Едва ли кто уснул той ночью – так велика была радость. Но на следующий день германцы атаковать не стали, и усталость здесь была ни при чем. Бездействие варваров обеспокоило Мария, который не хотел откладывать окончательное сражение. Ему нужна решающая победа, и он ее добудет. Но на противоположном берегу тысячи тевтонов встали неукрепленным лагерем. Разве что численность врага охраняла его плохо оборудованную стоянку. Тевтобод – такой длинный на своем низкорослом галльском коне, что его болтающиеся ноги почти шаркали по земле, – рыскал по броду в сопровождении дюжины своих младших вождей. Весь день он мучил бедного конягу: вверх – вниз, туда – обратно. Две длинные светло-желтые косы спускаются на золотую нагрудную пластину, золотые крылья на шлеме блестят под солнцем. Даже с большого расстояния можно было разглядеть беспокойство и нерешительность на его лице.
Рассвет следующего утра, безоблачный, как и накануне, обещал жару. Скоро разлагающиеся тела амбронов начнут смердеть. В план Мария не входило оставаться на прежнем месте, пока болезнь не станет угрозой худшей, чем враг.
– Ладно, – сказал он Квинту Серторию. – Рискнем. Если они не атакуют, я навяжу им сражение. Выйдем из лагеря и нападем на них. Мы потеряем преимущество: им не придется взбираться по склону, – но даже и в этом случае наши шансы лучше здесь, чем где-нибудь в другом месте. К тому же Маний Аквилий уже занял позиции. Труби в рог, собирай войско, я буду говорить с ним.
Это была обычная практика. Ни одна римская армия не начинала главного сражения без напутствия командира. Во-первых, это давало возможность увидеть военачальника в полном боевом снаряжении, во-вторых, это поднимало боевой дух. Наконец, это была единственная возможность для полководца рассказать каждому легионеру, каким образом он намерен победить. Сражение никогда не проходило строго по намеченному плану – все это понимали, но обращение командующего давало солдатам понять, что от них требуется. И если в сражении случится замешательство, легионеры сами смогут принять решение.
Поражение амбронов подействовало ободряюще. Легионы стремились к победе, все были в отличной физической форме, оружие и доспехи начищены, снаряжение безукоризненное. Построенные на открытом месте посреди лагеря, ряды стояли, готовые выслушать Гая Мария. Они пошли бы за ним даже в Тартар – они обожали его.
– Вот и настал он, этот долгожданный день! – обратился к ним Марий с походной трибуны. – Вчера мы оказались слишком хороши – вот в чем дело. И теперь они не хотят драться! Тогда мы их так разозлим, что они будут готовы сразиться с легионами драконов! Мы перелезем через нашу стену и спустимся вниз, а потом станем раскидывать их мертвецов. Пинать их, плевать на них, мочиться на них, если понадобится! И будьте уверены, они перейдут этот брод, их будет больше тысяч, чем вы, неграмотные засранцы, можете сосчитать по единицам. И у нас не останется преимущества – мы не будем сидеть, как петухи на заборе. Нам предстоит встретиться с ними глазами, а это значит, что придется смотреть снизу вверх. Потому что они длиннее нас! Они – гиганты. Это вас страшит? Да?
– Нет! – рявкнули они в один голос. – Нет! Нет! Нет!
– Нет! – эхом повторил Марий. – А почему? Потому что мы римские легионы. Мы следуем за серебряными орлами на смерть или на славу! Римляне – лучшие солдаты в мире! А вы – солдаты Гая Мария – лучшие солдаты Рима!
Они приветствовали его, и казалось, этому не будет конца. Их распирала гордость, слезы текли по лицам. Каждой своей клеточкой они были готовы сразиться.
– Отлично! Мы преодолеваем стену и начинаем упорный бой. Иного способа победить в этой войне нет. Надо поставить на колени этих сумасшедших дикарей. Будет бой! Он будет длиться, пока каждый дикарь не будет сбит со своих гигантских ног! – Гай Марий повернулся туда, где стояли шесть человек в львиных шкурах поверх доспехов (клыкастые пасти надеты на шлемы, когти лап сцеплены на одетой в кирасу груди). Они стояли, держа древки штандартов. Шесть серебряных орлов с распростертыми крыльями. – Вот они, ваши серебряные орлы! Эмблемы храбрости! Эмблемы Рима! Эмблемы моих легионов! Следуйте за орлами во славу Рима!
Даже в апогее такого восторга соблюдалась дисциплина. В полном порядке, не торопясь, шесть легионов Мария вышли из лагеря, спустились по склону, развернувшись, чтобы защитить свои фланги, поскольку место не подходило для кавалерии. Построившись серпом, они предстали перед германцами. Те начали требовать от Тевтобода сражения при первой же демонстрации презрения римлян по отношению к мертвым амбронам. Тевтоны перешли брод и бросились на легионеров, которые даже не шелохнулись. Первые ряды германцев пали от пик, брошенных с удивительной точностью, ибо солдаты Мария готовились к этому дню два года.
Сражение было долгим и утомительным, но ряды римлян были непробиваемы, и никто не мог вырвать серебряных орлов из рук аквилиферов. Тела германцев все нагромождались, присоединяясь к телам амбронов. Но враги прибывали и прибывали, переходя брод, чтобы заменить павших, пока Маний Аквилий и его три тысячи солдат не зашли к ним в тыл и не уничтожили.
