– В Азии, – ответил Скавр, довольный, что его отвлекли этим вопросом. Ему нравилось быть curator annonae – куратором урожая, хранителем запасов зерна.
– Но ведь там не выращивают столько, чтобы продавать излишки, – заметил Сулла.
– На самом деле едва ли наберется модий, – ответил Скавр самодовольно. – Нет, нам следует благодарить Митридата Понтийского. Он очень молод, но чрезвычайно предприимчив. Завоевав все северные районы Понта Эвксинского и установив контроль над плодородными долинами Танаиса, Борисфена, Гипаниса, Данаприса, он получает приличный доход для Понта, а киммерийский излишек кораблями отправляет в Азию и продает его нам. Более того, я собираюсь следовать своей интуиции и снова купить зерно в Азии в следующем году. Молодой Марк Ливий Друз едет в Азию квестором, и я уполномочил его действовать от моего имени.
Марий фыркнул:
– Он небось непременно посетит своего тестя Квинта Сервилия Цепиона в Смирне, пока будет там?
– Без сомнения, – вежливо ответил Скавр.
– Тогда пусть Марк Ливий пошлет счета за зерно Квинту Сервилию Цепиону, – сказал Марий. – У него больше денег, чем в казначействе!
– Это голословное утверждение.
– Нет, согласно утверждению царя Копилла.
Наступила неловкая тишина. Потом заговорил Сулла:
– И сколько из этого азиатского зерна достигает нас, Марк Эмилий? Я слышал, что с каждым годом пираты наглеют все больше.
– Около половины, – мрачно ответил Скавр. – Каждая пещера, каждая укромная бухта на побережьях Памфилии и Киликии служит убежищем для пиратов. Конечно, они занимаются работорговлей, но раз они грабят зерно, чтобы кормить своих украденных рабов, то, стало быть, барыши у них огромные. А излишки украденного зерна продают нам снова, причем в два раза дороже, чем мы за него заплатили в первый раз. Зато гарантируют, что зерно доберется до нас, минуя разбойников.
– Поразительно, что даже среди пиратов есть посредники! – воскликнул Марий. – Пора что-то предпринимать, принцепс, так ведь?
– Конечно пора! – горячо согласился Скавр.
– Что ты предлагаешь?
– Дать специальные полномочия одному из преторов – назовем его наместником по особым поручениям, если существует такой зверь. Дадим ему корабли и моряков и поручим разорить пиратские гнезда вдоль всего побережья Памфилии и Киликии, – сказал Скавр.
– Можно назвать его наместником Киликии, – предложил Марий.
– Прекрасная идея!
– Хорошо, принцепс, давай как можно скорее созовем господ сенаторов и сделаем это.
– Согласен, – кивнул Скавр, олицетворение отзывчивости. – Знаешь, Гай Марий, я могу не соглашаться с тем, что ты делаешь, но мне действительно нравится твоя способность делать дела, не превращая все в цирк.
– Казначейство завопит, как весталка, приглашенная на обед в публичный дом, – усмехнулся Марий.
– Ну и пусть! Если мы не избавимся от пиратов, торговля между Востоком и Западом прекратится. Корабли и моряки… – задумчиво проговорил Скавр. – Сколько их потребуется, как ты думаешь?
– Восемь или десять флотов и, скажем, десять тысяч выученных моряков. Если наберем столько, – ответил Марий.
– Достать можно, – спокойно сказал Скавр. – Если возникнет такая необходимость, наймем некоторое количество в Родосе, Галикарнасе, Книде, Афинах, Эфесе – не беспокойся, найдем.
– А поведет их Марк Антоний, – сказал Марий.
– Что? Не твой собственный брат? – спросил Скавр, притворившись удивленным.
Но Марий усмехнулся, спокойный:
– Мой брат Марк Марий – новичок в морском деле, как и я. А все Антонии любят ходить в море.
Скавр засмеялся:
– Когда они не на море!
– Правда. Но он в порядке, наш претор Марк Антоний. Думаю, он справится с этим делом.
– Я тоже так думаю.
– А тем временем, – добавил Сулла, улыбаясь, – казначейство будет так стенать по поводу закупок зерна и пиратских нападений, что даже не заметит, сколько денег потратило на армии простолюдинов. Ибо Квинту Лутацию тоже придется набрать такую армию.
– О Луций Корнелий, ты слишком долго был на службе у Гая Мария! – воскликнул Скавр.
– Я подумал о том же, – неожиданно сказал Марий. Но больше не добавил ничего.
В конце февраля, покончив с делами, связанными с похоронами Юлиллы, Сулла и Марий уехали в Заальпийскую Галлию. Марция согласилась остаться в доме Суллы на некоторое время – присматривать за детьми.
– Не жди, чтобы я поселилась здесь навсегда, Луций Корнелий, – сказала она угрожающим тоном. – Теперь, когда мне за пятьдесят, я хочу переехать на побережье Кампании. Моим костям не по нраву здешняя сырая погода. А тебе лучше жениться снова, чтобы у твоих детей была хорошая мать и сводные братья или сестры, с которыми они могли бы играть.
– С женитьбой придется подождать, пока мы не покончим с германцами, – ответил Сулла, стараясь говорить вежливо.
– Ну что ж, тогда после германцев, – согласилась Марция.
– Но это будет года через два, – предупредил он.
– Два?! Один – и ни месяцем больше!
– Может быть, хотя лично я сомневаюсь. Рассчитывай лучше на два, дорогая теща.
