Разве Зевс снизойдет в образе золотого дождя, чтобы скрасить долгое заточение Ливии Друзы в Риме сегодняшнем? Разве явится к ней, в эту маленькую темную комнатку, Дионис – на колеснице, запряженной леопардами? Разве натянет Одиссей тетиву своего огромного лука и сразит одной стрелой и ее брата, и Цепиона Младшего? Нет! Конечно нет! Все они жили больше тысячи лет назад, если вообще существовали где-либо, кроме как в нетленных стихах поэта.
Каким-то образом она внушила себе мысль, что рыжеволосый герой с балкона дома Агенобарбов узнает о ее заточении, выломает решетку в стене, ворвется в дом и унесет, чтобы жить с ней на каком-нибудь заколдованном острове посреди моря. Герой виделся ей высоким, похожим на Одиссея, хитроумным и смелым. Что ему крепкие стены дома Друзов, узнай он, что там держат в плену красавицу!
Но этой ночью все было не так. С сегодняшнего вечера началось настоящее тюремное заключение, которому не предвидится счастливого конца, волшебного освобождения. Кто знал о ее заточении, кроме брата и слуг? А кто из слуг из жалости к ней пересилит страх перед Друзом и ослушается его? Он не был жестоким, это она хорошо понимала. Но он привык, что ему подчиняются. Младшая сестра была для него таким же подвластным существом, как его рабы или собаки, которых он держал в охотничьем домике в Умбрии. Его слово должно было быть законом. Его желания – приказом. Желания какой-то там младшей сестры не принимались в расчет и потому существовали только в ее мечтах.
Ливия почувствовала, как у нее защекотало в глазах, как горячий щекочущий след протянулся по щеке. Что-то капнуло ей на ладонь. Капли зачастили, словно короткий летний дождик, все быстрее и быстрее. Ливия Друза рыдала. Сердце ее было разбито. Она раскачивалась взад-вперед, вытирала лицо и снова заливала его слезами. Она плакала долго – одна в океане уныния, узница прихотей брата и своего нежелания выполнять его волю.
Но когда управляющий пришел отпереть ее дверь и осветил зловонную темноту ее спальни слепящим светом своей лампы, она сидела на краю кровати, тихая, с сухими глазами. Она поднялась и первой вышла из комнаты. Она шла впереди управляющего через огромный атрий в кабинет брата.
– Ну? – спросил Друз.
– Я выйду замуж за Квинта Сервилия.
– Хорошо. Но я требую от тебя еще одного, Ливия Друза.
– Попытаюсь во всем угодить тебе, Марк Ливий, – сказала она спокойно.
– Хорошо. – Он щелкнул пальцами, тут же появился управляющий. – Принеси в гостиную госпожи Ливии Друзы горячего медового вина и медовых лепешек. И пусть служанка приготовит ванну.
– Спасибо, – равнодушно произнесла она.
– Мне доставляет истинное удовольствие приносить тебе радость, Ливия Друза, когда ты ведешь себя, как подобает достойной римлянке, и делаешь то, чего от тебя хотят. Я надеюсь, что ты будешь вести себя с Квинтом Сервилием как молодая женщина, которая рада замужеству. Ты покажешь ему, что ты довольна, и будешь оказывать ему уважение, почтение, интерес и участие. Никогда – даже наедине в спальне, когда вы поженитесь, – ты не намекнешь ему, что он не такой муж, какого ты выбрала бы сама. Ты поняла? – сурово спросил он.
– Поняла, Марк Ливий.
– Иди за мной.
Он привел ее в атрий, где огромный прямоугольник в крыше начал бледнеть, сменяясь жемчужным светом – призрачнее света ламп, но все красивей. В стене был алтарь для поклонения богам – хранителям домашнего очага – ларам и пенатам, по обеим сторонам которого стояли искусно расписанные миниатюрные храмы, где хранились восковые маски знаменитых мужей семьи Ливиев Друзов, начиная с умершего отца-цензора и далее, в глубь веков, к самым истокам рода. Здесь Марк Ливий Друз заставил сестру дать ужасную клятву римским богам, не имевшим ни статуй, ни мифов, ни обличья, – богам, которые были олицетворением внутренних качеств человека, а не божественными мужчинами и женщинами. Под страхом их гнева она поклялась быть нежной и любящей женой Квинту Сервилию Цепиону Младшему.
Когда дело было сделано, он отпустил сестру в комнату, где ее ждали горячее медовое вино и медовые лепешки. Она выпила немного вина и почувствовала облегчение, но горло ее сжалось от одной мысли, что ей надо проглотить лепешку, поэтому она отложила их в сторону, с улыбкой глядя на служанку.
– Я хочу принять ванну, – сказала она.
В этот день Квинт Сервилий и его сестра Сервилия пришли на обед к Марку Ливию Друзу и его сестре Ливии Друзе. Это был милый квартет, строивший планы о двойной свадьбе. Ливия Друза сдержала клятву и благодарила небеса за то, что семья их славилась неулыбчивостью: никому не казалось странным, что она хранит чрезмерную суровость, – все Друзы таковы. Тихим голосом она разговаривала с Цепионом, в то время как ее брат занимал Сервилию. Постепенно страхи Цепиона рассеялись. И с чего он взял, будто не нравится Ливии Друзе? Возможно, она была утомлена после болезни, но с несомненным энтузиазмом приветствовала планы своего властного брата сыграть двойную свадьбу в начале мая, перед началом похода Гнея Маллия Максима через Альпы.