К середине дня тевтонов больше не было. Вдохновленные военными традициями Рима, ведомые великолепным полководцем, тридцать семь тысяч хорошо обученных и хорошо вооруженных римских легионеров вписали в военную историю Рима славные страницы. В двух сражениях при Аквах-Секстиевых они разбили свыше ста тысяч германских воинов. Восемьдесят тысяч трупов прибавились к тридцати тысячам амбронов вдоль реки Арс. Очень немногие тевтоны остались в живых, предпочитая гордо умереть с незапятнанной честью. Среди павших был и Тевтобод. А победителям достались трофеи, несколько тысяч женщин и детей, семнадцать тысяч пленных воинов. Когда из Массилии нагрянули работорговцы, Марий передал вырученные за пленников деньги своим солдатам и офицерам, хотя по традиции выручка от продажи пленных принадлежала исключительно полководцу.
– Деньги мне не нужны, а они честно заработали их, – сказал он и усмехнулся, вспомнив ту колоссальную сумму, которую массилийцы потребовали у Марка Аврелия Котты за судно, на котором он должен был доставить в Рим известие о событиях под Аравсионом. – Я так понимаю, что власти Массилии послали нам выражение признательности за спасение их честного города. Я отправлю им счет.
Он вручил Манию Аквилию свой отчет для сената и послал его в Рим.
– Доставь отчет и баллотируйся в консулы. Только не откладывай, – напутствовал Гай Марий.
Маний Аквилий не стал ничего откладывать. За семь дней он доехал по суше до Рима. Письмо было передано младшему консулу Квинту Лутацию Катулу Цезарю, чтобы тот огласил его на собрании сената. Сам Маний Аквилий отказался что-либо сообщить.
Я, Гай Марий, старший консул, считаю своим долгом сообщить сенату и народу Рима, что сегодня в бою при Аквах-Секстиевых, в римской провинции Заальпийская Галлия, легионы под моим командованием разбили всех германских тевтонов. Убито германцев – сто тринадцать тысяч, пленных – семнадцать тысяч мужчин, сто тридцать тысяч женщин и детей. Взято тридцать две тысячи повозок, сорок одна тысяча лошадей, двести тысяч скота. Я издал указ о том, что все трофеи, включая деньги от продажи пленных, должны быть поровну разделены между моими воинами. Да славится Рим!
Весь Рим точно с ума сошел от радости. На улицах плакали, танцевали, кричали, обнимались – все, от рабов до самых великих. И Гая Мария, в его отсутствие, снова выбрали старшим консулом на следующий год, а Мания Аквилия – младшим консулом. Сенат объявил трехдневный праздник в честь Гая Мария, а народ прибавил еще два дня.
– Сулла намекал на это, – заметил Катул Цезарь Метеллу Нумидийскому, после того как шумиха улеглась.
– Ого! А ты не любишь нашего Луция Корнелия! Так на что он намекал, этот Сулла?
– Он что-то толковал о том, что самое высокое дерево в мире никто не сможет срубить. Везет Гаю Марию. Я не мог убедить свою армию идти в бой, а он побеждает целый народ и при этом почти не несет потерь, – мрачно произнес Катул Цезарь.
– Ему всегда везло, – согласился с ним Метелл Нумидийский.
– Везет, и ничего больше? – решительно прервал их Публий Рутилий Руф, слышавший их разговор. – Отдайте же человеку должное, когда он заслуживает это!
Рутилий Руф писал Гаю Марию:
После этих моих слов им нечего было сказать. Как тебе хорошо известно, не нравится мне, что ты уже который год не слезаешь с консульского кресла. Да и некоторым из твоих более агрессивных друзей – тоже. Но признаюсь, мне становится противно, когда я вижу зависть и злобу в людях, которые должны бы быть выше этого. Эзоп очень остроумно охарактеризовал их: «Зелен виноград!» «Удача»! Человек сам кузнец своей удачи. Мне хочется плюнуть, когда я слышу, как они принижают твою превосходную победу.
Ну, довольно об этом, иначе меня хватит удар. Кстати, о твоих агрессивных друзьях. Гай Сервилий Главция, избранный народным трибуном восемь дней назад, уже организует небольшой штормик на Форуме. Он созвал свое первое собрание, чтобы обсудить новый закон, который предлагает обнародовать. Его намерение – перечеркнуть работу героя Толозы Квинта Сервилия Цепиона, да продлится его ссылка в Смирну вечно! Не нравится мне этот человек. И никогда не нравился! Главция намерен вернуть в компетенцию всадников суд за вымогательство. Отныне – если закон пройдет, на что я надеюсь, – государство сможет предъявлять иск о возмещении ущерба или о возврате присвоенного имущества или присвоенных денег. Итак, если прежде жадный наместник мог отписать свои незаконные доходы своей тете Лиции, или папе своей жены Луцию Тиддлипуссу, или даже своему сыну, то по новому закону Главции тетя Лиция, Луций Тиддлипусс и сын должны будут все вернуть.
Я считаю, что закон справедливый, но куда ведут подобные законодательные инициативы, Гай Марий? Это дает государству слишком много власти, не говоря уже о том, что оно дает ему слишком много денег. Это порождает демагогов и бюрократов! Существует огромный стимул для занятия политикой – возможность обогатиться. И это нормально. Все ведь люди. Это простительно. Это можно понять. Вот за кем надо следить, так это за теми, кто идет в политику, желая изменить мир. Они-то и наносят р