– О моем сыне – ничего. – Тоненький осколочек тепла проник в лед, накопившийся в его груди. Как хорошо иметь друзей! – О германцах – кое-что. Как нам удержать Рим от паники?
– Да не забивай ты себе голову, – спокойно отозвался Метелл Нумидийский. – Рим выживет. Паника сегодня, паника завтра, послезавтра, а к следующему базарному дню – торговля, как обычно! Скажи, ты знал людей, которые уезжают с насиженного места только потому, что там возможно землетрясение или вулкан пыхтит за задним двором?
– Правда, не уезжают. По крайней мере, пока балка не упадет и не убьет бабушку или старая дева не свалится в лаву, – сказал Скавр, обрадовавшись тому, что еще может поддерживать обычный разговор и даже улыбаться.
– Выживем, Марк, не бойся. – Метелл Нумидийский сглотнул, потом продемонстрировал, что тоже не лишен смелости, добавив решительно: – Гай Марий все еще ждет свою порцию германцев. Если и он потерпит поражение – вот тогда будем беспокоиться. Если Гай Марий не сможет разбить их, то никто не сможет.
Скавр моргнул. Он посчитал жест Метелла Нумидийского настолько героическим, что у него недостало слов. И лучше забыть навсегда, что Метелл Нумидийский только что признал Гая Мария единственной надеждой Рима и его лучшим военачальником.
– Квинт, есть только одно, что я должен сказать о своем сыне, а потом мы закроем эту тему, – сказал Скавр.
– О чем речь?
– О твоей племяннице, о твоей подопечной Метелле Далматике. Этот отвратительный эпизод доставит тебе и ей много неудобства. Передай, что ей повезло. Для Цецилии Метеллы было бы мало радости выйти замуж за труса, – хриплым голосом произнес Скавр.
Вдруг он заметил, что остался один. Обернулся и увидел, что Метелл Нумидийский стоит в стороне как громом пораженный.
– Квинт? Квинт? В чем дело? – спросил удивленно Скавр, приближаясь к другу.
– Дело? – переспросил Метелл Нумидийский, очнувшись. – Добрый Купидон! Нет, дело ни в чем! Дорогой, дорогой Марк! У меня появилась великолепная идея!
– Какая идея?
– Почему бы тебе самому не жениться на моей племяннице Далматике?
Скавр даже рот открыл:
– Мне?!
– Да, тебе! Ведь ты уже давно вдовец, а теперь остался без сына, которому мог бы передать свое имя и состояние. Марк, это трагедия, – тепло произнес Метелл Нумидийский, но в тоне прозвучала настойчивость. – Она очень хорошая девушка – и такая милая! Давай, Марк, похорони прошлое, начни все сначала! К тому же она очень богата.
– От меня будет пользы не больше, чем от сварливого старого козла Катона Цензора, – сказал Скавр с сомнением в голосе, которого подпустил ровно настолько, чтобы дать Метеллу понять: окрутить старика Скавра можно, было бы предложение по-настоящему серьезным. – Квинт, мне пятьдесят пять лет!
– Ты выглядишь так, словно готов прожить еще столько же!
– Посмотри на меня! Ну же, посмотри на меня! Лысый, с животом, морщин больше, чем у Ганнибалова слона, сутулый, ревматик, да еще с геморроем! Нет, Квинт, нет!
– Далматика так молода, что любой муж покажется ей дедушкой, – успокоил его Метелл Нумидийский. – О Марк, мне так было бы приятно! Ну, решайся!
Скавр погладил свою лысину, вздохнул, но вдруг почувствовал, как в нем забил новый животворный родник.
– Ты на самом деле считаешь, что получится? Ты думаешь, я еще в состоянии завести новую семью? Я ведь могу умереть, прежде чем дети вырастут!
– А почему ты должен умереть молодым? Ты мне напоминаешь одну из этих египетских штуковин: хорошо сохранился и готов жить еще тысячу лет. Когда ты умрешь, Марк Эмилий, сам Рим рухнет.
Они пересекли Форум и направились к лестнице храма Весты, увлеченно разговаривая и жестикулируя при этом.
– Видишь эту парочку? – спросил Сатурнин Главцию. – Ручаюсь, готовят падение всех народных трибунов.
– Бессердечное старое дерьмо этот Скавр, – отозвался Главция. – Как он мог так говорить о собственном сыне?
Сатурнин презрительно оттопырил губу:
– Потому что семья значит куда больше, чем отдельные люди, ее составляющие. И все же это была блестящая тактика! Он всем показал, что его семья обладает мужеством! Его сын чуть не лишил Рим легиона, но никто не осмелится теперь осуждать ни Марка Эмилия, ни его семью.
К середине сентября тевтоны прошли через Аравсион и приблизились к месту слияния Родана и Друенции. Решительность защитников римской крепости возрастала.
– Хорошо, – сказал Гай Марий Квинту Серторию, когда они все осмотрели.
– Солдаты ждали этого мига долгие годы, – сказал Серторий.
– И не боялись?
– Они верят, что ты приведешь их к победе, Гай Марий.
Известие о неудаче при Триденте принес Квинт Серторий, который на некоторое время перестал маскироваться под кимвра. Он тайно встречался с Суллой и доставил от него письмо, в котором кратко описывались все события. В заключение Гая Мария информировали о том, что армия Катула Цезаря стала лагерем на зиму у стен Плаценции. Потом пришло письмо от Публия Рутилия Руфа из Рима, в котором тот описывал точку зрения Рима на события.
