Первый человек в Риме — страница 143 из 197

Около месяца назад в городе появились человек двенадцать-тринадцать, облаченных в удивительные одежды. Сверкающие плащи разноцветной ткани с золотыми нитями, ниспадающие до земли, драгоценные камни, вплетенные в бороды и волосы, в ушах, головы покрыты великолепными вышитыми шарфами. У меня было такое ощущение, что я среди карнавального шествия. Они представились как посольство и попросили разрешения присутствовать на специальном заседании сената. Но, быстро просмотрев их верительные грамоты, наш уважаемый помолодевший Скавр, принцепс сената, отказал им в аудиенции на том основании, что у них нет официального статуса. Они объяснили, что пришли из храма Великой матери Кибелы в Пессинунте, что в анатолийской Фригии. Они посланы самой Кибелой пожелать Риму удачи в его борьбе с германцами! Но почему, слышу я твой вопрос, анатолийскую Великую Мать богов должны беспокоить германцы? Мы все были в недоумении, и я уверен, что именно по этой причине Скавр отказался общаться с ряжеными.

Но никто не может знать, что у них на уме. Восточные люди такие мошенники, что каждый опытный римлянин, как только завидит их, крепко завязывает свой кошелек и сует его под мышку. Эти пришельцы расхаживают по Риму и раздают щедрые дары, словно их кошельки бездонны. Их лидер – роскошный эффектный мужчина по имени Баттакес. В глазах режет, когда смотришь на него, ибо он с головы до ног одет в одежды из чистого золота и носит на голове огромную золотую же корону. Я слыхал об одеждах из золота, но не думал, что когда-нибудь такое увижу, если только не отправлюсь в путешествие, чтобы лицезреть царя Птолемея или царя парфян.

От роскошного Баттакеса женщины нашего глупого города лишились последнего ума. Их заворожил вид такого большого количества золота. Они потянули свои жадные ручки, чтобы поймать жемчуг или карбункул, который может упасть с бороды или с… ни слова больше! Я просто деликатно добавлю, что они не – повторяю, не – евнухи.

То ли потому, что его собственная жена оказалась в числе очарованных римлянок, то ли по другим, альтруистским мотивам народный трибун Авл Помпей появился на трибуне и объявил Баттакеса и его жрецов шарлатанами и обманщиками. Он потребовал выдворить их из нашего честного города, посадив на ослов задом наперед, вымазав смолой и вываляв в перьях. Баттакес яростно возражал против обличительной речи Авла Помпея и отправился жаловаться в сенат. Несколько жен членов этого достойного учреждения, должно быть, тоже были заражены симпатией к послам Великой Матери богов, ибо сенат немедленно приказал Авлу Помпею прекратить и впредь воздержаться от придирок к этим важным персонам. Оптиматы из числа сенаторов взяли сторону Авла Помпея. Мол, не в компетенции сената призывать к дисциплине народного трибуна в пределах Форума. Затем возник спор, можно ли считать Баттакеса и его людей послами или же все-таки нельзя. Никто не мог найти Скавра, – думаю, он рылся в моих старых речах в поисках моих удачных эпиграмм или заглядывал под тунику своей жены в поисках чего-то еще, – не знаю.

Авл Помпей продолжал, как разъяренный лев, обвинять с трибуны римских матрон в алчности и непристойном поведении. После этого на трибуну взошел сам Баттакес, сопровождаемый блестящими жрецами и не менее разряженными римскими матронами, которые вились вокруг него, как бродячие кошки возле торговца рыбой. К счастью, я был там – ты же знаешь, что такое Рим! Меня предупредили – впрочем, как и половину города, – и я стал свидетелем ужасного фарса. Пьеска намного интереснее всего, что наш театрал Сулла мог увидеть в своем любимом театре. Разыгралась перепалка – увы, только словесная – между Баттакесом и Авлом Помпеем. Наш замечательный народный трибун настаивал на том, что его уважаемый оппонент – шарлатан. Баттакес же утверждал, что достойный Авл Помпей играет с огнем, ибо Великая Матерь богов не любит, когда оскорбляют ее жрецов. Сцена закончилась тем, что Баттакес произнес чудовищное проклятие – он пожелал смерти Авлу Помпею. На греческом, чтобы все поняли. Я подумал, что богине больше понравился бы фригийский.

А теперь – самая лучшая сцена, Гай Марий! Как только проклятие было произнесено, Авл Помпей стал давиться и кашлять. Он с трудом сошел с трибуны, его проводили до дому, где он три дня провел в постели, слабея все более и более. И через три дня он умер! Протянул ноги и перестал дышать. Представляешь эффект, произведенный на всех – от сената до женщин Рима! Теперь Баттакес может ходить, куда ему вздумается, и делать, что захочет. Мужчины обходят его стороной, словно у него золотая проказа. Его бесплатно кормят, сенат передумал и официально признал его посольский статус (а Скавр все не показывается!). Женщины буквально висят на нем, а он улыбается и размахивает руками, благословляя их, и вообще держится, как Зевс. Я поражен, мне противно, меня тошнит… Главный вопрос – как Баттакес сделал это? Было ли это действительное вмешательство богов или же какой-то неизвестный яд? Я уверен, что это яд. В таком случае я скептик, если не отчаянный киник. Прощай.

