– Мне здесь нравится. Так что нам лучше начать переговоры.
– Я хочу, чтобы вы все убрались отсюда.
– Послушай, госпожа, у меня ведь тоже есть некоторые права. Люди из этой таверны являются хранителями алтаря на перекрестке. На вполне законном основании. Ты, видимо, решила: раз все в Риме твои кузены, значит и государство – твоя собственность? Если мы уедем, помещение займут другие, ведь так? Эта религиозная коллегия на перекрестке, госпожа, вполне официальная, ее зарегистрировали в преторских списках. Раскрою, так и быть, маленькую тайну. – Он опять наклонился к ней. – Все мы, братья перекрестка, – волки! – Он резко вытянул шею, как черепаха из-под панциря. – А теперь, полагаю, можно прийти к соглашению, госпожа. Мы будем соблюдать здесь чистоту, слегка подкрасим стены, с наступлением темноты будем ходить только на цыпочках. Станем даже помогать старушкам переходить через дренажные и сточные канавы, прекратим вымогательство в округе – словом, превратимся в истинных столпов общества! Как тебе это нравится?
Как ни старалась Аврелия подавить улыбку, она все равно появилась в уголках губ.
– Знакомое зло всегда лучше, так ведь, Луций Декумий?
– Намного лучше! – тепло отозвался он.
– Не могу сказать, что хочу вновь пройти через это с другими. Очень хорошо, Луций Декумий. Даю тебе срок – полгода.
Аврелия встала и направилась к двери, Луций Декумий пошел за ней.
– Но даже мысли не допускай, что у меня духу не хватит отделаться от вас, – сказала она, выходя из таверны.
Луций Декумий шел с ней по улице Патрициев, легко освобождая для нее дорогу сквозь толпу.
– Уверяю, госпожа, мы будем истыми столпами общества!
– Но это очень трудно сделать без значительных средств, к которым вы привыкли, – заметила Аврелия.
– Это ничего! – оживленно отозвался Луций Декумий. – Рим ведь большой! Мы просто перенесем сферу нашей деятельности подальше, чтобы не беспокоить тебя. Виминал, крепостной вал, болота – множество мест… Не забивай свою прелестную головку проблемой Луция Декумия и его братьев священного перекрестка. С нами все будет хорошо.
– Это не ответ! Какая разница, кого вы терроризируете – нас или каких-то других людей в другом месте?
– Чего не видит глаз, не слышит ухо, о том и сердце не болит, – произнес он, искренне удивляясь ее упрямству. – Ведь это так, госпожа.
Тем временем они добрались до ее двери. Аврелия остановилась и посмотрела на него с сожалением:
– Уверена, что ты сделаешь все по-своему, Луций Декумий. Но чтобы я никогда так и не узнала, куда вы перенесли свои дела!
– Это будет секретом, госпожа, клянусь! Слеп, глух, нем! – Он протянул руку, чтобы постучать в дверь, которую подозрительно быстро открыл управляющий. – А-а, Евтих, что-то я уже несколько дней не видел тебя в братстве, – ласково обратился к нему Луций Декумий. – Следующий раз, когда госпожа даст тебе выходной, жду тебя у нас в коллегии. Мы там будем чистить все и слегка подкрасим, чтобы доставить удовольствие госпоже. Надлежит угождать свояченице Гая Мария, так?
Евтих выглядел совсем несчастным.
– Конечно, – пробормотал он.
– А ведь ты кое-что утаиваешь от нас… Почему ты не сказал нам, кто твоя госпожа? – шелковым голосом осведомился Луций Декумий.
– За эти годы у тебя было время заметить, Луций Декумий, что я вообще никогда не говорю о своей семье, – важно ответил Евтих.
– Несносные греки, все они одинаковы! – Луций Декумий тряхнул прямыми каштановыми волосами. – Доброго тебе дня, госпожа. Очень рад был познакомиться. Если наше братство сможет в чем-то помочь, только скажи.
Когда дверь закрылась, Аврелия с каменным лицом обратилась к управляющему:
– Что ты хочешь мне сообщить?
– Госпожа, мне следовало быть среди них! – запричитал он. – Я управляющий домовладельцев, они не посмели бы меня не принять!
– Ты понимаешь, Евтих, что за это я могу приказать выпороть тебя? – ровным голосом произнесла Аврелия.
– Да, – прошептал он.
– Порка – установленное наказание, не так ли?
– Да, – снова прошептал он.
– Тогда тебе повезло, что я жена своего мужа и дочь своего отца. Незадолго до смерти мой свекор Гай Юлий сказал, что никогда не мог понять, как семья может жить в одном доме с людьми, которых подвергают порке, будь это дети или рабы. Однако существуют другие способы наказать за нелояльность и наглое поведение. Не думай, что я не готова понести убытки, продав тебя с плохой рекомендацией. Ты хорошо знаешь, что это означает. Вместо цены в десять тысяч денариев тебя продадут за тысячу сестерциев. И твой новый хозяин немилосердно будет пороть тебя, потому что тебя продали ему за бесценок как плохого раба.
– Я знаю, госпожа.
– Хорошо! Продолжай оставаться членом братства – я понимаю твое затруднительное положение. Хвалю тебя за благоразумие относительно нас. – Она хотела было уйти, но остановилась. – Этот Луций Декумий… чем он занимается?
– Он квартальный начальник, возглавляет нашу коллегию, – сказал Евтих, чувствуя себя еще более неловко.
– Ты что-то утаиваешь.
– Нет-нет!
– Ну-ка, выкладывай мне все!