Думаю, это было твое личное решение – послать Луция Корнелия, чтобы он приглядел за нашим высокомерным другом Квинтом Лутацием. От всего сердца аплодирую тебе! Ходят самые разные слухи, но, кажется, никто не способен установить истину, даже boni. Без сомнения, тебе уже все известно через Луция Корнелия. Позднее, когда все дела с германцами закончатся, я, пользуясь нашей дружбой, надеюсь получить истинную информацию. До сих пор я слышал лишь о мятеже, трусости, неумелом командовании и других военных преступлениях. Самое потрясающее – краткость и, если можно так выразиться, честность отчета Квинта Лутация. Но честен ли он? Так просто согласиться с его версией: увидел кимвров, понял, что Тридент – неподходящее место для сражения, поэтому развернулся и отступил, чтобы спасти армию, попутно разрушив мост и тем самым замедлив продвижение кимвров. Но за всем этим должно скрываться что-то еще. Так и вижу, как ты улыбаешься, читая эти строки.
Без консулов жизнь здесь остановилась. Мне было очень жаль Марка Эмилия. Думаю, и тебе тоже. Что делать, когда в конце концов понимаешь, что твой сын недостоин носить родовое имя? Но скандал быстро заглох по двум причинам. Первая – все глубоко уважают Скавра, независимо от того, любят они его или нет. Вторая причина значительно более сенсационная. Хитрый старый пердун дал пищу новым толкам. Он женился на невесте своего сына Цецилии Метелле Далматике, опекуном которой является Метелл Нумидийский Свин. Ей семнадцать лет! Если бы это не было так смешно, я бы заплакал. Хотя я не видел ее, говорят, она довольно мила. Правда, трудновато поверить, что из того стойла может выйти такое, но я верю. Нужно видеть Скавра – ты бы похихикал. Он положительно ходит гоголем. Я серьезно подумываю о том, чтобы поискать в престижных школах Рима девицу брачного возраста – для себя!
Этой зимой у нас ожидается серьезная проблема с зерном. О старший консул, я говорю это, чтобы напомнить тебе о твоих обязанностях, выполнить которые тебе помешали германцы. Однако я слышал, что Катул Цезарь вскорости оставит Суллу командовать в Плаценции и на зиму возвратится в Рим. Относительно тебя – новостей никаких. После событий в Триденте позиции твои окрепли – очень вероятно, что тебя выдвинут в консулы на следующий год в твое отсутствие. Но Катул Цезарь уже не будет откладывать выборы и ждать, пока ты встретишься с германцами. Наверное, ему очень тяжело. С одной стороны, в интересах Рима он надеется, что ты одержишь великую победу. А уже лично ради себя – что ты шлепнешься на свою крестьянскую задницу. Если ты победишь, Гай Марий, то, конечно, будешь консулом на следующий год. Кстати, это был умный ход – освободить Мания Аквилия, чтобы он выставил свою кандидатуру на консула. На выборщиков это произвело огромное впечатление: он приехал, объявил о своем намерении баллотироваться в консулы, а потом очень твердо заявил, что отправляется назад, к тебе, чтобы сражаться с германцами. Даже если не успеет в Рим на выборы и его вычеркнут из списков. Если ты разгромишь германцев, Гай Марий, и немедленно пришлешь сюда Мания Аквилия, у тебя будет младший коллега, с которым ты действительно сможешь работать.
Гай Сервилий Главция, собутыльник твоего «почти клиента» Сатурнина – признаюсь, недоброе замечание! – объявил, что он будет баллотироваться в народные трибуны. Вот будет огромный пушистый серый кот среди голубей! Кстати, о Сервилиях и возвращаясь к дефициту зерна. Сервилий Авгур продолжает бездействовать в Сицилии. Он действительно ожидал, что Лукулл покорно передаст ему все, чего с таким трудом достиг. Теперь в каждый базарный день сенат получает письмо. Кишечник любителя слив не работает с такой регулярностью. В эпистолах Сервилий Авгур жалуется на свой жребий и все повторяет, что привлечет Лукулла к суду сразу по возвращении в Рим. Рабский царь умер – Сальвий, или Трифон, как называл он себя. Теперь избран другой, азиатский грек по имени Афенион. Он умнее Сальвия-Трифона. Если Маний Аквилий станет твоим младшим консулом, его можно было бы направить на Сицилию и покончить с этой проблемой раз и навсегда. На данный момент Сицилией правит «царь» Афенион, а не Сервилий Авгур. Однако мои стенания по поводу беспорядков на Сицилии – чисто языковые упражнения.
А ты знаешь, что этот презренный старый пердун имел наглость сказать на днях в сенате? Скавр (я говорю о нем), вероятно, переутомил свой детородный орган с молодой женой. «Сицилия, – ревел он, – стала Илиадой бедствий!» И после совещания все бросились к нему и стали приторно восхвалять его за такую удачную эпиграмму. Как тебе известно из моего предыдущего письма, это МОЯ удачная эпиграмма! Он, наверное, слышал, как я говорил ее. Сгнил бы он весь!
Теперь о народных трибунах. В этом году состав трибуната был на редкость неудачным. Это одна из причин, почему (говорю это с содроганием) я рад, что Главция выставляет свою кандидатуру на следующий год. Рим – очень скучное место без одного-двух приличных скандалистов. Но здесь только что произошел один из самых странных инцидентов в трибунате, и слухи поползли по всему городу.