«Перед несчастливым периодом, говорит Друз. Но для меня любой период – несчастливый», – подумала Ливия. Однако вслух этого не сказала.
Публий Рутилий Руф писал Гаю Марию в июне, еще до того, как весть о захвате Югурты и об окончании войны в Африке достигла Рима:
У нас выдалась тяжелая зима и довольно напряженная весна. Германцы определенно пришли в движение. Они направляются на юг, в нашу провинцию по реке Родан. Мы получили срочные сообщения от наших галльских союзников эдуев. Их непрошеные гости, германцы, собираются двинуться дальше. А потом, в апреле, прибыл первый из посланцев эдуев с известием о том, что германцы опустошили их зернохранилища и загрузили хлебом свои повозки. Однако при этом они заявили, будто направляются в Испанию. И те в сенате, кто отрицает всякую возможность германской угрозы, быстро распространили эту информацию.
К счастью, Скавр не из их числа, и Гней Домиций Агенобарб тоже. Вскоре после того, как Гней Маллий и я вступили в должность консулов, в сенате образовалась влиятельная группировка, требующая набрать новую армию – на случай неожиданного нападения германцев, и Гней Маллий издал приказ собрать шесть новых легионов.
Рутилий Руф вдруг заметил, что напрягся, будто в ожидании гневной тирады Мария, и грустно улыбнулся. Затем продолжил письменную беседу с отсутствующим другом:
Да, я знаю, знаю! Попридержи свое негодование, Гай Марий, и, прежде чем топтать меня солдатским сапогом, позволь изложить до конца! Поделом бы! Это я должен был набирать новую армию и командовать ею. Я старший консул, у меня за плечами долгая и успешная военная карьера, и сейчас я даже наслаждаюсь некоторой славой, потому что мой учебник по военному искусству наконец-то вышел в свет. В то время как мой юный коллега, Гней Маллий, – совершенный новичок в этом деле.
А все твоя вина! Наша с тобой дружба известна всем, а твои враги в сенате проявят некоторую благосклонность к твоим сподвижникам не раньше, чем Рим падет под нашествием германцев. Таково мое скромное мнение.
И вот Метелл Свин встает и произносит пламенную речь, цель которой – доказать, что я слишком стар, чтобы возглавить армию, и что мои – о, несомненные! – способности будут использованы куда лучше, если я останусь в Риме. Сенаторы последовали за ним, как овцы за пастухом, который ведет их на живодерню, и приняли соответствующие законы. Почему я не боролся? О Гай Марий, ведь я – не ты! У меня нет ни твоей ненависти к ним, ни твоей феноменальной энергии. Поэтому я утешился, добившись, чтобы Гнею Маллию придали несколько по-настоящему опытных и способных легатов. Хотя бы это… У него имеется хорошая поддержка в лице Марка Аврелия Скавра. Да-да, я сказал «Аврелия», а не «Эмилия». Единственное, что у него общего с нашим уважаемым принцепсом, – это имя. Тем не менее я предполагаю, что военные таланты его выше, чем у Скавра. По крайней мере – ради Рима и ради Гнея Маллия! – я на это надеюсь.
Гней Маллий справился неплохо. К концу апреля, когда пришла весть о том, что германцы направляются на юг, Гней Маллий уже имел шесть легионов, состоящих исключительно из римских и латинских неимущих. Но затем прибыла новая делегация эдуев, и впервые сенат получил точные сведения о количестве наступающих германцев. О, много неожиданного и любопытного! Мы узнали, например, что варвары, которые убили Луция Кассия в Аквитании, – по нашим сведениям, их было около четверти миллиона, – составили бы только треть нынешнего полчища, если не меньше. Так, если верить нашим союзникам-эдуям, сейчас к галльскому побережью на Срединном море движется около восьмисот тысяч германских воинов, женщин и детей. Есть над чем поразмыслить, не правда ли?
Сенат разрешил Гнею Маллию набрать еще четыре легиона, чтобы увеличить его силы до десяти легионов, плюс пять тысяч конников. После этого весть о германцах облетела всю Италию, хотя сенат и пытался всех успокоить. Мы очень, очень встревожены. И особенно тем, что до сих пор не одержали над германцами ни одной победы. Со времен Карбона наша военная история стала историей поражений. А есть и такие (особенно много их среди простых людей), кто говорит, будто наше знаменитое изречение о том, что «шесть хороших римских легионов могут победить четверть миллиона недисциплинированных варваров», просто-напросто сенаторское говно. Да, Гай Марий, вся Италия в страхе! И не мне, во всяком случае, винить ее за это.
Мне кажется, из-за всеобщей паники несколько наших италийских союзников пересмотрели свою политику последних лет и добровольно пополнили отряды Гнея Маллия. Самниты прислали легион легковооруженной пехоты, а марсы – замечательный пехотный легион римского образца. Прибыл и легион из Умбрии, Этрурии и Пицена. Поэтому, можешь себе представить, наши полководцы теперь точно кот на рыбалке – самодовольны и самоуверенны. Из четырех дополнительных легионов три оплачиваются и содержатся италийскими союзниками.