– Потом не говори, что я тебя не предупреждал, – сказал Сулла.
Ко второй половине квинтилия кимвры собрались в долине у подножия Западных Альп, на Рыжих полях, недалеко от небольшого города Верцеллы.
– Почему здесь? – спросил Марий Квинта Сертория, который то смешивался с кимврами, то покидал их, пока они уходили на запад.
– Если бы я знал, Гай Марий! Мне никогда не удавалось попасть в окружение Бойорикса. Кимвры, кажется, думают, что они возвращаются домой, в Германию, но два знакомых вождя считают, что Бойорикс все еще намерен двигаться на юг.
– Тогда он слишком далеко зашел на запад, – заметил Сулла.
– Мои приятели полагают, что он пытается успокоить людей, заставив их верить, будто скоро они перейдут Альпы и возвратятся в Косматую Галлию, а на будущий год уже будут дома, на Херсонесе Кимврийском. Но Бойорикс собирается держать их в Италийской Галлии достаточно долго, пока не закроются альпийские перевалы. Тогда он поставит их перед выбором: остаться в Италийской Галлии и голодать всю зиму или вторгнуться в Италию.
– Это очень хитрый маневр для варвара, – скептически заметил Марий.
– Вторгнуться в Италийскую Галлию трезубцем – тоже не похоже на стратегию варвара, – напомнил ему Сулла.
– Они как стервятники, – вдруг сказал Серторий.
– Почему? – нахмурился Марий.
– Они обгладывают кости дочиста, Гай Марий. Поэтому они и кочуют с места на место, мне кажется. Или, может быть, их лучше сравнить с саранчой. Они съедают все, что попадается на глаза, а потом летят в другое место. Эдуям и амбаррам понадобится лет двадцать, чтобы восстановить разрушения после того, как германцы погостили у них четыре года. Да и атуатуки выглядели довольно бледно, когда я уезжал оттуда.
– Тогда как же германцам удалось оставаться на своих родных землях так долго? – спросил Марий.
– Во-первых, их было меньше. У кимвров был огромный полуостров, у тевтонов – вся земля к югу от полуострова, тигурины обитали в Гельвеции, херуски – вдоль реки Визургис в Германии, а маркоманны – в Боигеме, – объяснил Серторий.
– Климат другой, – сказал Сулла, когда Серторий замолчал. – К северу от Рена дожди идут круглый год. Поэтому трава растет очень быстро, она сочная, сладкая, нежная. И зимы не морозные. Даже в глухую зимнюю пору у них больше дождя, чем снега и льда. Поэтому они могут ничего не выращивать, а только пасти скот. Не думаю, что германцы живут так, потому что таковы по природе. Это их земля диктует им образ жизни.
Марий посмотрел исподлобья:
– Значит, ты считаешь, если, например, они достаточно долго проживут в Италии, то научатся земледелию?
– Без сомнения, – ответил Сулла.
– Тогда нам лучше этим летом вступить с ними в последнее сражение и покончить – и с войной, и с ними. Почти пятнадцать лет Рим живет под нависшей над ним тенью германцев. Я не смогу засыпать спокойно, если моя последняя мысль перед сном будет о полумиллионе германцев, бродящих по Европе в поисках Элизиума, который они оставили где-то к северу от Рена. Миграция германцев должна быть окончательно остановлена. И единственный способ это сделать – оружием.
– Согласен, – сказал Сулла.
– Я тоже, – кивнул Серторий.
– У тебя есть где-нибудь ребенок от кимврийки? – спросил Марий Сертория.
– Есть.
– Ты знаешь где?
– Да.
– Хорошо. После того как все закончится, можешь отвезти ребенка и мать куда захочешь, даже в Рим.
– Спасибо, Гай Марий. Я отошлю их в Ближнюю Испанию, – улыбнулся Серторий.
– В Испанию? – удивился Марий. – Почему в Испанию?
– Мне там понравилось, когда я учился быть варваром. Племя, в котором я жил, присмотрит за моей германской семьей.
– Хорошо! А теперь, друзья, посмотрим, как нам навязать кимврам сражение.
И Марий решился на сражение. Был назначен день – последний день квинтилия. Он был назначен официально, на встрече Мария и Бойорикса. Ибо Марий был не единственным, кому надоели годы нерешительности. Бойорикс тоже желал, чтобы это поскорее закончилось.
– Победителю достанется Италия, – сказал Бойорикс.
– Победителю достанется весь мир, – уточнил Марий.
Как и при Аквах-Секстиевых, Марий сражался пехотой. Его малочисленная кавалерия защищала два массивных крыла пехоты. Они состояли из его собственных войск, которые находились в Заальпийской Галлии. Между ними Марий поставил Катула Цезаря и его двадцать четыре тысячи еще не очень опытных легионеров. Ветераны на флангах будут их поддерживать, вселять в них уверенность. Сам Марий командовал левым крылом, Сулла – правым, а Катул Цезарь – центром.
Сражение начала пятнадцатитысячная кавалерия кимвров, великолепно одетая и вооруженная, на огромных северных конях, а не на маленьких галльских лошадках. На каждом великане-варваре – высокий шлем в виде головы мифического чудовища с раскрытой пастью и огромными прямыми перьями по бокам, что еще больше увеличивало рост всадника. Грудь прикрыта железной пластиной, на руке – круглый белый щит. Вооружение германцев составляли длинные мечи и тяжелые копья.