Гай Марий посмеялся до колик в боку, а потом вернулся к своим германцам.


Четверть миллиона тевтонов перешли Друенцию восточнее того места, где она впадала в Родан, и устремились к римской крепости. Колонна растянулась на несколько миль, на флангах и в авангарде поставлены были сто тридцать тысяч воинов. Ее извивающийся хвост представлял собою повозки, скот, лошадей под присмотром женщин и детей. Стариков было совсем немного, еще меньше – старых женщин. Последняя группа повозок и животных отстала от основной колонны миль на двадцать пять. В первых рядах воинов шло племя амбронов – свирепых, гордых, доблестных.

Германские разведчики обнаружили римскую цитадель, но Тевтобод был уверен в победе. Вместо Рима они двинутся на Массилию. А в Массилии – самом большом городе, помимо Рима, – они найдут для себя женщин, рабов, пищу, предметы роскоши. Ограбив и спалив этот город, они повернут на восток вдоль побережья и направятся в Италию. Тевтобод понимал, что Домициева дорога через перевал Монс-Генава была в отличном состоянии, но все же считал, что путь вдоль побережья скорее приведет его в Италию.

На полях еще не был убран урожай, поэтому его вытоптали. Никому из германцев, даже Тевтободу, и в голову не пришло спасти зерно, которое можно было сжать и сохранить на предстоящую зиму. Повозки были полны провизии, отобранной у всех, кто попадался им на пути. А что касается потоптанного зерна, его могли жевать быки и лошади. Неубранные поля для них превратились в пастбища.

Когда амброны достигли подножия горы, на которой стояла римская крепость, ничего не произошло. Марий не шевельнулся, а те не стали атаковать укрепление. Но Марий с его крепостью был своего рода психологическим барьером. Амброны остановились, остальные воины толпились позади них. Постепенно германцы собрались у горы в кучу, как муравьи. Прибыл сам Тевтобод. Сначала они пытались выманить римлян свистом, насмешками, проводя перед ними пленных, которые подверглись пыткам. Ни один римлянин не ответил, не вышел. Потом вся орда кинулась в атаку, просто фронтальным штурмом, который захлебнулся. Лагерь Мария укреплен был великолепно. Римляне метнули несколько пик в легкодоступные цели, но больше ничего не предприняли.

Тевтобод пожал плечами. Его младшие вожди пожали плечами. Ну и пусть римляне остаются здесь! Это не имело значения. Поэтому германская орда обтекла подножие горы, как море – большую скалу, и исчезла в южном направлении. Тысячи повозок скрипели следом в течение семи дней, каждая германская женщина и ребенок оглядывались на безмолвную цитадель. Римская крепость казалась безжизненной. Кавалькада с трудом продвигалась в сторону Массилии.

Но едва последняя повозка исчезла за горизонтом, Марий быстрым маршем двинулся следом – всеми шестью легионами. Тихо, дисциплинированно, в радостном предвкушении битвы. Наконец-то! Колонна римлян незаметно обошла германцев, пока те громыхали по дороге от Арелата до города Аквы-Секстиевы, откуда Тевтобод намеревался привести свое войско к морю. Перейдя реку Арс, Марий занял идеальную позицию на ее южном берегу, на вершине отвесной скалы, и там зарылся, глядя сверху вниз на реку.

Амброны, все еще возглавлявшие колонну, подошли к броду, посмотрели наверх и увидели римский лагерь, сверкающий пиками и шлемами с плюмажем. Но это был обычный лагерь, легкая добыча. Не ожидая подкрепления, амброны бегом преодолели брод и с ходу атаковали. Вверх по склону.

Римские легионеры просто перешагнули через стену по всему фронту и стали спускаться навстречу орущей толпе неорганизованных варваров. Сначала они метнули свои копья – и довольно удачно. Потом вынули мечи, передвинули щиты со спины на грудь и ринулись в бой – как крепко сцепленные части одной гигантской машины. Едва ли один амброн уцелел, чтобы перейти брод обратно. Тридцать тысяч их, убитых, устлали склон скалы. А Марий почти не понес потерь.

Сражение длилось менее получаса. Еще за час убитые амброны были сложены, как крепостной вал, вдоль края брода. Предварительно с них было снято все: мечи, щиты, браслеты, нагрудные украшения, дротики, шлемы – и отправлено в римский лагерь. Первое препятствие, которое должна будет преодолеть вторая волна германцев, – этот крепостной вал из своих же убитых. Теперь на противоположном берегу Арса кишели тысячи раздраженных тевтонов. Со смущением и гневом глядели они на огромную стену мертвых амбронов и на лагерь Мария на вершине скалы, вдоль стен которого тысячи упоенных победой римских солдат свистели, пели, дразнили германцев. Ибо это случилось впервые, чтобы римская армия перебила так много германцев.

Конечно, это лишь начало. Главная битва впереди. Но она обязательно будет! Чтобы завершить тщательно продуманную операцию, Марий выделил три тысячи лучших воинов и в тот же вечер послал их под командованием Мания Аквилия, чтобы они перешли реку вниз по течению. Они должны были ждать начала главного сражения, а потом в самый разгар битвы напасть на германцев со спины.