослушаться?!
Через некоторое время страсти немного поутихли. Он, конечно, всегда раньше умел поставить ее на место, но сейчас попросту не знал, что и делать. За всю его жизнь никто никогда не перечил ему. Ливий Друз привык к этому. Привык, что к нему относятся уважительно, с почтением, какого редко удостаиваются лица столь юные. Как быть? Если бы он получше знал свою сестру, а отец был жив… Если бы их мать… О горе! Но что же делать?
Надо ее наказать, решил он. И тут же послал за управляющим.
– Госпожа Ливия Друза обидела меня, – сказал он спокойно. – И я велел ей пойти в свою спальню. Пока ты не поставишь на дверь засов, кто-нибудь пусть охраняет ее дверь. Посылай к ней женщину, чтобы прислуживала ей. Но ни под каким предлогом не позволяй ей выходить из спальни. Понятно?
– Да, Марк Ливий, – равнодушно ответил управляющий.
И вот поединок начался. Ливию отправили в тюрьму, еще более тесную, нежели та, к которой она привыкла. Эта комната примыкала к лоджии, и в ней имелась вентиляционная решетка. И все же это была мрачная тюрьма. Когда Ливия попросила книг для чтения и бумаги для письма, ей было отказано. Тут она поняла, что ей уготовано. Четыре стены, кровать, ночной горшок, невкусная еда на подносе, который приносила женщина, совершенно ей незнакомая, – вот ее участь.
Между тем перед Друзом стояла задача скрыть от лучшего друга столь явную неблагосклонность сестры. Отдав приказания относительно Ливии Друзы, он снова надел тогу и отправился к Цепиону Младшему.
– Привет! – расплылся в улыбке Цепион.
– Знаешь, мне надо еще кое-что тебе сказать, – начал Друз с порога, хотя сам толком не знал, что же ему следует сказать.
– Хорошо, Марк Ливий. Но прежде не хочешь ли зайти к моей сестре? Она вся в волнении.
Хоть это хороший знак. Сервилия, должно быть, приняла весть о своей помолвке если не с радостью, то, по крайней мере, спокойно, подумал Друз.
Но по всему было видно – не просто спокойно, а с радостью. Едва Ливий Друз показался в дверях, как Сервилия бросилась к нему на грудь.
– О Марк Ливий! – Она смотрела на него с нежностью и обожанием.
Почему Аврелия никогда не смотрела на него так? Он постарался не думать об этом и улыбнулся трепещущей Сервилии. Она не была красавицей: коротконогая, как все в их семье, но без прыщей, какие в изобилии имелись у ее брата. Глаза, правда, хороши: большие, темные и влажные. Хотя он и не был в нее влюблен, но полагал, что со временем сможет полюбить, ведь она всегда ему нравилась.
Он поцеловал ее мягкие губы. Его удивило и обрадовало, что она ответила ему. Они успели немного поговорить.
– А твоя сестра Ливия Друза – она рада? – спросила Сервилия, когда он встал, чтобы уйти.
– Очень, – ответил он и добавил: – К сожалению, сейчас она немного нездорова.
– Да, это плохо! Но не огорчайся. Скажи ей, что, когда ей станет лучше и она сможет принимать гостей, я навещу ее. Мы станем золовкой и невесткой, но мне бы больше хотелось стать ее подругой.
Это вызвало у него улыбку.
– Спасибо.
Цепион с нетерпением ждал в кабинете, который занимал в отсутствие отца.
– Я в восторге! – присаживаясь, объявил Друз. – Твоей сестре выбор пришелся по душе.
– Я же говорил, что ты ей нравишься. А как восприняла новость Ливия Друза?
Теперь Друз знал, что ответить.
– С радостью, – соврал он. – К сожалению, когда я пришел домой, у нее был жар. Доктора уже вызвали, и он был немного обеспокоен. Налицо какие-то осложнения. Он опасается, что болезнь может оказаться заразной.
Цепион побледнел.
– Подожди, увидим, – успокоил его Друз. – Ведь она тебе очень нравится, Квинт Сервилий, да?
– Мой отец говорит, что лучше Ливии Друзы я никого не найду. Он похвалил мой вкус. Ты писал ему, что она мне нравится?
– Да. – Друз незаметно улыбнулся. – Видишь ли, мне уже года два как все ясно.
– Сегодня я получил письмо от отца. Он пишет, что Ливия Друза очень знатна и богата. Она ему тоже нравится.
– Что ж, как только ей станет лучше, мы соберемся вместе пообедать – и поговорить о свадьбе. В начале мая, а? Перед несчастливым периодом. – Друз поднялся. – Не могу больше оставаться, Квинт Сервилий. Надо идти домой – посмотреть, как там сестра.
И Цепион Младший, и Друз были выбраны военными трибунами, и им следовало ехать в Галлию с Гнеем Маллием Максимом. Но знатность, богатство и политическое влияние сыграли свою роль. Если относительно неизвестный Секст Цезарь, набирающий армию, не получил отпуска, чтобы съездить на свадьбу к своему брату, то Друз и Цепион благополучно болтались дома. Конечно, Друз не видел ничего сложного в том, чтобы сыграть двойную свадьбу в начале мая, даже если к этому времени женихов привлекут к исполнению военных обязанностей. Пусть армия будет уже в походе – они всегда смогут ее нагнать.