Всадники ехали по четверо в ряд, растянувшись почти на четыре мили. За ними шла пехота. Когда они бросились в атаку, то повернули вдруг вправо и увлекли за собой римлян. Они старались потеснить римлян как можно ближе к их левому флангу, чтобы пехота кимвров могла обойти фланг Суллы и напасть на римлян сзади.
Легионы так стремились схватиться с врагом, что план германцев почти удался. Тогда Марий остановил свои войска и принял главный удар кавалерии на себя, предоставив Сулле отбить первую атаку пехоты кимвров. Катул Цезарь в центре сражался и с теми и с другими.
Подготовленность, натренированность римлян, их хитрость дали возможность римлянам победить при Верцеллах. Марий начал сражение до полудня, и таким образом войска его были обращены лицом на запад. Утреннее солнце светило в глаза кимврам, которым это, разумеется, мешало. Привыкшие к более прохладному климату и позавтракав, как обычно, очень плотно – мясом, они сражались с римлянами под безоблачным небом и в удушающей пыли. Для легионеров такое неудобство было мелочью, но германцы чувствовали себя как в раскаленной печке. Они падали тысячами. От жары у них пересыхало в горле, снаряжение горело на теле, точно пропитанная ядом рубашка Геркулеса. Шлемы раскалились, мечи сделались неподъемными.
К полудню войска кимвров уже не было. Восемьдесят тысяч их пали на поле боя, включая и Бойорикса. Остальные убежали к повозкам – предупредить женщин и детей и перевезти все, что можно, через Альпы. Но пятьдесят тысяч повозок нельзя увезти быстро. Да и полмиллиона голов скота и лошадей собрать за час-два невозможно. Те, кто находился ближе всех к альпийским перевалам, спаслись. Остальным не удалось. Многие женщины, отвергая самую мысль о плене, убивали себя и детей, а некоторые даже разили убегавших воинов. И все равно после этой битвы в рабство были проданы шестьдесят тысяч женщин и детей и двадцать тысяч воинов.
Тем, кто ушел в Заальпийскую Галлию через Лугдунский проход, пришлось иметь дело с кельтами. Аллоброги с большим удовольствием атаковали разбитых германцев. Может быть, тысячи две кимвров наконец воссоединились с теми шестью тысячами воинов, что оставались среди атуатуков. И там, где в реку Моза впадал Сабис, последние остатки великого кочевья осели навсегда и со временем стали называть себя атуатуками. Только огромные богатства их предков напоминали им о том, что некогда они были грозным германским племенем, насчитывающим более семисот пятидесяти тысяч человек. Но сокровищами они больше не распоряжались, лишь охраняли их от римлян.
На совет, который Марий созвал после битвы при Верцеллах, Катул Цезарь явился готовый к новой войне, но другого рода. И… нашел Мария смягчившимся, любезным, желавшим исполнить любую его просьбу.
– Дорогой мой, конечно, ты получишь свою долю триумфа! – сказал Марий, хлопнув его по спине. – Забирай две трети добычи! В конце концов, мои люди уже получили свое после Акв-Секстиевых, а я вдобавок раздал им деньги от продажи пленных. Поэтому они закончили кампанию богаче твоих людей – разве что ты тоже отдашь им свою выручку за рабов… Нет? Ну, это же понятно, дорогой мой Квинт Лутаций! – Марий сунул ему в руки блюдо с едой. – Дорогой мой, я и не думал приписывать себе всю заслугу! Зачем? Ведь твои солдаты боролись так же умело и с таким же энтузиазмом! – сказал Марий, забирая у него блюдо с едой и заменив его кубком с вином. – Садись, садись! Сегодня великий день! Я не смогу уснуть!
– Бойорикс мертв, – удовлетворенно улыбался Сулла. – Все закончилось, Гай Марий. Определенно закончилось.
– А что твоя женщина с ребенком, Квинт Серторий? – спросил Марий.
– В безопасности.
– Хорошо. Очень хорошо! – Марий оглядел всех присутствующих в командирской палатке. Казалось, даже его брови ликовали. – И кто хочет доставить известие в Рим? – поинтересовался он.
Ответили десятка два голосов. Еще больше промолчали, но лица говорили красноречивее слов. Марий оглядел всех по очереди, и, конечно же, его взгляд остановился на том, кого он выбрал уже давно.
– Гай Юлий, ты выполнишь это поручение. Ты мой квестор, но у меня есть большие основания послать именно тебя. Ты часть нас, высшего командования. Мы должны остаться в Италийской Галлии, пока все не уляжется. Но ты к тому же шурин Луция Корнелия и мой. В наших детях течет и твоя кровь. А Квинт Лутаций – один из Юлиев Цезарей по рождению. Так что очень хорошо, что один из Юлиев Цезарей доставит в Рим весть о победе. – Он повернулся к присутствующим. – Это справедливо? – спросил он.
– Справедливо! – ответили все хором.
– Какой чудесный способ войти в сенат! – воскликнула Аврелия, не в силах отвести глаз от лица Цезаря. Как он загорел, совсем стал мужчиной. – Теперь я рада, что цензоры не приняли тебя до службы у Гая Мария.
Он все еще находился в приподнятом настроении, все еще переживал те славные мгновения, когда сенат воспринял известие. Письмо Мария – из рук в руки, от Цезаря к принцепсу… Угрозы германцев больше не существует! Аплодисменты, крики… Сенаторы танцевали, сенаторы плакали. И Гай Сервилий Главция, глава коллегии народных трибунов, побежал, подхватив свою тогу, из курии к Фору