Конечно, Марий был уязвлен, он начинал терять контроль за собой. Особенно когда Поросенок Метелл откровенно издевался над Марием, к собственному удовольствию и удовольствию своего папаши. Близящееся поражение на реке Мутул побудило и Рутилия Руфа, и Мария выступить с критикой. Марий заявил Метеллу, что лучшее средство выиграть войну с Нумидией – это взять в плен самого Югурту.
– Но как это сделать? – спросил Метелл. Чувствовалось, что после неудачи в первом сражении он готов прислушаться к совету.
– Хитростью, – сказал Рутилий Руф.
– Какой?
– Об этом думай сам, Квинт Цецилий, – отрезал Гай Марий.
Но вот теперь, когда все благополучно вернулись в Африку, и не знали, куда деваться скучными дождливыми днями, Метелл Свинячий Пятачок держал свои намерения в секрете. Лишь вступив в контакт с одним из приближенных Югурты, человеком по имени Набдальса, он вынужден был на беседу с ним пригласить и Мария.
– Зачем? – резко спросил Марий. – Сам, что ли, не можешь делать свою грязную работу, Квинт Цецилий?
– Поверь мне, Гай Марий, если бы только Публий Рутилий был здесь, мне бы не было нужды в тебе! – отрезал Метелл. – Но ты знаком с Югуртой лучше меня и, значит, лучше понимаешь ход мыслей нумидийца. Все, чего я хочу от тебя, – это чтобы ты сидел и наблюдал за этим Набдальсой, а потом сказал мне, что ты думаешь.
– Удивительно! Ты так доверяешь мне? Думаешь, я скажу тебе всю правду?
Метелл с изумлением поднял брови, не на шутку озадаченный.
– Ты здесь, Гай Марий, чтобы воевать против Нумидии. Почему бы тебе не сказать мне правду?
– Ну что же, зови этого малого, Квинт Цецилий. Постараюсь угодить тебе.
Марий знал кое-что о Набдальсе, хотя никогда не встречался с ним: тот был приверженцем принца Гауды – претендента на нумидийский престол, жившего почти по-королевски недалеко от Утики, в процветающем городе, который вырос на месте Старого Карфагена. Видимо, Набдальса был посланцем принца Гауды.
Метелл объяснил точно: чтобы решить вопрос о возведении Гауды на нумидийский престол, надо взять самого Югурту в плен. Думали ли принц Гауда – или Набдальса – как это сделать?
– С помощью Бомилкара, без сомнения, господин, – ответил Набдальса. Метелл посмотрел на него в упор:
– Бомилкара? Но он же для Югурты как брат!
– Сейчас между ними натянутые отношения, – объяснил Набдальса.
– Почему? – спросил Метелл.
– Из-за права наследования, господин. Бомилкар хочет быть назначен регентом на случай, если что-то произойдет с Югуртой, Югурта же – против.
– Регентом, не наследником?
– Бомилкар знает, что никогда не мог бы стать наследником, господин. У Югурты двое сыновей. Вот только они очень молоды…
Нахмурившись, Метелл попытался понять образ мышления чужого народа.
– Почему Югурта против? Я бы счел, что Бомилкар – идеальный вариант.
– Все дело в происхождении, господин. Бомилкар не является потомком царя Масиниссы. Он не принадлежит к царскому дому.
– Понимаю, – Метелл был немного смущен. – Ну, хорошо, тогда подумай, что ты можешь сделать, чтобы убедить Бомилкара в необходимости союза с Римом.
Он повернулся к Марию:
– Надо же! Можно подумать, что человек, чье происхождение не позволяет ему занять трон, вполне годится в регенты.
– В понятии Югурты – это заявка на убийство его сыновей, – объяснил Марий. – Потому что ведь как еще мог бы Бомилкар взойти на престол, если не уничтожив наследников Югурты и не основав новую династию?
Метелл снова обратился к Набдальсе:
– Благодарю тебя, высокородный Набдальса. Можешь идти.
Но Набдальса не собирался уходить.
– Господин, разреши мне просить об одном маленьком одолжении.
– Да? – отозвался Метелл нелюбезно.
– Принц Гауда очень хочет встретиться с тобой. Он удивлен, что ему ни разу еще не была предоставлена такая возможность. Твой срок наместничества в провинции Африка почти закончился, а принц Гауда все еще ожидает приглашения.
– Если он хочет встретиться, что же ему мешает?
– безучастно спросил Метелл.
– Квинт Цецилий, он не может придти просто так, – сказал Марий. – Ты должен послать ему официальное приглашение.
– А! Ну, если все дело в этом, приглашение я пошлю, – сказал Метелл, стараясь скрыть улыбку.
Приглашение последовало на следующий же день. Набдальса сам потрудился отнести его в Старый Карфаген, и принц Гауда явился на встречу с наместником.
Приятной эту встречу не назовешь. Едва ли когда-либо существовали два более разных человека, чем Гауда и Метелл. Слабый, болезненный и не очень-то веселый, Гауда вел себя так, как, по его мнению, пристало вести себя принцу. Метелл же считал – чересчур высокомерно. Узнав, что царственный гость из Старого Карфагена может явиться только по приглашению, Метелл вообразил, будто посетитель выкажет смирение, даже подобострастие. Где там! Гауда начал с того, что разгневался, когда Метелл не встал, дабы поприветствовать принца, и по окончании непродолжительной аудиенции гордо удалился.