– Но, госпожа, это лишь слухи. Никто не знает правды, понимаешь? Слышали, будто он это сам говорил. Хотя это могло быть просто хвастовством. Или просто чтобы напугать нас.
– Так что он говорил?
Управляющий побледнел:
– Он говорит, что он убийца.
– Убийца! И кого же он убил?
– Мне кажется, он имеет в виду того нумидийца, которого несколько лет назад зарезали на Римском форуме.
– Чудеса, да и только! – молвила Аврелия и ушла посмотреть, чем заняты ее дети.
– Ее, наверное, как-то по-другому делали, – только и сказал Евтих Кардиксе.
Огромная галльская служанка протянула ручищу и придавила плечо красавчика-управляющего, как кошка прижимает лапой хвост мыши.
– Действительно, делали ее по-другому, – произнесла она, дружески тряхнув Евтиха. – Поэтому мы все должны присматривать за ней.
Вскоре после этого Гай Юлий Цезарь прибыл домой из Италийской Галлии с донесением Мария из Верцелл. Он просто постучал в дверь, и управляющий впустил его, помог внести вещи. И Цезарь отправился искать жену.
Аврелия была в дворовом саду – надевала на зреющие гроздья винограда маленькие кисейные мешочки. Услышав за спиной шаги, она даже не обернулась.
– Никогда бы не подумала, что в Субуре так много птиц, – проговорила она, не оборачиваясь. – Но в этом году я намерена поесть винограда. Посмотрю, помогут ли эти мешочки.
– Я тоже очень хочу попробовать винограда, – сказал Цезарь.
Она резко обернулась, мешочки посыпались на землю.
– Гай Юлий!
Он протянул к ней руки. Она упала в его объятия. Никогда поцелуй не был таким нежным. А потом еще, еще, еще… Гром аплодисментов вернул их к действительности. Цезарь взглянул наверх, увидел, что на балконы высыпали все жильцы, и помахал им рукой.
– Большая победа! – крикнул он. – Гай Марий уничтожил германцев! Рим не должен больше их бояться!
Оставив жильцов радоваться и распространять новость по всей Субуре, прежде чем узнает об этом сенат и народ Рима, Цезарь обнял Аврелию за плечи и прошел с ней в узкий коридор между гостиной и кухней. Кругом все было аккуратно, чисто, изящно и недорого отделано. Повсюду вазы с цветами. «Аврелия – прекрасная хозяйка», – удивленно думал Цезарь.
– Мне немедленно надо увидеть Марка Эмилия Скавра. Но я не собирался идти в его дом, пока не посещу свой. До чего хорошо дома!
– Это замечательно, – сказала она, дрожа всем телом.
– Будет еще чудеснее ночью, жена, когда мы начнем делать нашего первого мальчика! – Он снова поцеловал ее. – О, как же я тосковал по тебе! Воистину, ни одна женщина с тобой не сравнится. А ванну можно принять?
– Я видела, как Кардикса побежала туда минуту назад, так что ванна уже наполняется. – Аврелия, вздохнув от удовольствия, прильнула к его груди.
– И как это тебе не тяжело следить за домом, воспитывать наших девочек и вообще присматривать за всем этим местом? Я знаю, ты всегда говоришь мне, что агенты берут слишком большие комиссионные, но…
– Ничего, Гай Юлий! Этот дом в полном порядке, а наши жильцы лучше всех, – твердо сказала она. – Я даже справилась с небольшой трудностью – таверной у перекрестка. Теперь это очень спокойное и чистое место. – Она засмеялась, радуясь тому, что так легко упомянула об этом. – Ты не представляешь, как все стараются помочь, как сразу хорошо себя ведут, едва узнают, что я свояченица Гая Мария!
– Сколько цветов! – заметил Цезарь.
– Правда, красивые? Я получаю их через каждые четыре-пять дней.
Он прижал ее к себе:
– Так у меня появился соперник?
– Не думаю, что тебя это будет беспокоить, когда ты познакомишься с ним. Его зовут Луций Декумий. Он убийца.
– Кто?!
– Нет, любимый, я шучу, – успокоила она его. – Это он говорит, будто он убийца. Подозреваю – для поддержания своей власти над братьями. Он квартальный начальник.
– Где он достает цветы?
Она тихо засмеялась:
– Дареному коню в зубы не смотрят. В Субуре все по-другому.
Публий Рутилий Руф информировал Гая Мария о событиях в Риме, произошедших сразу после того, как Цезарь доставил сообщение о победе.
В здешнем воздухе чувствуется что-то отвратительное, главным образом из-за того, что тебе удалось уничтожить германцев, а народ Рима настолько тебе благодарен, что, выставь ты снова свою кандидатуру на должность консула, тебя бы вновь избрали. Но у всех высокородных на устах слово «диктатор», и граждане первого класса уже начинают вторить им. Я, конечно, знаю, что у тебя в клиентах ходят много влиятельных всадников и есть друзья среди граждан первого класса. Но ты должен понять: политическая структура Рима и все его традиции предназначены для того, чтобы подавлять желающих возвыситься над людьми высшего общества. Единственный допустимый Первый – это первый среди равных. После пяти сроков консульства, когда три из них были получены в твое отсутствие, становится слишком понятно, что ты возвышаешься над твоей так называемой ровней. Скавр, конечно, возмущается, но с ним-то ты договоришься, если потребуется. Нет, настоящее дерьмо на дне праздничного пунша – наш с тобой друг Свин, умело поддерживаемый своим сынком-заикой Свиненком.