Он отдал приказание слугам на тот случай, если Цепион и его сестра придут справиться о здоровье Ливии Друзы, и урезал рацион Ливии до пресного хлеба и воды. Пять дней он ее не тревожил, затем велел привести к нему в кабинет.
Она вошла, щурясь от яркого света, ноги плохо держали ее, волосы были расчесаны кое-как. По глазам Ливии было видно, что она не спала, но брат не заметил ни следа слез. Руки ее дрожали, нижняя губа была искусана до крови.
– Садись! – резко бросил он; Ливия села. – Что ты теперь думаешь о свадьбе с Квинтом Сервилием?
Она задрожала всем телом, бледный румянец, еще сохранившийся на лице, теперь совсем исчез.
– Не хочу, – сказала она.
– Ливия Друза, я глава семьи. Я властен над твоей жизнью. И над твоей смертью. Я тебя очень люблю. Значит, мне будет неприятно доставлять тебе боль. Мне тяжко видеть, что ты страдаешь. А ты страдаешь. И мне больно. Но мы оба римляне. Для меня это – все. Для меня это важнее, чем любовь к сестре, чем все на свете! Мне очень жаль, что ты не можешь полюбить моего друга Квинта Сервилия. Тем не менее ты станешь его женой! Повиноваться мне – твоя обязанность как римлянки. Ты это знаешь. Квинт Сервилий – муж, которого наш отец выбрал для тебя. Так же как его отец хочет, чтобы Сервилия стала моей женой. Было время, когда я сам хотел выбрать себе жену, но события только доказали, что отец мудрее меня. Кроме всего прочего, на нас падает тень позора нашей матери, которая оказалась недостойной звания римлянки. Из-за нее на тебе лежит еще бóльшая ответственность. Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь, судя по твоим словам и поступкам, мог заключить, что тебе передались ее пороки.
Ливия Друза глубоко вздохнула и повторила, но уже не так уверенно:
– Не хочу!
– «Хочу» здесь ни при чем, – сурово сказал Друз. – Кто ты такая, Ливия Друза, чтобы ставить свои желания выше чести семьи? Подумай над этим. Ты выйдешь замуж за Квинта Сервилия – и ни за кого другого. Если будешь продолжать упорствовать, вообще не выйдешь ни за кого и – никуда. До конца своей жизни не выйдешь из своей спальни. Там проведешь – одна, без развлечений – дни и ночи. Всю жизнь. – Он смотрел на нее глазами, холодными, как черные камни. – Я не шучу, сестра. Ни книг, ни табличек для письма. Никакой еды, кроме хлеба с водой. Ни ванны, ни зеркал, ни прислуги. Ни чистой одежды, ни свежего белья. Ни печки зимой, ни теплого одеяла, ни обуви. Ни ремней, ни поясов, ни лент, чтобы ты не могла повеситься. Ни ножниц, чтобы стричь ногти и волосы, ни ножей – не заколешься. А если попытаешься уморить себя голодом, я силой запихаю еду тебе в глотку. – Он щелкнул пальцами, и на этот негромкий звук управляющий появился так быстро, словно подслушивал под дверью. – Отведи сестру в ее комнату. И приведи ее ко мне завтра на рассвете – перед тем, как в доме появятся гости.
Управляющему пришлось помочь ей подняться.
– Завтра я жду твоего ответа, – сказал Друз.
Пока управляющий вел ее через зал, он не проронил ни слова. Закрыл за ней дверь и запер на засов, который Друз велел навесить.
Смеркалось. Ливия Друза знала, что оставалось более двух часов до полной темноты, густого небытия, которое окружало ее всю долгую зимнюю ночь. До сих пор она не плакала. Гнев и уверенность в своей правоте поддерживали ее силы первые три дня и ночи. Позже она стала утешать себя тем, что в таком же положении побывали героини прочитанных ею книг. Самой первой в списке, конечно, стояла Пенелопа, которой пришлось ждать двадцать лет. Данаю запер в спальне отец. Тезей покинул Ариадну на морском побережье. Но все закончилось хорошо: Одиссей вернулся домой, у Данаи родился Персей, а Ариадну спас Дионис.
Но теперь она начала понимать разницу между высокой литературой и реальной жизнью. Литература никогда не стремилась отражать реальную жизнь. Ее целью как раз было на время оторваться от повседневности, освободить разум, уставший от мирских забот, чтобы тот мог насладиться величественным языком и яркими образами, вдохновляющими и заманчивыми идеями. Пенелопа хотя бы была свободна в своем дворце и могла общаться с сыном; на Данаю обрушился золотой дождь; Ариадна, брошенная Тезеем, настрадалась бы еще больше, если бы вышла за Тезея замуж. В реальной же жизни Пенелопу изнасиловали бы или насильно выдали замуж, ее сына убили бы, а Одиссей никогда не вернулся бы домой. Даная и ее младенец плавали бы в сундуке, пока море не поглотило бы их. А несчастная Ариадна забеременела бы от Тезея и, одинокая, умерла во время родов на пустынном берегу.