– Ни секундой дольше, Луций Корнелий!
Сулла посмотрел на нее, вскинув бровь:
– А тебе лучше уже сейчас начать присматривать для меня подходящую жену.
– Ты шутишь?
– Нет, не шучу! – воскликнул Сулла, начинавший терять терпение. – Как по-твоему, я могу уехать сражаться с германцами и одновременно подыскивать себе в Риме новую жену? Если ты хочешь уехать в Кампанию сразу же после моего возвращения, тогда загодя подбери мне жену, да так, чтобы та была согласна.
– А какую жену ты хотел бы?
– Мне все равно! Только чтобы она была добра к моим малышам, – ответил Сулла.
Сулла был рад покинуть Рим. Чем дольше он оставался, тем сильнее становилось желание видеть Метробия. Но чем больше Сулла его видел, тем больше уверялся в том, что всегда будет его хотеть. Однако над взрослым Метробием Сулла уже не мог сохранять прежнее влияние. Теперь Метробий достиг того возраста, когда чувствовал, что сам может высказать свое мнение о том, как должны развиваться их отношения. Да, лучше быть подальше от Рима! Только по детям он будет скучать, по своим дорогим маленьким человечкам. Очаровательным. Любящим искренне, не рассуждая. Много лун не будет его дома, но в тот миг, когда он возвратится, они встретят его с раскрытыми объятиями и миллионами поцелуев. Почему любовь взрослых не такова? Ответ прост: любовь взрослых слишком эгоистична и рассудительна.
Сулла и Марий оставили младшего консула Квинта Лутация Катула Цезаря в муках набора новой армии. Ему предстояло набирать солдат из неимущих, и он неустанно жаловался на это.
– Конечно, она должна быть из неимущих. – Марий был лаконичен и безжалостен. – Нечего хныкать! Это не я потерял восемьдесят тысяч солдат при Аравсионе и в других проигранных битвах!
При этих словах Катул Цезарь, конечно, заткнулся, но сжал губы очень аристократично.
– Не стоило кидать ему в лицо такие обвинения, – сказал Сулла.
– Тогда пусть не тычет мне в лицо армиями голодранцев! – проворчал Марий.
Сулла сдался.
К счастью, события в Галлии развивались, как и ожидалось. Маний Аквилий сохранил армию в хорошем состоянии. Солдаты строили мосты, акведуки и очень много занимались муштрой. Квинт Серторий возвратился, но потом снова уехал к германцам. Он сказал, что там принесет больше пользы. Он будет продвигаться вместе с кимврами и при каждой возможности отсылать Марию сообщения. А в войсках уже поднялось настроение – предвкушали военные действия кампании нынешнего года.
В этом году в календарь надо было вставить дополнительный месяц – еще один февраль. Сразу же стала очевидна разница между прежним великим понтификом Далматиком и новым, Агенобарбом: Агенобарб не видел никакого смысла в том, чтобы соотносить календарь с реальными временами года. Так, когда наступал март, была все еще зима, ибо календарь теперь опережал сезоны. В году, состоящем лишь из 355 дней, лишний месяц в двадцать дней приходилось вставлять через каждые два года – традиционно в конце февраля. Но это решение принимала коллегия понтификов. Если членов коллегии не подталкивал добросовестный великий понтифик, вопрос о календаре не поднимался – как это и случилось на этот раз.
Вскоре после того, как Сулла и Марий вошли в привычный ритм жизни армейского лагеря по ту сторону Альп, пришло письмо от Публия Рутилия Руфа.
Определенно нынешний год будет насыщен событиями, поэтому моя главная проблема – с чего начать. Конечно, все ждали, что ты уйдешь с их дороги. Клянусь, ты не дошел даже до Окела, а они уже, как крысы, прыгали по всему нижнему краю Форума. Как они разыгрались! Кота бы на них!
Ну хорошо, начну с нашей драгоценной парочки цензоров – Свина и его ручного кузена Козла. Свин, который боится хрюкнуть в твоем присутствии, ходил и всем говорил, что он «очистит сенат» – так он выражался.
Одно можно сказать о них: становиться продажными цензорами они не собираются, так что все государственные контракты будут заключены по цене, включающей комиссионные. Однако они успели восстановить против себя казначейство, потребовав большую сумму денег на ремонт и убранство храмов, недостаточно богатых, чтобы заплатить самим. А еще – на покраску и мраморные скамьи в уборных в трех домах главных фламинов, а также в доме великого понтифика. Лично меня устраивает в моей уборной деревянная скамья. Мрамор слишком холодный и тяжелый! Возникла оживленная маленькая перебранка, когда Свин упомянул «Общественный дом» великого понтифика. Казначейство считает, что новый великий понтифик достаточно богат, чтобы покрасить сортиры и поставить мраморные скамьи в них за свой счет.
Затем они утвердили все ординарные контракты – и сделали это отменно, я считаю. Предложений было очень много, торги оживленные. Я сомневаюсь, что будет много бюрократических придирок. В этом деле они продвигались с неслыханной скоростью, потому что их главной целью на самом деле было пересмотреть список сенаторов и всадников. Поэтому они гнали как на пожар. Клянусь, за один месяц они выполнили работу, на которую обычно уходило восемнадцать месяцев! Не прошло и двух дней после заключения всех контрактов, как Свин созвал народное собрание, чтобы огласить результаты расследования цензорами морального облика господ сенаторов. Однако кто-то, наверное, предупредил Сатурнина