– Я же из царской семьи! – жаловался потом Гауда Набдальсе.
– Все это знают, Ваше Высочество, – утешал его Набдальса. – Но у римлян странные понятия о царственности. Они относятся к ней без должного почтения. Тем паче, что они свергли своих царей много столетий назад, и с тех пор им неведома благодать царской власти.
– Мне наплевать, что они поклоняются всяким говнюкам! – воскликнул Гауда. – Я – законный сын своего отца, не то что этот ублюдок Югурта! И когда я появлюсь среди римлян, они должны встать, приветствуя меня! Должны мне кланяться! Должны ставить для меня трон! И еще – должны дать мне сто самых лучших своих солдат в качестве личной охраны.
– Верно, верно, – поддакивал Набдальса.
– Я встречусь с Гаем Марием. Думаю, Гай Марий вразумит Квинта Цецилия.
Всякий нумидиец знал о Гае Марии и о Публии Рутилий Руфе: Югурта распространял славу о них в те дни, когда он только что вернулся из Нумантии. Это с ним Югурта встречался во время своего недавнего визита в Рим.
– Хорошо бы повидать Гая Мария, – сказал Гауда и возвратился, полный благородного негодования, в Старый Карфаген, чтобы предаваться там размышлениям об обидах, нанесенных ему Метеллом от имени Рима. Тем временем Набдальса ненавязчиво пытался добиться аудиенции у Гая Мария.
– Сделаю, что смогу, – сказал Марий, тяжело вздохнув.
– Я буду очень признателен, Гай Марий, – с чувством произнес Набдальса.
Марий усмехнулся:
– Твой царственный господин велит тебе это?
Вместо ответа Набдальса выразительно взглянул на него.
– Беда в том, друг мой, что Квинт Цецилий считает, будто происходит из рода намного более знатного, чем любой нумидийский принц. Сомневаюсь, чтобы кто-либо – что уж говорить обо мне – смог его переубедить. Но попытаюсь. Потому что хочу, чтобы ты мог спокойно заняться поиском путей подхода к Бомилкару. Это куда важнее, чем раздоры между наместником и принцем, – сказал Марий.
– Сирийская пророчица предвещает падение семейства Цецилия Метелла, – задумчиво проговорил Набдальса.
– Сирийская пророчица?
– Женщина по имени Марфа, – пояснил Набдальса. – Принц Гауда отыскал ее в Старом Карфагене, где ее, вроде бы, высадил несколько лет назад один капитан, убежденный, что она навлекла проклятье на его корабль. Сначала к ней ходили только бедные, но теперь ее слава весьма распространилась, и принц Гауда взял ее ко двору. Она напророчила, что Гауда станет царем Нумидии после падения Югурты. Хотя это, сказала она, случится еще не так скоро.
– А насчет семейства Метеллов?
– Марфа сказала, что оно уже не на вершине власти. И оно умалится – и числом, и богатством. Их превзойдут другие семейства. В том числе – твое, господин.
– Я хочу встретиться с сирийской предсказательницей, – заявил Марий.
– Это можно устроить. Но вам придется отправиться в Старый Карфаген: она не покидает дома Гауды, – сказал Набдальса.
Чтобы встретиться с Марфой, сирийской предсказательницей, Гаю Марию пришлось вытерпеть свидание с принцем Гаудой. Марий покорно выслушал жалобы на Метелла и надавал обещаний, о возможности выполнить которые сам был невысокого мнения.
– Будьте уверены, Ваше Высочество, когда я смогу это сделать, я удостоверюсь, что с вами обходятся с уважением и почтительностью, к каким обязывает ваше происхождение, – заверил он, низко кланяясь – к удовольствию Гауды.
– Этот день настанет! – воскликнул Гауда, обнажая в улыбке гнилые зубы. – Марфа говорит, что вы будете первым человеком в Риме, и очень скоро. Поэтому, Гай Марий, я хочу стать вашим клиентом. Я прослежу, чтобы мои последователи в Римской Африканской провинции тоже сделались вашими клиентами. Более того, когда я стану королем Нумидии, вся Нумидия будет вашим клиентом.
Услышав это, Марий очень удивился: ему, всего лишь претору, предлагали таких клиентов, о которых даже Цецилий Метелл, вероятно, не мечтал! О да, обязательно нужно встретиться с этой Марфой.
Вскоре ему предоставили такую возможность: Марфа хотела видеть римлянина, Гауда проводил гостя в ее апартаменты, расположенные в вилле, которую он использовал в качестве временного дворца. Беглого взгляда было достаточно Марию, которого попросили подождать в гостиной: чтили ее действительно высоко, ибо жилище ее было сказочно – стены покрыты изысканнейшими фресками, полы выложены мозаикой, столь же прекрасной.
Она вошла. На ней было пурпурное одеяние – еще одно свидетельство почета, какого редко удостаивают лиц не царской крови. А она, конечно, была не царских кровей. Маленькая, сморщенная, костлявая старуха, провонявшая. Голову она – заподозрил Марий – не мыла, поди, несколько лет. На ее лице, изрытом морщинами, выделялся большой нос, тонкий и крючковатый, а глаза горели свирепым, гордым огнем и были полны восторженного внимания – куда там орлу. Ее груди свисали как два пустых чулка. Видно было, как они трясутся под тонкой пурпурной рубашкой – единственным ее прикрытием. Бедра она повязывала